Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Эксперт мирового уровня Ола Мельзиг отвечает за производство ежегодного финального шоу Евровидения. Мельзиг заработал звездную репутацию в мировой индустрии развлечений в качестве технического производителя самых крупных, сложных и престижных событий вроде Евровидения, которые смотрят в среднем 200 миллионов зрителей в прямом эфире. С января Ола подключился к работе над Евровидением-2017.
Ола Мельзиг (Ola Melzig), директор по производству Евровидения-2017, считает, что организационная работа над конкурсом движется с должным темпом прогресса, даже несмотря на то, что шесть месяцев потеряно.
Начиная с 2000 года эксперт мирового уровня Ола Мельзиг отвечает за производство ежегодного финального шоу Евровидения. Мельзиг заработал звездную репутацию в мировой индустрии развлечений в качестве технического производителя самых крупных, сложных и престижных событий вроде церемонии открытия Олимпийских игр или Евровидения, которые смотрят в среднем 200 миллионов зрителей в прямом эфире.
С января Ола подключился к работе над Евровидением-2017 в качестве директора по производству и уверен, что новая команда обеспечит прекрасное шоу. Новый начальник Евровидения выглядит как рок-стар, мечтает работать с Rammstein, а Евровидение в России вспоминает со словами «f…». Об этом он и рассказал «Лайму» в эксклюзивном интервью.
— После недавней онлайн-конференции в сети люди обсуждали, что директор производства выглядит, как рок-звезда. У нас-то обычно начальники одеваются консервативно…
— Нет, я не рок-звезда, я всего лишь директор производства! (смеется) Да знаю я, что у вас принято так! Ну, это наша роль, это шоу-бизнес.
— Чем вообще занимается директор производства?
— Если говорить в общем, то моя работа заключается в управлении ивентами на больших площадках, прямые трансляции шоу во всех возможных аспектах. Я — что-то вроде паука в паутине, который связывает все аспекты воедино и ведет от идеи к ее реализации: художественная часть, звук, освещение, видео, спецэффекты и все технологии, а также всех необходимых для этого людей. Я должен убедиться, что все знают свои задачи и следуют плану. Также есть вещи вроде бюджета и сроков, которые влияют на наш подход и количество времени, отведенное на подготовку.
— Как сейчас проходит работа над Евровидением-2017?
— Очень напряженно! Нам приходится делать очень много вещей одновременно. Сейчас у нас очень большая команда, в которой и украинцы, и иностранцы. На данном этапе мы финализируем все документы: некоторые из них — по тендерным процедурам — уже были опубликованы, а на этой неделе будет опубликован целый ряд документов, которые сейчас находятся в стадии перевода. Работа у нас кипит и идет полным ходом, как и полагается. Много нервотрепки по срокам, но это нормально. Это же Евровидение!
— Вы не укладываетесь в сроки?
— Нет, у нас все по плану. Не секрет, что мы работаем в очень сжатые сроки, но мы делаем все возможное и подтягиваем наши процессы. Ситуация не фантастическая, но и не критическая — она нормальная.. Но мы, конечно, работаем над тем, чтобы это было фантастически.
— Сколько вы уже находитесь в Украине?
— К моему большому сожалению я в этот проект попал только в январе. Обычно работа над продакшном должна начинаться в июне. Мы потеряли шесть месяцев.
— А почему же так поздно началась подготовка к Евровидению?
— Об этом вам лучше спрашивать у старой команды. У меня с ними была встреча 15-го июня. И каждый месяц они отвечали нам: «В следующем месяце начнем». Я уверен, что была причина на это. А потом они и вовсе ушли…
— Как же вы будете выкручиваться со сроками?
— Ну как. Будем работать очень быстро! (смеется) Дело в том, что над Евровидением нужно работать стратегически, есть уже определенная схема и график, давно разработанные и проверенные годами. Вот, например, Евровидение в Швеции как делается? Представляете себе, как выглядит лист Excel? Вот так и происходит обычно планирование у нас — в понедельник мы делаем это, во вторник — это, в августе — это. Шведы очень любят планирование и просчитывают каждый шаг задолго наперед. Есть, конечно, другая сторона: шведы невероятно демократичны и, когда они принимают то или иное решение, то в этом принимает участие абсолютно каждый член команды. Включая даже уборщицу, я вам серьезно говорю! (смеется). И поэтому в той же Швеции работа происходит долго, и мы должны начинать заранее. К тому же, когда ты занимаешься долгосрочным планированием, ты можешь не спешить с решениями и выбирать те, которые действительно работают, так как есть время взвесить все, оценить и понять, подходит ли такая идея или стоит ее отправить в мусорную корзину. Естественно, это работает не только в случае с Евровидением, а и в целом.
Сейчас же проблема заключается в том, что любое решение, которое мы принимаем, обдумывается и запускается в оборот, после чего уже нельзя откатить назад, вернуться и что-либо изменить. У нас нет права на ошибку! Но мы можем все делать уверенно, потому как у всей команды накопился огромный опыт в проведении конкурса Евровидение. Так что все в порядке, беспокоиться не о чем! Практика показывает, что 95% решений, которые мы приняли в Украине, эффективны и отлично работают.
— Какой по счету конкурс Евровидения вы уже делаете?
— Для меня это уже 13-й конкурс. Я работал тут над Евровидением в 2005-м году, а также над конкурсом в Турции в 2004-м, когда Руслана победила. И при этом мне все еще 27 лет, это просто чудо! (смеется).
— Можете ли сравнить свой опыт работы в Украине в 2005 и сейчас, в 2017? Изменились ли люди?
— Я бы не сказал, что сами люди изменились. Я всегда чувствовал себя очень желанным гостем и в безопасности в Киеве. Люди здесь открытые, гостеприимные, щедрые и дружелюбные. А вот что изменилось — Украина стала ближе к Западу за эти годы, и это неожиданно стало проблемой (смеется). Много документов и процедур теперь делается согласно европейским правилам, и от этого процесс становится более сложным, как, например, в той же Германии. Я сейчас иронизирую, конечно. В целом эти изменения только в плюс, конечно же.
— Какое Евровидение было самым сложным для вас?
— В России! С русскими сложно работать. Не знаю, могу ли я говорить об этом… В России было действительно ужасно. Знаете, там нет уважения по отношению к другим людям. Мы приехали туда делать шоу, а они относились к нам, как к д…! Мы были просто в недоумении: эй, ребята, мы стараемся спасти вашу д… страну и сделать нормальное шоу, вы можете хотя бы покормить нас и дать воды? Все, кто там мало-мальски уполномочен решать какие-то вопросы и причастен к так называемому высшему обществу, ведут себя высокомерно. Мои хорошие друзья делали олимпиаду в Сочи, они говорили абсолютно то же самое о русских.
— Вы сталкивались с таким же отношением в Украине?
— Ну что вы! Я вижу здесь, у украинцев, много хорошего от европейцев, но в то же время есть многое и от русских. Но украинцы — более дружелюбный и открытый народ, это очень приятно. И это невероятно важно для нас, так как мы приезжаем с консультациями по международным процедурам организации такого конкурса и наша миссия — помогать и делать все вместе. Мы чувствуем себя желанными гостями, нас хорошо принимают, мы понимаем, что нам предоставляют все, чтобы мы делали свою работу.
— Вы следите за нацотбором?
— К сожалению, не было возможности. Это же в воскресенье? Я как раз в самолете был. Честно говоря, я и первый этап нацотбора не смотрел, так как сейчас невероятно много работы, просто не продохнуть. Сейчас мне не до телевизора!
— Но вы — человек, делающий мировые телешоу — вообще смотрите телевизор?
— Да, Apple TV, где есть возможность выбирать, что смотреть.
— Что происходит в вашей голове за час до начала эфира перед 200 миллионами зрителей?
— В 2000 году, когда я сделал свой первый конкурс Евровидение, на мне лица не было, тряслись руки и лился холодный пот градом. А когда мы делали то же самое в Осло, за час до эфира я пил на солнышке кофе вместе с моей командой, а в назначенное время мы просто пошли на наше рабочее место и сделали это шоу. Конечно, волнение есть всегда, ведь когда мы находимся в эфире, я уже мало что могу сделать, если что-то пойдет не так. В этот момент весь процесс находится в руках моей команды. Но я обычно спокоен и знаю, что мы основательно подготовились, в том числе и разработали план Б для любой непредвиденной ситуации.
— Есть ли артист, с которым вы хотели бы работать?
— Я хотел бы делать шоу для Тины Тернер, она великая артистка. Еще один мой фаворит — группа Rammstein, вот я очень хотел бы с ними работать.
— Если говорить в общем, то моя работа заключается в управлении ивентами на больших площадках, прямые трансляции шоу во всех возможных аспектах. Я — что-то вроде паука в паутине, который связывает все аспекты воедино и ведет от идеи к ее реализации: художественная часть, звук, освещение, видео, спецэффекты и все технологии, а также всех необходимых для этого людей. Я должен убедиться, что все знают свои задачи и следуют плану. Также есть вещи вроде бюджета и сроков, которые влияют на наш подход и количество времени, отведенное на подготовку.
— Как сейчас проходит работа над Евровидением-2017?
— Очень напряженно! Нам приходится делать очень много вещей одновременно. Сейчас у нас очень большая команда, в которой и украинцы, и иностранцы. На данном этапе мы финализируем все документы: некоторые из них — по тендерным процедурам — уже были опубликованы, а на этой неделе будет опубликован целый ряд документов, которые сейчас находятся в стадии перевода. Работа у нас кипит и идет полным ходом, как и полагается. Много нервотрепки по срокам, но это нормально. Это же Евровидение!
— Вы не укладываетесь в сроки?
— Нет, у нас все по плану. Не секрет, что мы работаем в очень сжатые сроки, но мы делаем все возможное и подтягиваем наши процессы. Ситуация не фантастическая, но и не критическая — она нормальная.. Но мы, конечно, работаем над тем, чтобы это было фантастически.
— Сколько вы уже находитесь в Украине?
— К моему большому сожалению я в этот проект попал только в январе. Обычно работа над продакшном должна начинаться в июне. Мы потеряли шесть месяцев.
— А почему же так поздно началась подготовка к Евровидению?
— Об этом вам лучше спрашивать у старой команды. У меня с ними была встреча 15-го июня. И каждый месяц они отвечали нам: «В следующем месяце начнем». Я уверен, что была причина на это. А потом они и вовсе ушли…
— Как же вы будете выкручиваться со сроками?
— Ну как. Будем работать очень быстро! (смеется) Дело в том, что над Евровидением нужно работать стратегически, есть уже определенная схема и график, давно разработанные и проверенные годами. Вот, например, Евровидение в Швеции как делается? Представляете себе, как выглядит лист Excel? Вот так и происходит обычно планирование у нас — в понедельник мы делаем это, во вторник — это, в августе — это. Шведы очень любят планирование и просчитывают каждый шаг задолго наперед. Есть, конечно, другая сторона: шведы невероятно демократичны и, когда они принимают то или иное решение, то в этом принимает участие абсолютно каждый член команды. Включая даже уборщицу, я вам серьезно говорю! (смеется). И поэтому в той же Швеции работа происходит долго, и мы должны начинать заранее. К тому же, когда ты занимаешься долгосрочным планированием, ты можешь не спешить с решениями и выбирать те, которые действительно работают, так как есть время взвесить все, оценить и понять, подходит ли такая идея или стоит ее отправить в мусорную корзину. Естественно, это работает не только в случае с Евровидением, а и в целом.
Сейчас же проблема заключается в том, что любое решение, которое мы принимаем, обдумывается и запускается в оборот, после чего уже нельзя откатить назад, вернуться и что-либо изменить. У нас нет права на ошибку! Но мы можем все делать уверенно, потому как у всей команды накопился огромный опыт в проведении конкурса Евровидение. Так что все в порядке, беспокоиться не о чем! Практика показывает, что 95% решений, которые мы приняли в Украине, эффективны и отлично работают.
— Какой по счету конкурс Евровидения вы уже делаете?
— Для меня это уже 13-й конкурс. Я работал тут над Евровидением в 2005-м году, а также над конкурсом в Турции в 2004-м, когда Руслана победила. И при этом мне все еще 27 лет, это просто чудо! (смеется).
— Можете ли сравнить свой опыт работы в Украине в 2005 и сейчас, в 2017? Изменились ли люди?
— Я бы не сказал, что сами люди изменились. Я всегда чувствовал себя очень желанным гостем и в безопасности в Киеве. Люди здесь открытые, гостеприимные, щедрые и дружелюбные. А вот что изменилось — Украина стала ближе к Западу за эти годы, и это неожиданно стало проблемой (смеется). Много документов и процедур теперь делается согласно европейским правилам, и от этого процесс становится более сложным, как, например, в той же Германии. Я сейчас иронизирую, конечно. В целом эти изменения только в плюс, конечно же.
— Какое Евровидение было самым сложным для вас?
— В России! С русскими сложно работать. Не знаю, могу ли я говорить об этом… В России было действительно ужасно. Знаете, там нет уважения по отношению к другим людям. Мы приехали туда делать шоу, а они относились к нам, как к д…! Мы были просто в недоумении: эй, ребята, мы стараемся спасти вашу д… страну и сделать нормальное шоу, вы можете хотя бы покормить нас и дать воды? Все, кто там мало-мальски уполномочен решать какие-то вопросы и причастен к так называемому высшему обществу, ведут себя высокомерно. Мои хорошие друзья делали олимпиаду в Сочи, они говорили абсолютно то же самое о русских.
— Вы сталкивались с таким же отношением в Украине?
— Ну что вы! Я вижу здесь, у украинцев, много хорошего от европейцев, но в то же время есть многое и от русских. Но украинцы — более дружелюбный и открытый народ, это очень приятно. И это невероятно важно для нас, так как мы приезжаем с консультациями по международным процедурам организации такого конкурса и наша миссия — помогать и делать все вместе. Мы чувствуем себя желанными гостями, нас хорошо принимают, мы понимаем, что нам предоставляют все, чтобы мы делали свою работу.
— Вы следите за нацотбором?
— К сожалению, не было возможности. Это же в воскресенье? Я как раз в самолете был. Честно говоря, я и первый этап нацотбора не смотрел, так как сейчас невероятно много работы, просто не продохнуть. Сейчас мне не до телевизора!
— Но вы — человек, делающий мировые телешоу — вообще смотрите телевизор?
— Да, Apple TV, где есть возможность выбирать, что смотреть.
— Что происходит в вашей голове за час до начала эфира перед 200 миллионами зрителей?
— В 2000 году, когда я сделал свой первый конкурс Евровидение, на мне лица не было, тряслись руки и лился холодный пот градом. А когда мы делали то же самое в Осло, за час до эфира я пил на солнышке кофе вместе с моей командой, а в назначенное время мы просто пошли на наше рабочее место и сделали это шоу. Конечно, волнение есть всегда, ведь когда мы находимся в эфире, я уже мало что могу сделать, если что-то пойдет не так. В этот момент весь процесс находится в руках моей команды. Но я обычно спокоен и знаю, что мы основательно подготовились, в том числе и разработали план Б для любой непредвиденной ситуации.
— Есть ли артист, с которым вы хотели бы работать?
— Я хотел бы делать шоу для Тины Тернер, она великая артистка. Еще один мой фаворит — группа Rammstein, вот я очень хотел бы с ними работать.
