Воюющий на стороне Украины 23-летний белорус Ян Мельников утверждает, что видит ситуацию в этой стране как «сбрасывание кремлевских оков». По словам добровольца тактической группы «Беларусь», принимай они всех желающих, то сейчас в Украине воевал бы целый белорусский батальон.
Ян утверждает, что в настоящее время на линии фронта сепаратисты применяют залповые системы «Град» и другое крупнокалиберное вооружение, чего не было весь прошлый год.
«Я не думаю, что нынешние обстрелы связаны с тем, что они (сепаратисты — DELFI) действительно собираются идти в наступление, захватывать новые позиции, города. У них сейчас нет людских, финансовых ресурсов для масштабного наступления. Сейчас у них полный упадок сил», — утверждает Ян Мельников.
Собеседник DELFI, который ненадолго приехал в Вильнюс с Украины, говорит, что активизации военных действий не наблюдалось весь прошлый год. Он сомневается в наличии у сепаратистов какого-либо плана наступления, поскольку ситуация в их рядах неважная — не хватает людей, специалистов и т. д.
О том, почему белорус поехал на Украину воевать на стороне украинских вооруженных сил, отрезав тем самым себе путь обратно на родину, сколько там белорусов, и почему он считает Россию причиной конфликта — в интервью DELFI.
DELFI: Как у вас возникла мысль поехать в Украину принимать участие в реальных боевых действиях?
Ян Мельников: Я не ехал в Украину принимать участие в боевых действиях. Если бы я сидел в Беларуси, и там меня бы застал факт, что в Украине идет война, я на самом деле не знаю, поехал бы или нет. Я отправился в Украину 23 января 2014 года, когда на Майдане убили белоруса Жизневского. Он был второй жертвой происходившей революции. Я следил за событиями и видел это как сбрасывание кремлевских оков. Все восточноевропейские нации в свое время прошли путь до свободы.
Литовцы в 1991 году кровью завоевали свою свободу. Нам, белорусам, благодаря литовцам, которые начали движение за свободу, она досталась очень легко. И белорусы, наверное, и не поняли, что это за свобода. Что касается Украины, то я понимал, что такое Янукович, что он ставленник Кремля, интересовался этим и поддерживал украинцев в их желании скинуть коррупционную, бюрократическую власть, которая ориентировалась на Москву, вхождение в разного рода союзы во главе с Россией.
Когда я увидел, что появились первые жертвы, то понял, что не могу сидеть дома. Поэтому поехал на Майдан. Если бы мне было 20 лет (Яну сейчас 23 года) на тот момент, когда танки вошли в Вильнюс, я бы поехал в Вильнюс. В такой семье я вырос. Мой отец был граждански активным человеком, когда я был маленьким, он еще тогда мне рассказывал, что такое вторая Чеченская кампания, что там происходит, кто к кому пришел и кто кому что навязывает. С того момента я читал, понимал, что такое Россия.
— Насколько известно, в Беларуси поведение, подобное вашему, не столь широко распространено…
— Таких людей, которые мыслят так же, как я, очень много. Другой вопрос, сколько тех, кто, имея подобное мышление и взгляд на ситуацию вокруг, действует.
— Это непросто — попасть в ряды тех, кто воюет на линии фронта? Как вы туда попали?
— Я попал в организацию и еще в Беларуси следил за тем, какие вообще организации представлены на Майдане. Меня удивило, что по большей части это люди, которые приходили сами по себе, это была самооборона из людей, которые хотели изменений. Они шли не с целью скинуть сегодняшнюю власть и привести к власти свои политические силы. Это были в основном те, кто хотел жить в нормальной стране. Они не шли за кого-то, а выступали против существовавшей системы. Тогда еще я увидел, что есть организация «Правый сектор» (экстремистская организация, запрещена в РФ —прим. ред.), где много молодежи. Это сейчас «Правый сектор» оброс мифами, над чем постаралась российская пропаганда. Но я там увидел таких же, как я, которые не видели себя после революции в парламенте, тех, кто хотел нормальной власти, думающей о народе. То есть националисты, которые понимают национализм как власть, которая делает все для своего народа.
— То есть изначально вы попали в «Правый сектор»?
— Да. Среди них не было известных политиков, которые хотели бы иметь портфели или место в парламенте. С самого начала меня подкупило то, что в политике они себя не видели. Они видели свою организацию как контроль над уходом одной власти и приходом другой, как часть народа, чтобы у них в стране были хорошие менеджеры, работающие на народ.
— Сейчас вы в какой организации находитесь?
— Сейчас мы с белорусами имеем свою тактическую группу «Беларусь». В разное время у нас было разное количество людей. С самого начала 10-15 человек, сейчас больше. В зависимости от ситуации мы находимся в разных частях линии фронта. Например, на линии примирения, на Луганском направлении, где бои вообще не ведутся. Сейчас, когда я поехал в Литву в отпуск, на Донецком направлении случилась активизация боевых действий, и мы выбираем тогда Донецкое направление.
— То есть приходится стрелять?
— Да. Телеканал «Белсат» сделал специальный фильм о белорусах в Украине. Так и называется «Бiлорус». Там все рассказано про начало 2015 года.
— Сейчас как раз ситуация на линии фронта обостряется, но и раньше практически каждый день погибали люди.
— За последние сутки (разговор состоялся 31 января — DELFI) в Украине трое погибших, около 20 раненых. Это город Авдеевка, пригород Донецка, до которого на машине ехать 10—15 минут. Это северо-западное направление. Мы же с белорусами стоим на юго-западном, в Марьинке. Это тоже пригород Донецка, примерно пять километров до Куйбышевского района города.
Сейчас в промышленной зоне Авдеевки применяют залповые системы «Град», которые за прошедший 2016 года я не помню, чтобы применялись. То есть, это серьезное вооружение. Также сейчас используется крупнокалиберное вооружение, которое тоже давно не применялось. 2016 год я как раз провел в Авдеевке в составе «Украинской добровольческой армии». Это движение, которое образовалось после раскола «Правого сектора». Сейчас мы наблюдаем активизацию, которой не было весь прошлый год. С чем это связано, я не знаю. Возможно, будут какие-то переговоры на каком-то уровне. Может быть, о чем-то договариваются. Когда в Минске шли переговоры это совпало с Дебальцевским котлом. Путин звонил и узнавал, какая там ситуация, взяли уже в котел или нет, чтобы исходя из этой позиции вести переговоры.
Я не думаю, что нынешние обстрелы связаны с тем, что они (сепаратисты — DELFI) действительно собираются идти в наступление, захватывать новые позиции, города. У них сейчас нет людских, финансовых ресурсов для масштабного наступления. Сейчас у них полный упадок сил, это даже видно по постам в Facebook руководителей террористического батальона «Заря», это в Луганске, и стоящего сейчас под Авдеевкой террористического батальона «Восток», который сейчас принимает участие в активизации боевых действий. Эти люди пишу в соцсетях, что в тылу, в Донецке, их руководители сидят и жируют, в то время как они голодают и им не платят. В целом, если анализировать ситуацию, где какие силы, где активизируются действия, количество разведывательных диверсионных групп, у них сейчас наблюдается огромный дефицит кадров. Я не говорю о специалистах, на них всегда у террористов был дефицит, а обычных людей, которые могут стоять с автоматом и охранять периметр.
— Белорусы тоже, вероятно, погибают на этой войне?
— В 2015 году погибли два бойца нашей тактической группы — Алесь Черкашин и Виталий Тележенко, в бою по Волновахой при освобождении села Белокаменка. Про ситуацию внутри так называемых ДНР и ЛНР я рассказываю потому, что вся эта активизация с обстрелами — это просто ради шума, действие ради действия. Я не уверен, что перед ними стоит цель захвата новых позиций и движения вперед. Как мы считаем, у них сейчас нет ни ресурсов, ни возможностей для таких действий.
— Всегда интересно, что заставляет человека взять в руки оружие и пойти воевать в чужую страну. Это ведь непростое решение, поскольку приходится убивать людей по другую сторону фронта.
— У пехоты и артиллерии есть такое своеобразное преимущество. 2016 год я провел в артиллерии. Это преимущество заключается в том, что в отличие, например, от снайперов, я не могу сказать с уверенностью, что кто-либо погиб от моих рук. Это не как в Сирии, где в основном идет ближний бой с автоматами. Сейчас война в Украине идет в окопах, и друг по другу работает артиллерия. Люди просто ждут, если кто-то пойдет в прорыв, чтобы их остановить. Лично я немного участвовал в таких операциях. И контакт — километр, 700 метров. Ты стреляешь туда, откуда ведется огонь. Направляешь туда огонь, но кто уничтожил эту боевую точку, сказать трудно. В этом плане бойцам легче, потому что нет четкого понимания, что конкретно сейчас от твоих рук кто-то погиб.
На самом деле, я сам задавался вопросом, что движет человеком, который берет в руки оружие. Многие смеются, но я по своей натуре пацифист. В Минске меня задерживали за участие в антивоенных пикетах под нашим министерством. Я участвовал во всемирном автономном движении Food Not Bombs, обращая внимание людей на то, что на вооружение тратятся колоссальные средства, когда есть социальные проблемы. Я — противник войны. В Украине же война меня застала, когда я был уже на Майдане. Я понимал и помнил, как все начиналось в Нагорном Карабахе, Грузии, что Россия — это такой зверь, с которым разговоров быть не может.
Я был бы очень рад, если бы эти люди пришли с оружием и предложили сесть поговорить. Я бы сам вышел и прикрывал бы их, если бы они хотели идти на диалог. Я же вижу, что конкретная российская агентура еще с 2009 года — это факт — проводила учения под знаменами, которые сейчас висят в ДНР и ЛНР. Уже тогда все было разработано, есть видеоархивы, где можно отследить учения казаков. Я это говорю к тому, что они сюда пришли не разговаривать и мирным путем решать отделение востока Украины к России, они пришли дальше расширять свою империю. На тот момент, в свой юный возраст, да и сейчас я так понимаю ситуацию.
— Сколько белорусов сейчас воюют на фронте на Украине?
— По нашей информации, минимум 200 человек. Они раскиданы по разным частям, батальонам. При «Азове» в 2014 году было уже около 30 белорусов. Мы как тактическая группа «Беларусь» зародились на основе «Правого сектора». И как самостоятельная группа мы действуем при разных формированиях, добровольческих частях ВСУ. Нам дают задачу, и таким образом мы действуем.
— Вы интегрированы в систему ВСУ?
— Не совсем. Мы добровольцы, которые сами решают, где наша помощь необходима и с разрешения частей, которые стоят в определенном месте, с согласования с ними мы и действуем, то есть мы согласовываем свои действия с регулярными силами.
— Как украинцы воспринимают белорусов, которые воюют с ними рука об руку?
— Они благодарны. Я очень рад, что многие украинцы знают, что белорусский язык — самый близкий к украинскому. Больше 80% слов у нас общие. Со временем мои взгляды изменились, то есть я — сторонник того, чтобы все решать словом, но если к тебе приходят с оружием без настроя на разговор, то ты как бы ни пытался, ничего не изменишь. Есть примеры невооруженного сопротивления — Махатма Ганди и так далее. Но я лично не верю в то, что подобным образом можно решить ситуацию с Россией.
— Возвращение в Беларусь, насколько известно, для таких, как вы, закрыто?
— Против тех, кто принимает участие в вооруженных действиях на стороне Украины в Беларуси возбуждено более ста уголовных дел. Так заявил глава МВД Беларуси Шуневич в 2016 году. Этим занимается ГУБОП, и нам приписывают наемничество. Лукашенко заявлял, что мы там получаем по 10 тысяч долларов в месяц, и пытался свести все к тому, что мы там находимся ради наживы. За все время я не подписывал ни с кем контрактов. Материального вознаграждения за мое нахождение и выполнение обязанностей на фронте я не получал.
— Есть ли поток белорусов, которые приезжают в Украину? Ваше число растет?
— Что удивительно, в конце 2016 года в нам в группу пошло пополнение. Поток людей увеличился после громких заявлений со стороны России, когда на крупных телешоу обсуждают такие вопросы, как «нужна ли под боком России независимая Беларусь», что «Лукашенко действует в интересах Запада», что «белорусский язык выдуманный». Начинается то, что было перед вторжением в Грузию, Украину. И люди потянулись. Многие пишут нам. Но мы опасаемся, что к нам попадут завербованные люди, агенты спецслужб. Поэтому мы их максимально проверяем. Украинцы называют это «кгбфобией». Всех желающих мы не принимаем. Если бы принимали, то могли бы сейчас говорить, что в Украине есть белорусский батальон.
— Люди сознательно отрезают себе путь обратно на родину?
— Да. Есть понимание того, что они уже обратно не вернутся. Но те, кто воюет на стороне ДНР и ЛНР, спокойно возвращаются домой, дают интервью, и их не трогают. Этому есть много примеров. «Белсат» делал материал про таких людей, которые воевали на стороне террористов, приезжают в Минск, выкладывают фотографии с оружием, и все у них нормально. Этих людей не трогают, они борются за «русский мир», а он нам (белорусским властям — DELFI) братский. Если они (власти — DELFI) тронут «русский мир», Путин может еще больше обозлиться. Эти люди приезжают на учения, открывают тренировочные лагеря на территории Беларуси. Если я не ошибаюсь, в Беларуси действуют различные казачьи лагеря. Люди, которые приезжают со стороны боевиков, проводят обучение. Офицеры белорусской милиции тоже принимают участие в этих учениях. Есть факты, и они все доступны в интернете.
— Война уже идет не первый год. Как вы видите будущее? Виден ли конце этому конфликту? Есть надежда, что он прекратится?
— Надежда есть всегда, но есть такая вещь, как реальность. Мы видим, что где бы ни подключалась ООН со своими предложениями по мирному урегулированию, везде идет заморозка конфликта. Я вижу, что Россия сейчас заинтересована в этом, а Украина не заинтересована в освобождении востока страны. Поэтому ситуация будет развиваться так: пока есть Россия, и Путин у власти, конфликт будет заморожен. Путин ведет переговоры с позиции силы, ведет разговор о федерализации, обмене боевиков на пленных украинцев. Он говорит с позиции силы, поэтому и с ним нужно говорить с позиции силы.
Украинская власть пока не готова к освобождению оккупированного Крыма и востока Украины. Мы видим ситуации, Нагорный Карабах, Приднестровье, когда мировое сообщество старалось заморозить ситуацию. И Путину это выгодно. Но есть и другие моменты. Сейчас угроза повисла над Беларусью. В свое время, когда батальон УНА УНСО принимал участие в одной из чеченских кампаний России на стороне чеченцев, его глава ответил на вопрос, почему он воюет в Чечне: я нахожусь сейчас на линии фронта в Чечне, чтобы она не оказалась на Украине. Поэтому я сейчас понимаю угрозу для своей страны и хочу, чтобы нынешняя Россия, я имею в виду Путина и его окружение, прекратила свое существование.
Саму Россию как враждебную страну я рассматривать не могу, она мне ничего не сделала, но мы имеем дело с властью. Я выступаю против имперских амбиций России. У нас сейчас в Марьинке находятся три россиянина, один даже бывший кадровый военный, которые воюют на стороне Украины. Я скажу, что россияне мне не враги. Я хочу, чтобы была гармония между соседями, чтобы все были равными, как Украина, Литва, Латвия, а не как сейчас, когда Россия пытается быть старшим братом и навязать свои взгляды и видение ситуации с позиции силы.
