Неудачи внешней политики в годы Обамы породили бездушное отношение Трампа к беженцам

Еще ни разу со времен Франклина Рузвельта американский президент не совершал ничего столь жестокого и предвзятого. И только Барак Обама продемонстрировал такое же бездушное безразличие к страданиям сирийского народа. Президент Трамп подписал в пятницу указ о приостановке приема беженцев из Сирии на неопределенный срок, приостановке программы США по приему беженцев на 120 дней и ограничении потоков иммигрантов из некоторых стран мусульманского мира. Бездушность указа усугубили проблемы с его исполнением — были отмечены хаос и сбои в различных аэропортах в связи с тем, что чиновники низшего звена пытались разобраться в том, что означает новый указ.

Время для этого было выбрано далеко не самое удачное. В пятницу был международный день памяти жертв Холокоста, и символизм ситуации был слишком заметен, чтобы не обратить на него внимания. Пользователь Twitter @Stl_Manifest выкладывал на своей странице одну за другой истории европейских беженцев-евреев, пароход которых в 1939 году Соединенные Штаты не приняли и отправили обратно, в результате чего большинство пассажиров впоследствии погибли, став жертвами Холокоста. Пользователь получил за один день более 40 тысяч подписчиков и спровоцировал бурное обсуждение проблемы в СМИ — от VOX до USA Today. Эта история — о том, как во время самого тяжелого испытания «златые врата» Америки были решительно захлопнуты — должна неустанно преследовать тех, кому небезразличен вопрос элементарной человеческой порядочности. К сожалению, в то время, когда актуальные проблемы во всем мире требуют серьезного внимания и глубокого осмысления, многим людям, похоже, гораздо интереснее причитать, заламывать руки и демонстрировать показную нравственность, чем тратить время на то, чтобы тщательно продумать политику в отношении беженцев и мигрантов.

Реальная история иммиграции и ограничений (в отличие от упрощенных до абсурда и идеализированных невнятных мифов, которые в нашем жалком национальном дискурсе считаются историей), как нельзя более соответствует нашему времени. Ограничения, из-за которых тех пассажиров парохода «Сент-Луис» в 1939 не пустили в США, были введены в 1924 году, когда Законом Джонсона-Рида (Johnson-Reed Act) был наложен почти полный запрет на иммиграцию в США — и для беженцев, и для всех прочих. Закон был принят в ответ на так называемую «большую волну» почти неограниченной иммиграции в период с 1880 по 1924 годы и на более актуальную критическую ситуацию, возникшую в результате окончания Первой мировой войны и большевистской революции. На протяжении 1910-х и начала 1920-х годов сторонники иммиграции всячески старались не обращать внимания на растущую и высказывавшуюся со всех сторон озабоченность в связи с социальными, экономическими и культурными последствиями «большой волны» иммиграции. Когда произошла коррекция курса, острая ответная реакция была чрезвычайно сильной — гораздо сильнее той, что мы наблюдаем (уже) сегодня — согласно закону Джонсона-Рида иммиграция была сокращена более чем на 90%, и был введен практически полный запрет на въезд иммигрантов из Центральной, Восточной и Южной Европы, который продлился четыре десятилетия. Даже Холокост практически не стал поводом для открытия границ для иммигрантов; массовая иммиграция была разрешена лишь в 1965 году.

Политика 1920-х годов по сокращению иммиграции была составной частью более масштабных событий. Неуемность и излишества интернационализма Вудро Вильсона — «объявить войну, чтобы закончить все войны», наивность Лиги Наций — привели к еще более значительным негативным последствиям, в результате чего вместе с водой выплеснули и ребенка. Произошло отступление от принципов свободной торговли, была принята политика изоляционизма и крайне враждебного отношения к массовой иммиграции. В дальнейшем эта ситуация усугубилась и еще больше обострилась в результате Великой депрессии. В то время в условиях массовой безработицы и страха перед наплывом иностранных бедняков всякие надежды на либерализацию иммиграционной политики стали недосягаемыми.

Франклин Рузвельт был слишком хорошим политиком, чтобы рассчитывать на то, что он с этим сможет справиться; лидеры конгресса проинформировали его, что любая попытка поставить перед конгрессом вопрос о принятии закона о квотах, скорее всего, приведет к тому, что квоты будут не увеличены, а сокращены. На протяжении 1930-х годов Рузвельт, в свою очередь, неоднократно говорил еврейским лидерам, что любые попытки поставить вопрос о беженцах будет вызывать в обществе враждебность и ни к чему не приведут. И хотя, когда читаешь об этих разговорах, возникает неприятное ощущение, нет никаких оснований считать, что, изначально анализируя политические возможности в этом вопросе, Рузвельт ошибался. Наоборот, именно из-за того кризиса, который вынуждал беженцев покидать Европу, им было труднее из нее уехать. По мере того, как все большее количество людей — евреев и представителей других национальностей — стремилось убежать из Центральной и Восточной Европы, над которыми сгущались тучи, возникал порочный круг. Чем больше была волна мигрантов, стремящихся найти безопасное место, тем больше стран закрывали свои границы для потоков беженцев. Чем больше стран закрывали свои границы, тем больше было давление на уменьшающееся число стран, остававшихся открытыми для мигрантов. Одна за другой страны закрывали свои границы. В те годы свои границы закрыли страны Нового Света, которые в начале XX века предоставили убежище миллионам людей. Не только Соединенные Штаты, но и Канада, Аргентина, Бразилия и многие другие перекрыли свои прежде открытые иммиграционные каналы — во многом подобно тому, как сейчас на наших глазах поступает Европа.

Вопрос беженцев — это не единственное неприятное сходство нашего времени с 1930-ми годами. Реальная проблема в 1930-е годы заключалась не в отсутствии сострадания к еврейским и другим беженцам; проблема была в безответственной политике умиротворения Гитлера и нежелании противостоять ему, из-за чего нацисты почувствовали себя смелее и начали преследовать евреев, вынудив сотни тысяч людей спасаться бегством. Так что сегодня истинным виновником и причиной сирийской трагедии (помимо Сирии, России и Ирана) является безответственная внешняя политика Обамы, позволившая опухоли метастазировать и превратиться в рак — как в свое время Англия, Франция и Америка позволили Гитлеру превратиться в хозяина Европы.

Чиновники администрации Обамы и его ярые сторонники, призывающие сейчас страну к раскаянию за «бессердечность» в отношении сирийских беженцев, не просто лицемерят — они дискредитируют само понятие лицемерия. Причиной сегодняшнего бедствия в Сирии является порочная внешняя политика, а не ошибочная миграционная политика. Мир не нуждается в лекциях Сьюзан Райс и Саманты Пауэр о том, что нам следует делать с сирийскими беженцами; самым лучший способ справиться с потоками беженцев — предотвратить их возникновение. Холокост был вызван не законом Джонсона-Рида — он был результатом нацистской ненависти, ставшей возможной из-за наивных либеральных иллюзий о «кривой в развитии истории», которая помешала западным странам мобилизовать свои силы против Гитлера, пока он был слаб, и его можно было легко победить.

Сторонники прогресса стремятся сейчас превратить дискуссию об иммиграции в нравоучение, в котором Трампом представляется не как Рузвельт (на которого в данном случае он очень и даже пугающе похож), а как дьявол. Роль же Обамы (и роль демократов, стоящих на позиции невмешательства) в том, что ситуация в Сирии превратилась такой неразрешимый хаос, можно вообще исключить. Национальный диалог необходимо всегда вести только о мужественных, сострадательных, и глубоко гуманных сторонниках прогресса, которые противостоят силам республиканцев — и особенно совершенно невежественному Трампу.

Желание уйти от грязной, запутанной и сложной истории с ее неприятными требованиями и необходимостью делать болезненный выбор в прекрасный, но выдуманный мир — в некий тематический парк охоты на единорога — неотступно преследовало людей в 1930-е годы так же, как преследует нас и сейчас. В этом мире притворства и фантазий главная проблема нашего времени состоит в том, проявляем ли мы в иммиграционной политике сострадание и мораль — а не в том, проводим ли мы трезвую внешнюю политику, направленную на предотвращение геополитических ошибок, ранним и зловещим признаком которых являются потоки беженцев.

Сочетание свойственной реальному миру безответственности и свойственного вымышленному миру чувства оскорбленной нравственности, которым характеризовались 1930-е годы, передается по наследству и американским прогрессистам. Как раз, когда многие американские правые рискуют совершить такую же серьезную, но противоположную ошибку — совместить в своей политике агрессивный, хвастливый национализм (свойственный вымышленному миру) с характерной для реального мира склонностью отступать и замыкаться в себе.

Этой стране необходима серьезная и гуманная политика в отношении иммиграции и беженцев — политика, одновременно грамотная, свободная от предрассудков и рациональная. У нас не было такой политики при Обаме, и вряд ли она у нас будет при Трампе. Несмотря на депортацию сотен тысяч нелегалов, Обама так и не проникся идеей защиты границ США или урегулирования миграционной политики, чтобы полностью убедить забытые обществом слои американского населения в том, что главным для властей США является забота об их благополучии и защита их образа жизни. Он так и не взял на себя ответственность за то, что в результате его многочисленных ошибок в оценке ситуации на Ближнем Востоке возникли массовые потоки беженцев, в предоставлении убежища которым он потом пытался винить американцев. Неразумный космополитизм вызывает реакцию в виде тупого национализма. Годы правления Обамы привели к победе Трампа — как и годы правления Джорджа Буша-младшего привели к победе Обамы.

Именно неграмотная внешняя политика, а не плохая иммиграционная политика, была основным «вкладом» Америки, ставшим причиной глобальных катастроф 1940-х годов — и в значительной степени Холокоста. То же самое относится и к сегодняшнему дню, и необходимость в лишенном предрассудков, но обоснованном национализме (а не в иллюзорном космополитизме с «охотой на единорога» и фанфаронском ура-патриотизме) велика и остра как никогда. Но, судя по всему, это так же недосягаемо, как в 1930-е годы.

И вот, пожалуйста, к чему мы пришли — мы устремились в бурные воды, держа руль нетвердой рукой и слыша позади крики грызущихся между собой беженцев и обездоленных — а над головой сгущаются тучи. Никогда еще с 1930-х годов мир (или американская внешняя политика) не были в таком сложном положении. Мы становимся все более озлобленными и ожесточенными — хотя от нас все больше требуется ясное мышление и разумные действия.