1. Становление демократического большинства
Подобно книге Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек» (1991), опубликованная в 2002 году книга Джона Джудиса и Рэя Тиксейры «Становление демократического большинства» является тщательно продуманной работой, которая была неправильно истолкована как критиками, так и триумфалистами. Черновой вариант утверждения Джудиса и Тиксейры известен многим: ожидается, что в ближайшие годы демографические изменения — в частности, рост доли этнических меньшинств в общей численности населения — принесут Демократической партии в основном пользу. Но с момента победы Барака Обамы в 2008 году, многие из лидеров демократов интерпретировали это как своего рода самоисполняющееся пророчество, что поспособствовало обусловленной верным историческим выбором излишней самоуверенности, оставившей ошеломленных демократов среди развалин своих предвыборных надежд в 2016 году. Республиканцы одержали полную победу не только в Вашингтоне, так как и в правительствах штатов по всей стране они сейчас сильнее, чем когда-либо.
Что же произошло?
Понятие становления большинства, состоящего из этнических меньшинств, вызвало много противоречий. В дополнение к тому, что оно позволило демократам расширить пределы выработки прогрессивных политических решений — страна бы в любом случае скоро к ним приблизилась, — это помогло создать яростное недовольство среди неаккредитованных белых избирателей, которые (не совсем неточно) услышали заявление о том, что их взгляды и предпочтения больше значения не имеют. Также создалось впечатление, что одобрение Демократической партией высокого уровня иммиграции было не просто обычной политической преференцией, а частью стратегии, направленной на укрепление политического господства.
Растущее этническое многообразие Америки способно изменить нашу политику непредсказуемым образом. Избиратели из меньшинств будут, скорее всего, по-прежнему голосовать за демократов, в то время как белые избиратели начали переходить на сторону правой идеологии, и количество «белых» избирателей может увеличиться, когда азиаты и латиноамериканцы присоединятся к предыдущим волнам иммигрантов и вольются в американские массы. Джудис и Тиксейра не совсем неправы, утверждая, что этот процесс приведет к тому, что страна в целом сместиться влево, но «становление демократического большинства» как магической формулы, которая освободила бы партию от фактической необходимости заниматься политикой, было — по крайней мере, на время — подавлено восьмого ноября.
2. Консерватизм и неоконсерватизм
Руководство Республиканской партии могло выстроиться за ним после выборов, но можете не сомневаться: резкое повышение числа сторонников джексоновских принципов в 2016 году произошло за счет приверженцев идей Гамильтона и Вильсона консервативного крыла Республиканской партии. Трамп отмахнулся от последних, критикуя усилия по демократизации в Ираке и отказываясь перечислять тезисы, касающиеся России, которые были стандартной проблемой для кандидатов от Республиканской партии со времен Второй Мировой Войны. Против сторонников идей Гамильтона он выступил, сказав, что не будет урезать права людей на получение причитающихся им льгот, ограничит поставку предпринимателями дешевой рабочей силы за счет ограничения иммиграции и будет противодействовать не только будущим сделкам в рамках свободной торговли, но уже существующим благоприятным для корпораций соглашениям, таким как Североамериканская зона свободной торговли.
Неоконсерваторы, которые формировали значительную часть «Трампоненавистников», оказались отброшены; в распоряжении Трампа может оказаться большая армия, но он, как представляется, явно не заинтересован в ее использовании для продвижения американских ценностей. Многие неоконсерваторы, между тем, твердо верят в Америку как движимую идеями нацию. «Джексоновской всплеск» служит напоминанием о том, что многие американцы имеют более традиционную (хотя и гибкую) концепцию национального самосознания — «крови и почвы». В 2016 году неоконсерватизм обнаружил себя как группа не имеющих массовой поддержки экспертов и интеллектуалов. В контексте американской политики единственное, что может быть хуже отсутствия массовой поддержки населения, — это всеобщее понимание того, насколько эта поддержка на самом деле слаба. Похоже, что лучшим вариантом для неоконсерваторов будут перенастройка и перезапуск своего подхода.
Сторонники идей Гамильтона могут в конечном итоге найти способ объединиться с «джексоновцами» более эффективно, чем это сделают приверженцы Вильсона. Разумеется, компании Goldman Sachs больше, чем журналу Weekly Standard, повезет с устройством сотрудников в администрацию Трампа. Учитывая, что для демократов победа Трампа стала шоком, вряд ли было она была менее травматична и для номенклатуры республиканцев, у которых он украл партию.
3. Бюрократия, институты власти и верховенство права
Победа Дональда Трампа является последним проявлением очевидной мировой тенденции: Виктор Орбан в Венгрии, Реджеп Тайип Эрдоган в Турции, Владимир Путин в России и Си Цзиньпин в Китае все выиграли от растущего желания людей видеть как видные деятели берут под контроль кажущийся все более хаотичным мир.
Китай после правления Мао Цзэдуна преуменьшил значение того самого курса на единственного лидера, который сделал Великого Кормчего столь могущественным, и пытался заключить коммунистический режим внутри институтов власти. Сдерживая демократию, Партия стремилась к укреплению верховенства права и поощрению появления гражданского общества. Большой свободой пользовались ученые, избегавшие табу и ограничений. На самом высоком уровне партия гордилась созданием упорядоченной системы «правление в руках комитетов», имевшей такую схему преемственности руководящих должностей и ограничения власти, которые, как многие ожидали, продолжили бы прививать идею власти в руках одного человека, которой пользовался и так ужасно и трагично злоупотреблял Мао.
Ситуация, похоже, меняется под руководством Си Цзиньпина. Он не только централизовал власть в своих руках, но также представляет собой олицетворение партии и высший источник власти. Очищение от коррупции —это не столько ее искоренение и обеспечения верховенства беспристрастного закона, сколько восстановление политической власти центральных властей над оппозиционными фракциями и органами местного самоуправления. В идеологическом плане партия продолжает закручивать гайки, и атаки на такие «буржуазные» концепции, как верховенство закона, важность конституционализма и свобода слова, находятся под постоянно усиливающимся давлением.
В России от коммунистической партии СССР осталась лишь одна тень, получившая всего 13,4% от общего количества голосов на прошлогодних парламентских выборах. Она была вытеснена «Единой Россией», в общем «консервативной», но по сути лишенной идеологических предрассудков партией, которая целиком и полностью выстроена вокруг личности Владимира Путина. Позволив своему протеже Дмитрию Медведеву похозяйничать (на коротком поводке) с 2008 по 2012 годы, Путин вновь стал президентом и возобновил правление более твердой рукой. Своим избирателям он всегда обещал «стабильность в обмен на свободы» и более-менее выполняет свою часть сделки по сей день. А его нео-царский персонифицированный режим продается подобно тому, что верно служил его предшественникам-императорам: «царь — хороший, бояре — плохие». Начиная с 2001 года, рейтинги Путина всегда были выше, чем у российского правительства, которое воспринимается избирателями как источник коррупции и неэффективности. Учитывая то, как прочно он удерживает власть, почему бы и не обдумать четвертый срок в 2018 году?
В Турции президент Эрдоган в значительной степени обходился без иллюзии конституционного порядка с тех пор, как государственный переворот летом прошлого года дал ему возможность переделать турецкое государство по своему образу и подобию. Журналистов, преподавателей и других безвредных пешек собирают в одном месте под самыми малоубедительными предлогами; новые органы власти предлагают «великому человеку» всецелую поддержку; судебная система зачищена, а армия приручена. Си Цзиньпин выглядит как император, Путин занял место царя, а Эрдоган больше похож на султана, чем председателя современного конституционного государства.
Даже в ЕС персонализм бросает вызов правлению безликой бюрократии и скучных правовых кодексов. Орбан выбрал для Венгрии курс, который одновременно отвергает всякую почтительность по отношению к либерализму космополитическому и борется против основных принципов либерализма экономического, к примеру путем национализации части банковского сектора. Он гнул свою линию по вопросам миграции, демонстративно выстраивая ограждения на границах своей страны, а еврократы в Брюсселе в это время бессильно стонали что-то о правах человека. Его подход нашел отклик у широкой европейской общественности, премьер-министра Словакии Роберта Фицо и президента Польши Анджея Дуды, что помогло Орбану успешно внедрить многие из своих идей в их странах.
Многие на Западе волнуются об отступлении либерализма, хотя это совсем не обязательно должно случится. Но мечта о бескровном технократическом управлении, поддерживаемом толпами хорошо образованных, компетентных, но безликих бюрократов, действующих анонимно в условиях верховенства закона, сильно пострадала. Она может не восстановиться уж никогда. Люди в конечном итоге предпочтут, чтобы ими управляя человек, а не комитеты.
В то время как некоторые критики президента Трампа могут зайти слишком далеко (или, по крайней мере, сделать преждевременные выводы) в своем видении его как начинающего Путина или Эрдогана, нет никаких сомнений в том, что всплеск поддержки, который помог ему попасть в Белый дом, был также основан на недоверии к институтам власти, бюрократам и технократам, которых мы видим в других странах. Сегодня люди, похоже, предпочитают, чтобы правил человек, а не система; возможно, это как-то связано с тем, как информационная революция уничтожает иерархии.
В любом случае, тенденция к более личностному и харизматическому управлению более чем реальна, а безликая бюрократия и идея верховенства права в 2016 году потерпели поражение.
4. Наследие Обамы
Наследие президента Обамы разочаровывало еще до наступления 2016 года, но геополитические события и выборы сократили его еще сильнее, даже несмотря на рост числа избирателей. Эпоха Обамы характеризуется не только повышенной поляризацией — по вопросам расы, пола, политической ориентации и уровня образования, — она войдет в историю как период провала 25-летних начатых после холодной войны усилий по созданию нового миропорядка. Эпоха Обамы была отмечена непрерывным «выдалбливанием» того, что можно было бы назвать неолиберальным консенсусом Давоса. Он вступил в должность в качестве красноречивого космополита, обещавшего применять интеллектуальные технократические решения и сотрудничество для решения всех проблем, от здравоохранения и изменений климата до Ближнего Востока. После себя он оставляет потрепанные союзы и такое недоверие элиты и институтов власти, какое не встречалось со времен холодной войны.
Между тем, политические инициативы за подписью президента Обамы чахнут на корню. Иранская сделка вряд ли переживет следующие четыре года. Значительная часть обещаний реформы здравоохранения и защиты пациентов в США так или иначе выполнена не будет. Международные программы президента по вопросам глобального потепления не поддерживаются ни новой администрацией, ни новым Конгрессом. Его усилия в области ядерного нераспространения не удались. Закон Додда-Франка может быть отменен. Его повестка дня в сфере свободной торговли застопорилась. Попытки примирения с исламом умерли жалкой смертью на полях сражений Алеппо. Его иммиграционная реформа вызвала обратную реакцию и будет лишь усложнять жизнь тех, кому он пытался помочь. Список этот можно продолжать бесконечно…
Невозможно предсказать окончательную историческую оценку президентства Обамы, но 2016 год явно никоим образом не смог улучшить его имидж.
Оглядываясь на историю американского высшего образования, можно обозначить три основных периода смятения и перемен, отделенных друг от друга примерно одним поколением. Первый был ознаменован протестными движениями конца 1960-х годов и концом преподавательской опеки на территории кампусов; второй — «каноническими войнами» конца 80-х-начала 90-х («Эй-эй, хо-хо, западная культура должна уйти») и введением понятия словесной дискриминации; третий — начавшимися в 2014 году волнениями в кампусах, которые заставили замолчать консервативных ораторов и потребовали создания «предупреждений о возможной негативной реакции» и «безопасных территорий», а в более широком смысле — ростом того, что можно назвать идеологией «особенных снежинок», которая представляет собой гремучую смесь из нарциссизма, политики идентичности и гиперчувствительности.
Избрание Дональда Трампа представляет собой зрелищное поражение многих идеологий и предположений, среди которых идеалы «снежинок» пострадали больше других. Победа Трампа всего за один день превратила Америку в небезопасное место. Предупреждений о возможной негативной реакции для его пресс-конференций, твитов или телевизионных выступлений (некоторые из которых переполнены злобой и предвзятостью) не будет. А в сфере конкретно политики, администрация Трампа вполне вероятно отменит некоторые из федеральных норм раздела IX, на которых так настаивали активисты кампусов и которые обеспечивают поддержку бюрократических и административных чиновников, стремящихся превратить американские кампусы в анклавы из оруэлловского «Новояза».
Несмотря на пробуксовку идеологии «особых снежинок», не стоит рассчитывать, что она полностью исчезнет из академической среды. Многие в научных кругах трактуют победу Трампа как доказательство того, во что они верили все это время, — что американцы в большинстве своем люди предвзятые и что немыслимое количество бюрократических норм и правил призвано защитить студентов в этом злом и расистском обществе. Высшее образование в эпоху Трампа станет действительно интересным зрелищем. Это будет поиск республиканского большинства в законодательных органах по всей стране, чтобы предотвратить трату государственных денег на превращения кампусов в безопасные зоны для тех из нас, кто считает себя слишком особенными и нежными для преодоления невзгод, с которыми все остальные прекрасно справляются изо дня в день.
6. ОПЕК
Для объединения стран-экспортеров нефти дела обстояли плохо с самого начала 2016 года, так как они уже приняли решение о бездействии перед лицом обвала цен на нефть. В апреле члены ОПЕК попытались сплотиться и «заморозить» общий объем добычи, но Саудовская Аравия в последнюю минуту договариваться отказалась. Но уже в ноябре в отчаянной попытке снова взвинтить цены было достигнуто соглашение о сокращении нефтедобычи на 1,2 миллиона баррелей в день.
Нефть после этого подскочила до уровня практически десяти долларов за баррель, но это все равно не сравнится с ценами, существовавшими до июня 2014 года, а благодаря американским производителям сланцевой нефти, в этом году она вряд ли поднимется до прежнего высокого уровня. Оглядываясь назад, все, чего добилась в 2016 году ОПЕК — это ослабление своего и без того шаткого авторитета, истощение казны своих и без того стесненных в средствах членов и уступка своей доли рынка голодным конкурентам. Если не случится крупных геополитических потрясений, в 2017 году ожидается все то же самое, только в большем объеме.
7. Палестинцы
В 2016 году сторонники дела палестинского народа цеплялись за единственную символическую победу — принятие резолюции ООН (США на голосовании решительно воздержались), признающей израильские поселения на западном берегу Иордана незаконными. Но тот факт, что эта беззубая декларация, принятая с помощью бьющейся в предсмертной агонии американской администрации Барака Обамы в положении «хромой утки», считается главным достижением палестинцев 2016 года, лишь подчеркивает, насколько плохи у них дела.
Проблема для палестинцев заключается в том, что по сравнению со своими израильскими оппонентами и противниками они остаются организационно и экономически слабыми, и пропасть между возможностями двух сторон с каждым годом только растет. Палестинское движение пыталось противостоять этому растущему неравенству путем создания альянсов с внешними действующими лицами, которые по разным причинам либо не любят и боятся израильтян, либо по переплетающимся религиозным, этическим и культурным причинам больше склонны поддерживать дело палестинского народа.
На протяжении многих лет палестинцы успешно создавали прочные союзы с богатыми арабскими странами Персидского залива и Европейского Союза, а также с либерал-демократами США. Эти союзы обернулись серьезной дипломатической и экономической поддержкой, которая в некоторой степени скомпенсировала слабость собственно палестинского движения.
Эти внешние союзы делают для палестинцев то, что сами они сделать для себя не могут. Палестинская национальная администрация, например, не могла платить по счетам, регулировать системы образования и здравоохранения, поддерживать порядок на своей территории и обеспечивать гражданских служащих средствами к существованию, не прибегая к ежегодным субсидиям от правительств стран-доноров. Палестинская национальная администрация не имеет возможности для обеспечения нужд палестинских беженцев за пределами западного берега реки Иордан, поэтому помощь последние получают только от международных доноров.
То, что удерживает израильтян от создания новых поселений на западном берегу, имеет мало или совсем ничего общего с какими-либо собственными силами сопротивления палестинцев. Иерусалим беспокоит реакция внешних игроков, особенно в США и Европе, и в меньшей степени — в остальном арабском мире. Палестинцы по-прежнему зависят от доброты незнакомых людей; их движение и финансово и политически обязано внешним силам, на которые они могут влиять, но не могут контролировать.
То, что случилось с палестинцами, не ограничивается устаревшими отношениями с их сторонниками. Американские либералы, европейцы, и арабские государства Персидского залива, как и прежде полны сочувствия, особенно на уровне общественного мнения. Но друзья палестинцев слабы и становятся все слабее; у них все меньше и меньше возможностей контролировать события на Ближнем Востоке, и в связи с этим, а так же с тем, что им приходится реагировать и на другие угрозы и приоритеты, помощи палестинцам они тоже могут предложить все меньше.
В США либерал-демократы, включая многих либеральных евреев, как никогда злы на правительство Нетаньяху, но имеют очень мало власти в своей стране после ноябрьской победы Республиканской партии. И пока демократы приступают к восстановлению своего богатства, республиканцам придется сосредоточить всю свою огневую мощь на вопросах, которые помогут им как можно скорее вернуться к власти; в контексте американской политики, концентрация на сочувствии палестинцам не может быть способом привлечения на свою сторону колеблющихся избирателей.
У европейцев есть свои собственные проблемы. Возможности ЕС влиять на события на Ближнем Востоке продолжают сокращаться, даже несмотря на то, что растущие в Европе трудности заставляют ведущих политиков сосредотачиваться на внутренних вопросах своих стран.
Что касается арабов, двойной удар низких цен на нефть и растущей угрозы со стороны Ирана ограничивает способность государств Персидского залива оказывать помощь палестинцам и ослаблять их жажду конфронтации с Израилем. Арабы Персидского залива считают израильтян важными региональными стратегическими партнерами, если потребуется сдерживание Ирана; Египет приветствует помощь израильских сил безопасности против исламских радикалов и движений наподобие ХАМАС. Иордании хорошие отношения с Израилем необходимы для выживания, особенно учитывая нескончаемый поток беженцев и охвативший соседние страны хаос.
По сравнению с израильтянами палестинцы сейчас слабее, чем когда-либо, а их ближайшие союзники не обладают достаточной силой и желанием им помочь, по крайней мере, сейчас. 2016 год был в некотором отношении худшим для палестинцев с 1948, да и в начале 2017 положение выглядит довольно мрачно.
8. Том Стейер
Даже для миллиардера 87 миллионов долларов — не совсем гроши. Именно столько потратил на выборы 2016 года Том Стейер, американский активист-эколог, чей капитал оценивается приблизительно в 1,6 миллиарда долларов. А в высшей степени скептически относящийся к проблеме изменения климата президент Дональд Трамп назначил главой Агентства по охране окружающей среды США человека, который построил свою репутацию на исках против организации, во главе которой он будет стоять ближайшие несколько лет.
«Если вы спросите меня, как сильно я ценю здоровье, безопасность, занятость и гражданские свободы американцев, я отвечу, их ценности нет предела,» сказал дерзкий Стейер в одном из интервью на прошлой неделе, что выглядело как торжественное обещание оставаться финансово приверженным своему делу. Но в отсутствии стратегии получше, Стейер и его союзники будут просто бросать деньги на ветер.
