«Война! Война! Война!» — в эти зимние дни я слышу выкрики, полные какого-то мрачного воодушевления, страсти и детского веселья, потому что недавно казалось, что войны не будет еще долго или не будет совсем, поскольку мы постепенно становимся частью той Европы, благопристойной и рассудительной, которая не станет воевать на своей территории.
«Война! Война! Война!» — говорят так, как не говорили в 1991 году. Но в то время люди боялись войны — все, кроме тех, кто служил в армии и кого готовили к войне, и тех бандитов и преступников, которые видели в большой войне возможность обогатиться и возвыситься.
В то время люди понимали все неприятности, связанные с будущим, а теперь, когда все знают, о чем речь, помнят, как выглядит война или знают по рассказам о молодости своих родителей и старших братьев, многим кажется, что приходит и их время. Кроме того, нужно исправить все то, что осталось от прошлой войны, закончить, что тогда было начато и осталось незавершенным (честно говоря, завершено было все или почти все). На этот раз есть и надежные союзники, серьезные защитники, братья по крови, вере и земле: Эрдоган, поборник ислама и особых турецких прав на Боснию, Путин, великий русский царь, покровитель славян и православных, а также Дональд Трамп, сторонник традиционных христианских и консервативных ценностей, которые проведут черту между Западом и Востоком.
«Война! Война! Война!» — пестрят первые полосы ультраправых таблоидов. Но, конечно, как всегда и бывает, в войне есть виноватые: войну начала противоположная сторона. Из Сербии в Косово отправился поезд, выкрашенный в цвета сербского триколора, с надписью на всех языках «Косово — это Сербия!» (даже с ошибкой в надписи на родном сербском языке). С той стороны границы поезд ожидают вооруженные отряды армии косовских албанцев. На пустом — или почти на пустом — месте рождается драма между народами, и, как говорят, вполне возможно, что начнется война, если поезд пересечет границу. Но он ее не пересекает. И несколько последующих дней ведутся разговоры о том, как в последнюю минуту удалось избежать войны (что опять-таки не слишком обнадеживает, ведь какой войны за последние сто лет на Балканах удалось избежать? Даже отсрочить удавалось немногие). Президент Сербии говорит, что, если потребуется, он лично со своими сыновьями, которых у него двое, первым пойдет воевать.
«Война! Война! Война!» — слышится в Боснии. Пока только ведутся споры, кто с кем объединится. «Боснийцы должны повернуться к Сербии!» — слышно от левых, потому что Хорватия вместе с Европейским Союзом ведет «гибридную войну» против Боснии и боснийцев. Правые думают несколько иначе. Но ни те, ни другие не знают, что делать с Милорадом Додиком. Ведь он настроен гневно и воинственно против всех и говорит о том, о чем с начала 90-х не было слышно: Дубровник не был частью Хорватии. Заявления Додика, конечно, разносятся по Хорватии, словно благовест, так же, как и речи Атифа Дудаковича, генерала армии Боснии и Герцеговины в отставке, который с трибуны в Люксембурге призывает молодых и старых боснийцев покупать палатки, спальные мешки и другие необходимые в войну вещи, потому что вскоре они пригодятся. Так что если завтра начнется война или если понадобится найти того, кто спровоцировал войну и кто ее начал, уже известно, что это сделал Атиф Дудакович. Или Милорад Додик. Или Томислав Николич. Или машинист того поезда, который так и не доехал до косовской Митровицы… В общем, ни один хорват не приложил руку к началу войны. Причины ясны: в Боснии и Герцеговине для этого уже не осталось хорватов. А в Хорватии? Об этом в следующей серии.
Но на какой линии будет вестись война, если Трамп объединится с Путиным, который уже в союзе с Эрдоганом? Какими будут противоборствующие стороны, если путинским сербам противостоят хорваты Трампа, но и те, и другие — против боснийцев Эрдогана? Вероятно, и на этот вопрос есть разумный ответ. Существует некая геостратегическая логика, согласно которой обстоятельства сложатся так, что в итоге опять просто начнется война. Возможно, руку к этому приложат китайцы.
Любая война, которая велась на Балканах после 1914 года, в итоге приводила к деградации культуры, утрате связей с Европой и возвращала нас к той традиции, которую мы проклинали и до, и после войны. Когда каждая из этих войн завершалась, здешние земли были все меньше похожи на самих себя или на те желаемые представления о себе, которые постоянно муссируются для того, чтобы отмежеваться от противника. Но после каждой из этих войн здешние государства все больше походили на своих врагов. Конечно, на тех, кто живет по соседству, а не на тех, кто преодолел Альпы или Карпаты, чтобы напасть на нас.
Во время любой большой войны, начиная с Первой мировой и вплоть до последней — той, которая началась с падением Берлинской стены — возможности, которые давали мировые события, использовались у нас для масштабного локального сведения счетов. И неважно, как это сведение счетов толковать: как гражданскую войну или как соседскую агрессию. Каждый раз это были конфликты между географически и культурно близкими обществами. Кстати, в каждой подобной бойне — а любая наша война была, прежде всего, бойней — каждая из противоборствующих сторон совершает над собой нечто вроде хирургической операции, отсекая в каждой войне от своего собственного тела, своей культуры, какую-то часть, чтобы наконец лишить нацию и рук, и ног. В итоге останется только голова и обездвиженное тело.
И случись это, в первый послевоенный день мы испытали бы шок. Мы бы увидели, что мир, к которому мы хотели принадлежать, ушел далеко от нас и что мы отличаемся от него еще одной нашей войной и еще одним нашим телесным уродством, которое нам было необходимо, чтобы показать, насколько яро и непримиримо мы ненавидим своих соседей, чтобы наконец отличаться от них целиком и полностью. Однако, вопреки нашим желаниям и устремлениям, каждая война делала нас все более похожими на тех, с кем мы вели ожесточенную борьбу.
Печально и трагично, что события в мире снова беспокоят нас только из-за шанса свести счеты с нашими соседями. Милорад Додик страстно желал поехать на инаугурацию в Вашингтон, хотя там смотрел ее по телевизору в какой-то ближайшей забегаловке. Есть ли в Хорватии, Боснии, Сербии или Косово хоть один политик, который мог бы честно сказать, что не хотел того же, что и Додик? Есть ли тот, кто не фотографировал бы через заграждение Белого дома, как это делала президент Хорватии? Различия существуют, вероятно, только в стиле и манере, только в том, что один буйствует, пока его не лишат визы, а вторая никого ни о чем не спрашивает, а красиво садится в самолет и улетает. Но все они думают, что Трамп будет на их стороне и выступит против их соседа. Только одни надеются на закадычную дружбу Трампа с Путиным, а другие верят — на этот раз правильно — что интересы очень богатой Америки несколько отличаются от интересов экономически ослабленной России, так что никакой закадычной дружбе не бывать.
«Война! Война! Война!» — скандируют лидеры вечно ссорящихся племен, народов и стран, а к нам с каждым днем приближается весна. Жаль тот мир, который утратил причины радоваться весне. Жаль мир аллергиков, который начинает плакать, кашлять и сморкаться, как только пригреет солнце и оживают растения. Если в наших краях будет война, это будет война марионеток, которых поведут по тому же пути соседских ссор и собственного национального самосознания, по которому ходили во всех войнах с 1914 года. Но на этот раз невозможно представить себе мир после еще одной такой войны. Есть только одна причина того, что этой войне все же не бывать: ничего по-настоящему важного для нее уже не осталось. Да благословенно будет все то, что неважно.
