На фоне избрания Трампа, подъема популизма в Европе и увеличения числа «демократур» будущее еще никогда не выглядело настолько неопределенным. Глава Института высших исследований национальной обороны Николь Гнезотто (Nicole Gnesotto) и бывший президент ВТО Паскаль Лами (Pascal Lamy) выпустили книгу «Куда катится мир?», которая сейчас выглядит как никогда актуальной.
Libération: Принятие соглашения СЕТА с Канадой — хорошая новость для Европы?
Паскаль Лами: Речь идет о новейшем варианте торгового соглашения со страной, которая вполне могла бы быть европейской. Его положения должны успокоить тех, кто из предосторожности опасался последствий открытости торговых связей. Контроль переговоров Европейским парламентом и приход к власти в Канаде левоцентристского правительства также позволили улучшить механизм арбитража в случае разногласий по инвестициям. В некотором роде, перед нами пример правильной глобализации.
Николь Гнезотто: Все, что препятствует возврату к протекционизму, национализму, закрытости экономик и обществ, — хорошо для Европы. Таким образом, принятие СЕТА — мудрое решение Европарламента. К тому же, это хорошая новость для Джастина Трюдо, который на фоне Дональда Трампа становится воплощением настоящего лидера «свободного мира». Как бы то ни было, соглашение еще должно быть ратифицировано всеми государствами-членами. Поэтому не исключено, что то или иное государство откажется поддержать его, раз в общественности сегодня укоренилось недоверие к таким крупным переговорам. В то же время именно гражданское противодействие подтолкнуло участников к внесению поправок и, следовательно, к улучшению соглашения. Это говорит о том, что неопределенность теперь носит структурный характер во всех аспектах международной системы, торговле, политике и безопасности.
— «Куда катится мир?» Такой вопрос поднимает ваша книга. К беспорядку планетарных масштабов?
П.Л.: Беспорядок не означает провал. Существует множество процессов, которые ведут к тому или ному состоянию. Были ли мир лучше 30 лет назад?
Н.Г.: Мы наблюдаем две неудачи: Европу и глобализацию. Обещание обогащения и сближения культур не было сдержано. Наша книга рассказывает о причинах случившегося, действующих силах и динамике.
П.Л.: Мысль многих апостолов ЕС отталкивается от принципа, что экономическое строительство ведет за собой политическое. Однако какими бы ни были преимущества экономической интеграции, этого недостаточно для политической интеграции. В экономическом плане Польша прочно интегрирована в Европу, но она не хочет делать этого в политическом плане.
Н.Г.: 30 лет назад мир был другим. В маленьком и защищенном западном мирке были гарантированы процветание и безопасность. Теперь все иначе. Европа представляет собой своеобразный микрокосм: сила экономической интеграции на основе вековой напряженности.
— То есть, мы имеем дело с глобализацией кризисов и беспомощности…
Н.Г.: Экономическая глобализация объединяет мир. Но мне кажется, что между экономической глобализацией и политическим союзом существует практически непреодолимый барьер. Взять хотя бы Россию. Политическая мотивация Путина сильнее его экономических интересов: он хочет оставаться у власти и объединять страну вокруг национализма, а не общественного развития. Другой пример — это США. Страна выбралась из экономического и финансового кризиса. И в этот самый момент народ выбирает человека, который хочет все поставить под вопрос.
П.Л.: Не случайно, что отрицательные эффекты глобализации (по сути, это лишь иное название капитализма) в политическом плане проявляются именно в США. Глобализация — это исторический этап капитализма, а капитализм в этой форме болезненный, потому что эффективный, и эффективный, потому что болезненный. Причем тут больше выигравших, чем проигравших: 700 миллионов человек по всему миру вырвались из-за черты бедности.
Н.Г.: В Африке мы наблюдаем рост без развития. В этом и заключается трагедия глобализации, которая не охватывает все государства и слои общества. Люди видят, что богатых становится все больше, но что в среднем люди беднеют.
П.Л.: Эта фаза истории уменьшает бедность повсюду. Она увеличивает неравенство внутри стран, но сокращает его между государствами.
Н.Г.: Возникает ощущение бессилия силы. США служат тому прекрасным примером. Еще с первой войны в Ираке всем понятно, что сложные политические проблемы нельзя решить военной силой. То же самое и в экономике: экономическая мощь сама по себе не может утвердить повсюду мир. Если у китайцев получится доказать, что авторитарная власть может соседствовать с богатством населения, то китайская мечта может выйти на первый план, обойдя американскую о богатстве и демократии.
— «Демократуры», то есть ограничивающие политические свободы демократии, станут доминантной моделью?
П.Л.: Пока еще не ясно, краткосрочная ли это тенденция или долгосрочная. Прошлое говорит о продвижении демократии параллельно с развитием. Улучшение экономики означает больше свободы. Вышедшие из бедности люди становятся свободнее и нуждаются в институтах для обеспечения этой свободы.
Н.Г.: Об этом говорит западная политическая наука. Но у меня есть сомнения. Китай изобретает другой путь. Кроме того, вопрос демократии встает и у нас, в старых демократиях, где националистические силы могут дестабилизировать общество.
Н.Г.: Франция — это пузырь.
П.Л.: Мир служит боксерской грушей.
— Как вернуть веру в европейский идеал?
П.Л.: Есть два варианта: результатами или мечтой. Результаты предполагают социально-экономические меры и решение вопросов безопасности, потому что европейцам страшно. Мечта: представить Европу в мире как наиболее цивилизованный путь, вновь сделать ее желанной.
Н.Г.: Европа должна стать глобальной экономической и политической силой, перестать вести себя так, словно является всего лишь экономическим пространством. Нужно представить гражданам нарратив, объяснить, как Европа может сделать глобализацию более цивилизованной, вернуть то, что они считают потерянным.
П.Л.: Это также опирается на эмоции, принадлежность к ценностям: свобода, общественная безопасность, соцобеспечение, экология, доступ к культуре.
Н.Г.: Возьмите климат. Бороться с потеплением бессмысленно на одном лишь уровне Франции. Нужны намного большие масштабы. Хотя национальные рамки важны для идентичности людей, они устарели в плане эффективности. Франция — великая военная держава со всего 1% населения мира в 4% его ВВП. Совместные действия эффективнее одиночных.
— Доминирующая сейчас в Европе риторика — это протекционизм, страх перед другими…
Н.Г.: На протяжение десятилетий Европа не хотела подключаться к международным вопросам, и теперь это воздержание ставит нас на первую линию. Если мы хотим взять под контроль миграционные потоки, нам нужна настоящая европейская внешняя политика. «Европа впереди, но не одна!» Паскаль думает, что торговля смягчает нравы, но я считаю иначе.
П.Л.: Трамп — это возврат к Средневековью, меркантильным расчетам, угрозе.
Н.Г.: Торговля — не единственная сила в мире. Не стоит забывать о страстях, иррациональном.
П.Л.: Торговля не идет в обратном направлении. Падает лишь отношение между увеличением объемов торговли и экономическим ростом.
— Как можно переосмыслить регуляционные меры в мире с унаследованной из прошлого столетия системой управления?
П.Л.: С помощью многостороннего управления. Отказа от вестфальской системы организации. Именно участие гражданского общества, предприятий и городов позволило добиться парижского соглашения по климату: управление с участием нескольких сил позволяет находить ответы на встающие перед планетой комплексные вопросы.
Н.Г.: Я не против многостороннего управления, но если привлекать НКО, гражданское общество и города, мы придем к настолько сложной системе, что она не будет обладать обязующей силой. В любом случае договоры подписываются государствами.
П.Л.: В этом вопросе я изменил мнение. Раньше я верил в необходимость глобализации локальных проблем. Сейчас я за локализацию глобальных проблем.
Н.Г.: Многостороннее управление — необходимое, но не единственное условие. Две державы, Россия и США, хотят новый Венский конгресс. Но Венский конгресс — это Первая мировая война!
П.Л.: С учетом сформировавшейся между гражданами дистанции Европа не может решить все с помощью близости. Ключевая проблема — это размывание общества. Не существует европейского решения проблемы размывания городского полотна. Чтобы вернуть веру в Европу, нужно начать с конкретных вещей: Erasmus для учащихся профессиональных училищ, троекратное увеличение инвестиционных программ, восстановление движущей силы франко-немецкого дуэта с нарративом вокруг европейской цивилизации и контроля над глобализацией.
— Как этого добиться?
Н.Г.: График этому не благоприятствует. Ничего не получится сделать до октября 2017 года, когда уже пройдут выборы во Франции и Германии. На будущее руководство двух стран ляжет историческая ответственность: будет необходимо выдвинуть серьезные предложения по обороне и безопасности, с американцами или без них.
— Наступление популизма связано и с политикой жесткой экономии…
П.Л.: Взяв на себя всю ответственность за политику жесткой экономии, Брюссель совершил огромную имиджевую ошибку. Европа долгое время нянчилась с Грецией, пока ее экономика не развалилась, а повсюду не появился дефицит. Затем Европейская комиссия взяла на себя роль пугала, которую национальные правительства были только рады на нее переложить. Нужно найти компромисс между общими правилами и подъемом через инвестиции.
