Критики Президента Дональда Трампа постоянно недооценивали его политические навыки общения — возможно, из-за того, что он сильно отличается от своих предшественников, таких как Франклин Д. Рузвельт и Рональд Рейган. В конце концов, и Рузвельт, и Рейган, были известны как «великие коммуникаторы».
Хотя крупные сегменты американского общества их ненавидели, Рузвельт и Рейган относились к американскому народу как к единому целому и пытались заручиться поддержкой центра. Трамп, напротив, стремится прежде всего угодить меньшинству, которое его избрало. Его инаугурационное обращение звучало как предвыборная речь. После его вступления в должность серия ложных заявлений и провокационных распоряжений подорвала доверие к нему со стороны центра, но укрепила его позиции среди тех, кто за него голосовал.
После того, как Трамп получил номинацию от Республиканской партии, многие ожидали, что он пойдет по традиционному пути, двигаясь в сторону политического центра для проведения всеобщих выборов. Он же опять бросил вызов ожиданиям и сосредоточил популистскую кампанию на сегментах населения, которые потеряли работу в глобальной конкуренции или были возмущены культурными изменениями, которые произошли в течение последних нескольких десятилетий. Этот популистский призыв был эффективно и целенаправленно использован, и он выиграл по результатам голосования коллегии выборщиков, несмотря на проигрыш почти на три миллиона голосов во всеобщем голосовании. При этом без 100 тысяч голосов избирателей из трех штатов «Ржавого пояса» он не стал бы президентом.
Учитывая это, многие наблюдатели ожидали, что после своего вступления в должность он направит свое внимание на политический центр. Но Трамп снова поступил вопреки всем прогнозам экспертов, продолжая уделять основное внимание своим традиционным избирателям. Некоторые предполагают, что он стремится построить новую популистскую партию из избирателей рабочего класса (бывших так называемых демократов Рейгана) и республиканской «Партии чаепития».
Трамп также поступил нетрадиционно в своем выборе коммуникационных инструментов. Новые технологии открывают новые возможности. Рузвельт использовал обстоятельное ведение публичных «бесед с населением», ставших возможными благодаря радиовещанию. Рейган был мастером заранее подготовленных выступлений, показанных по телевидению. При подготовке выступлений его команда концентрировалась на одном главном вопросе в повестке Белого дома на тот момент. Трамп во время предвыборной компании помимо мастерских выступлений на кабельном телевидении использовал Twitter, чтобы обойти свою команду и прессу для формирования общественного мнения.
К удивлению многих, Трамп продолжил эту практику в Белом Доме. Использование Twitter не было чем-то новым — Обама имел аккаунт, который вел целый штат сотрудников — но личное участие Трампа заставило задуматься о том, как сообщать о политических «молниях» из Белого дома и излагать сложные политические вопросы (такие, как ядерное оружие) в 140 символах. Однако «правление посредством Twitter» позволило Трампу держать связь со своим электоратом и концентрировать внимание на себе, а также доводить до людей свои сообщения, минуя Конгресс и прессу.
Со временем политическая коммуникация меняется. Существует много способов эффективного общения. У древних греков были школы риторики, где оттачивались их навыки выступлений перед собраниями. Цицерон производил большое впечатление в Римском Сенате после изучения искусства ораторства. Вудро Вильсон в детстве не был одаренным учеником, но он преуспел в изучении ораторского искусства, так как считал это крайне важным для лидерства. Уинстон Черчилль часто приписывал свой успех мастерству построения «английского предложения». Мартин Лютер Кинг-младший воспользовался тем, что он был воспитан в афро-американских церковных традициях с их ритмичными проповедями.
Одним это дается проще, чем другим. Марио Куомо, бывший губернатор штата Нью-Йорк, однажды сравнил Билла и Хиллари Клинтон. «Она — сторонники метода, а он — более артистичный».
Однако ораторство и риторика не являются единственными формами эффективной политической коммуникации. Невербальные сигналы также являются важным компонентом. Некоторые харизматические лидеры не были великими ораторами. Примером тому являетсятому Махатма Ганди. Тем не менее, символическое значение простой крестьянской одежды и образа жизни Ганди был нагляднее слов. Если сравнить изображения зрелого Ганди с его изображениями в молодости, когда он был одет, как британский адвокат, можно увидеть, насколько тщательно он продумал символическую коммуникацию.
Можно сказать, что то же самое сделал Трамп. Проанализируйте красную бейсболку его кампании со призывом «сделать Америку снова великой», а также его фиксацию на брендинге, когда он был бизнесменом, и его использование Twitter.
В дополнение к риторическому и символическому общению с аудиторией, находящейся на далеком расстоянии, лидеры нуждаются в возможности общаться один на один или в небольших группах. В некоторых случаях эта тесная коммуникация важнее риторики. Организационные навыки — способность привлекать и управлять эффективным кабинетом — сложно совместить с управлением посредством Twitter. Гарри Трумэн был скромным оратором, но компенсировал отсутствие этих навыков привлечением и умелым управлением звездной командой советников.
Подача правильного примера является другой решающей формой коммуникации для лидеров. Предвидя скептическую общественную реакцию на увеличение зарплат государственным чиновникам в 2007 году в Сингапуре премьер-министр Ли Сянь Лун объявил, что он воздержится от увеличения собственной зарплаты. С точки зрения символов, связанных с конфликтами интересов, Трамп еще не овладел искусством политической коммуникации.
К настоящему времени Трамп оказался более эффективным политическим коммуникатором, чем ожидали его критики. Но сможет ли он добиться успеха в долгосрочной перспективе с его нестандартным подходом? Это является одним из самых важных вопросов для его лидерства.
Джозеф Най — бывший заместитель министра обороны США, председатель Национального разведывательного совета США, профессор Гарвардского университета. Одна из последних его работ — «Будущее власти» (The Future of Power).