В этом году Всемирный экономический форум в Давосе проходил в момент замешательства в среде мировых экономических и финансовых элит. Глобальная экономика в последнее время находится в достаточно хорошем состоянии, однако избиратели восстали против этих элит.
Несмотря на проблемы и слабые места, о которых много говорится, в последние годы было множество хороших экономических новостей. Благодаря глобализации и техническому прогрессу, с 2009 года средние темпы роста глобального ВВП в пересчёте на душу населения удерживаются на уровне 2,5% в год. Это меньше, чем до Великой рецессии, но, тем не менее, очень высоко по историческим стандартам. Доля мирового населения, живущего за чертой бедности, за последние 35 лет сократилась с 40% до всего лишь 10%.
Возможно, самой острой причиной недовольства в прошлом году было неравенство. Однако на глобальном уровне неравенство снижается. И хотя в некоторых развитых странах неравенство увеличивается, этот рост не был каким-то особенно резким, его темпы остаются умеренными.
Впрочем, это совсем не та картина, которую видит средний гражданин. В новом «Докладе о переходном процессе», подготовленном Европейским банком реконструкции и развития (где я работаю главным экономистом) на основе данных совместного опроса Всемирного банка и ЕБРР «Жизнь в переходном процессе» (2015-2016 годы), подчёркивается, что ощущаемый людьми рост неравенства значительно превосходит реальность, которую рисует официальная статистика (составляемая на основе опросов домохозяйств).
Во всех 34 странах (кроме одной), где были опрошены домохозяйства, большинство респондентов сообщили, что уровень неравенства за последние несколько лет сильно вырос. Между тем, официальная статистика показывает очень незначительные изменения в коэффициенте Джини (стандартный индикатор неравенства) за этот период, причём во многих странах отмечено снижение неравенства.
Можно было бы предположить, что при столкновении данных с ощущениями данные всегда одержат победу. Но в нашем случае, возможно, данные являются ошибочными, или, если точнее, мы, возможно, пользуемся ошибочной статистикой. В отличие от рядовых граждан, которые постоянно видят бездомных на улицах и миллиардеров в теленовостях, опросы домохозяйств, на которые опираются официальные оценки неравенства, возможно, не достаточно полно охватывают тех, кто находится на самом верху и в самом внизу пирамиды распределения доходов.
Другой вид данных, собранных французским экономистом Тома Пикетти, может дать более точную картину сегодняшнего неравенства. Это налоговые данные, которые показывают, что темпы роста доходов сверхбогатых в последнее время стали значительно превосходить темпы роста доходов остального населения. Филипп Агьон, сотрудник Гарвардского университета и Коллеж-де-Франс, вместе с группой соавторов подкрепили это наблюдение, показав, что внутри основной массы населения богатых стран (99%) уровень неравенства не изменился, однако топ 1% резко оторвался от всех остальных.
Концентрация богатства на самом верху, как подчёркивают Пикетти и другие авторы, может быть опасной. Если политические институты слабы, тогда богатые магнаты могут использовать свои деньги для «приватизации» чиновников и изменения экономического регулирования в свою пользу. Благодаря вновь появившимся конкурентными преимуществам, они могут накапливать чрезмерные прибыли, реинвестируя часть улова в захват новых несправедливых рентных доходов. Концентрацию богатства становится всё труднее ограничивать, а со временем предприниматели поменьше вытесняются с рынка.
Разумеется, если политические институты страны достаточно сильны, даже сверхбогачи не могут передёргивать правила игры. В этом случае людьми с наибольшим богатством оказываются самые талантливые и удачливые предприниматели, пожинающие награду за содействие инновациям и экономическому росту, которые идут на пользу всей экономике.
К сожалению, во многих из 36 стран-членов ЕБРР политические институты не настолько сильны. Об этом свидетельствует тот факт, что основная часть богатства миллиардеров в странах ЕБРР связана с сырьём и природными ресурсами. Из этого можно сделать вывод не только о том, что им доступна ресурсная рента, но и о том, что эта рента неадекватно облагается налогами.
Существует совершенно очевидная потребность ограничить несправедливое политическое влияние сверхбогачей. Конкретно это означает повышение прозрачности политического финансирования, введение более строгого и более эффективного регулирования. Однако необходимо также заняться проблемой использования СМИ олигархами для манипулирования политикой в собственных интересах.
В 2012 году Луиджи Зингалесотмечал, что олигархи могут использовать собственные СМИ для укрепления своих политических позиций, которые в дальнейшем помогают им извлекать рентные доходы, за счёт которых они финансируют СМИ. Бывший итальянский премьер-министр Сильвио Берлускони, как считает Зингалес, был в этом смысле непревзойдённым мастером. Впрочем, многие олигархи в посткоммунистических странах занимаются тем же самым.
Олигархи могут доказывать, что лучше уж им владеть СМИ, чем государству: по крайней мере, они могут конкурировать с другими олигархами. Однако это обманчивый аргумент. Да, когда СМИ принадлежат клептократическим или авторитарным правительствам, это опасно. Но не менее опасна ситуация, когда прессой владеют олигархи, которые способны сговориться между собой ради защиты своих коллективных интересов. Эти интересы могут разительно отличатся от интересов остального общества.
СМИ являются одним из фундаментов современного демократического общества. Именно поэтому собственники СМИ должны быть прозрачны, а в идеале их владельцам должно быть запрещено владение другими активами. Иными словами, СМИ должны быть объектом антимонопольного регулирования, аналогичного тому, что применяется в инфраструктурных отраслях.
Конечно, подобная антимонопольная политика натолкнётся на ожесточённое политическое сопротивление. Но даже если данная мера будет реализована на практике, олигархи продолжат влиять на СМИ с помощью, например, рекламных контрактов по завышенным ценам. В какой-то степени даже часть самих СМИ может склоняться к этим олигархическим субсидиям, пытаясь справиться с теми новыми проблемами, которые появились у традиционных бизнес-моделей в прессе.
Для решения данных проблем требуется, в первую очередь, сильный независимый регулятор. Кроме того, прозрачные и деполитизированные государственные субсидии позволили бы поддержать то социальное благо, которым являются честные новостные СМИ.
Внедрить эффективное антимонопольное регулирование в сфере СМИ будет непросто. Однако это проще, чем иметь дело со всё более недовольным обществом, теряющим веру в демократию и открытые рынки.
