Ситуация выглядит так, будто Владимир Путин увлекся глобальной повесткой и просто перестал обращать внимание на мелочи вроде споров с Минском. Отсюда и скандальная тональность пресс-конференции Лукашенко — белорусский президент хочет докричаться до российского, чтобы тот наконец обратил внимание на аховое состояние отношений.
Скандальная пресс-конференция Александра Лукашенко в конце прошлой недели заполнила страницы российских СМИ. Но то, что могло показаться внезапной вспышкой гнева, было, пожалуй, самым ожидаемым событием в нисходящей спирали белорусско-российских отношений.
Нынешний спор Минска и Москвы многосторонний, как никогда раньше. Он, как воронка, каждый месяц затягивает в себя все новые сферы отношений — от газа и нефти до пограничных и продуктовых разногласий. Этот кризис питает сам себя: негатив в информационном поле и взаимное раздражение стали порождать новые, необязательные скандалы, вроде ареста пророссийских публицистов, демарша с отказом Лукашенко ехать на саммит ОДКБ и ЕАЭС в Петербурге и решения Минска экстрадировать российско-израильского блогера Александра Лапшина в Азербайджан.
Из последнего — решение ФСБ установить на границе с Белоруссией пограничную зону. Этот шаг в его первой трактовке означает де-факто введение паспортного контроля там, где его практически никогда не было.
Катарсис президента
Не объяви ФСБ о своем решении за пару дней до пресс-конференции Лукашенко, она, может, и не стала бы такой эмоциональной, но все равно была бы разгромной, потому что накипело. В выступлении белорусского президента было больше эмоций, чем политики: он выплеснул раздражение, снял накопившийся стресс.
В начале рекордного, семи с половиной часового общения с прессой и народом Лукашенко избегал даже слова «Россия». Примерно так, как Владимир Путин публично не называет фамилию Алексея Навального. Но когда прозвучал прямой вопрос об отношениях с Москвой, Лукашенко говорил почти полтора часа, начав с «ситуация уже дошла до того, что я имею мало права скрывать». И возвращался к этой теме потом, даже когда вопросы были о другом. Полный список претензий к России, заявленных на этой пресс-конференции, займет несколько страниц. Попробуем тезисно.
Александр Лукашенко обвинил Москву в нарушении международных договоров по нефти, газу и общей границе. Он сказал, что уже подал в суд на Россию из-за нефтегазового спора, отозвал представителей Белоруссии из таможенных органов ЕАЭС. Говоря о затянувшемся подписании Таможенного кодекса Евразийского союза, Лукашенко заявил, что не притронется к документу до решения нефтегазового спора. Он озвучил очевидный, но грубо звучащий из уст союзника упрек о том, что Россия не воспринимает Белоруссию как независимое государство.
Лукашенко поручил главе МВД посмотреть, можно ли завести уголовное дело на главу Россельхознадзора Сергея Данкверта, пригрозив ему минским СИЗО, чтобы тому было неповадно запрещать белорусские продукты. Снова прозвучал отказ разместить российскую авиабазу, хотя за последний год Москва эту тему публично не поднимала.
«Мы летели на одном крыле. Куда прилетели — вы знаете», — программно заявил Лукашенко. Были и рассказы о деталях закрытых переговоров на высшем уровне с колкими подробностями вроде фраз: «Володя, не порти вечер» и «Я говорил про это Путину, когда он еще демократом был».
Нельзя сказать, что Лукашенко полностью потерял контроль над собой. Между десятками скандальных заявлений, которые чаще попадают в заголовки СМИ, было не меньше умиротворяющих. На решение ФСБ об укреплении границы белорусский президент обещал не отвечать взаимностью, чтобы не создавать россиянам проблем. По классической в наших странах формуле «царь хороший, бояре плохие» основную вину за ухудшение отношений Лукашенко возложил не на Путина, а на его окружение: «Действительно, там разные силы. К сожалению, они сегодня разные и в руководстве страны. И что очень плохо, некоторые вещи расходятся с мнением и решениями самого президента».
Лукашенко — опытный переговорщик, и этот риторический ход понятен. Он дает возможность Путину, если тот захочет, пойти на примирение и сохранить при этом лицо, списать существовавшие проблемы на подчиненных. Именно так стороны поступали последние 15-20 лет: когда количество споров на уровне министерств и госкорпораций переходило в качество, в дело вмешивались президенты и во имя многовекового братства решали все полюбовно.
Сейчас этого не происходит. И здесь мы подошли еще к одной причине демонстративного гнева Лукашенко: он хочет вернуть за стол переговоров прежнего Путина вместо всех тех недружественных собеседников, с которыми Минску приходится иметь дело со стороны Москвы в последние месяцы.
Да, между двумя президентами есть личная неприязнь и психологическая несовместимость. Но за последние годы именно Владимир Путин остался едва ли не единственным центром силы внутри российской элиты, который потенциально мог вывести отношения двух государств в позитивное русло.
Ускользающая золотая середина
Традиционно в российской элите существовали три подхода к отношениям с Белоруссией: два крайних и центристский.
Первый из крайних — это подход прагматиков-рыночников из правительства; его выразителями можно назвать Дмитрия Медведева и Аркадия Дворковича, до них — Алексея Кудрина и Анатолия Чубайса. В экспертной сфере с таких позиций выступают комментаторы из Высшей школы экономики. Этим людям достаточно чужда имперская повестка, идея собирания постсоветских земель, их не трогал за живое любимый аргумент Лукашенко — «мы же вместе в окопах воевали». Блок прагматиков, чтимый некоторыми российскими интеллектуалами, для белорусской власти всегда был самым неприятным переговорщиком. Чиновники и эксперты из этой когорты активнее других продвигали мысль, что Минск, в общем-то, нахлебник и хватит его кормить.
Владимир Путин на внутрироссийском поле зачастую играет роль центристского арбитра между консервативно-силовой и прагматично-либеральной башнями Кремля. Такой же медианный подход у Путина всегда был и по отношению к Минску, что устраивало Лукашенко.
С одной стороны, интеграторский пыл Кремля почти всегда был терпимым, потому что Путин не одержим евразийскими идеями. С другой — закрученные собственным правительством газово-нефтяные вентили Путин периодически раскручивал, потому что не был глух к заклинаниям про славянское братство.
Конфликты между Минском и Москвой случались, когда линия Кремля колебалась в одну из крайностей: от путинского предложения Белоруссии вступить в Россию шестью областями в 2004 году до крена в сторону прагматиков во время формального президентства Дмитрия Медведева. Неслучайно на 2009-2010 годы пришелся предыдущий затяжной кризис в отношениях: молочные, сахарные, нефтяные и информационные войны.
Сегодняшняя проблема Лукашенко в том, что золотая середина начала выпадать из уравнения. Крайние и до сих пор маргинальные подходы теперь стали самостоятельными и равновеликими полушариями российской внешней политики, по крайней мере на белорусском направлении. Ситуация выглядит так, будто Владимир Путин увлекся глобальной повесткой и просто перестал обращать внимание на мелочи вроде споров с Минском. Их решение делегировали силовикам-традиционалистам и прагматикам-технократам. Отсюда и топорное давление на Минск по размещению авиабазы за месяц до перевыборов Лукашенко в 2015 году, и включение на полную катушку энергетического рычага: когда для выбивания из Минска долга по газу Москва, не скрывая этой мотивации, урезает поставки нефти.
Об этом феномене вскользь упомянул и сам Лукашенко, когда рассказывал о затяжных переговорах с Путиным по газу на нашумевшей пресс-конференции: «Поехали к нему, до двух часов ночи обсудили все вопросы, как родные люди. И последний вопрос: он берет свои бумаги, долго пытается мне что-то объяснить. Я говорю: «Подожди, ты хочешь сказать, что вы не можете этим путем идти, как вы мне эту таблицу прислали?» — «Да, у меня мотивация, министры пришли»«.
Лукашенко хочет, чтобы Путин, как и раньше, в ответственный момент отодвинул министров от конфликта и решил его сам, а не наоборот — перекладывал проблемы на плечи подчиненных. Отсюда и скандальная тональность пресс-конференции — белорусский президент хочет докричаться до российского, чтобы тот наконец обратил внимание на аховое состояние отношений.
Брачный закат
Как и в ссоре двух супругов, одному иногда нужно прокричаться. Минск выпустил пар. Сейчас маятник конфликта, по крайней мере в публичной плоскости, должен начать медленно двигаться от нервного пика в более спокойное и рутинное русло.
Нефтегазовый спор, если его не получится разрешить на встрече Путина и Лукашенко 9 февраля, отправится в суд Евразийского союза. Белорусский долг полмиллиарда долларов тем временем будет накапливаться и ждать, пока политики его хотя бы частично спишут или найдут механизмы компенсации.
Сергей Данкверт вряд ли станет фигурантом уголовного дела, такие уколы слишком рискованны, речь все же идет о федеральном чиновнике высокого ранга. Но он и не перестанет периодически разворачивать белорусскую говядину с молоком на границе. Блогер Лапшин, скорее всего, будет выдан в Азербайджан, откуда затем передан в одну из стран его гражданства. Специалисты-пограничники сядут и обсудят, как теперь по-новому жить с общей границей. Безвизовый въезд для европейцев и американцев в Белоруссию начнет работать 12 февраля, и Москва поймет, что потоки западных мигрантов не начали штурмовать Смоленскую и Брянскую области.
Но навсегда этот конфликт уже не уйдет. Возвращаясь к брачной аналогии — в отношениях России и Белоруссии быт окончательно убил романтику, с которой все начиналось 20 лет назад. Из сложного союза двух эмоциональных партнеров, со своим авторитарным норовом и склонностью к взаимному шантажу, брак становится фиктивным. У мужа появились другие интересы, жена стала демонстративно заигрывать с соседом. Сначала чтобы позлить и поиграть на ревности, затем с более долгосрочным расчетом: вдруг рано или поздно придется искать новую жилплощадь.
Идем ли мы к формальному разводу? В обозримой перспективе — нет, это не по-славянски. Нынешние элиты, что в Минске, что в Москве, скорее будут держаться за множественные форматы двусторонней интеграции: Союзное государство, ОДКБ, ЕАЭС, СНГ — эдакие «штампы в паспорте». Тем более что от их существования все еще зависят целые отрасли белорусской экономики и образ привлекательного центра притяжения для соседей, который хочет поддерживать Россия.
Но это не меняет сути — привычный формат отношений в тупике. Набивая все новые шишки, стороны осознают, что интеграция настолько разновеликих и при этом авторитарных стран не может быть одновременно и равноправной, и финансово необременительной. Любые попытки Москвы конвертировать свои многолетние вложения в расширение влияния на Минск будут наталкиваться на сопротивление. Как сама Белоруссия привыкла быть независимой, так и ее бессменный президент не умеет делиться с кем-то своей властью. А попытки Минска вернуть Москву к прежней модели кормления, которую в Белоруссии называют «нефть в обмен на поцелуи», тоже становятся бесплодными. Кремлю такая схема больше неинтересна.
Даже если сегодняшнюю ссору с большими усилиями удастся спустить на тормозах, она должна войти в будущие учебники истории, по крайней мере белорусской. После объявления независимости и ее институционального обустройства: появления своей бюрократии, валюты и армии — этот конфликт станет для Белоруссии одним из значимых этапов в ее отпочковании от бывшей метрополии.