Вскоре после того, как в 2005 году Ксандра Ламмерс (Xandra Lammers) переехала в свой новый дом на восточной окраине Амстердама, она начала писать блог, посвященный району, в котором она поселилась. Ийбург — это весьма любопытное место, своеобразное архитектурное чудо, построенное посреди озера на искусственном острове. Она до сих пор ведет свой блог, однако удивление и любопытство уступили место разочарованию и досаде. И причиной тому стали живущие по соседству мусульманские иммигранты.
«Прежде я голосовала за лейбористов, — сказал мне Ламмерс. — Я придерживалась норм политической корректности. Но все изменилось». Сейчас она является решительным сторонником Герта Вилдерса (Geert Wilders) и его антииммигрантской и антиисламской Партии свободы, которая продемонстрировала очень высокие результаты на выборах в марте 2015 года. Она также является одним из персонажей книги националистического писателя Йоста Нимеллера (Joost Niemoeller) под названием «Angry» («Гнев»), которая вышла в феврале и уже стала бестселлером. Гнев, который подпитывает кампанию Вилдерса очень остро ощущается в Нидерландах, однако — как и гнев американцев, проголосовавших за Дональда Трампа — он вызван существованием параллельных реальностей в обществе, в котором попытки провести социальную и культурную интеграцию натолкнулись на серьезные препятствия.
Реальность, в которой живет Ламмерс, довольно сурова. Лаамерс — владелица бюро переводов и коренная жительница Амстердама, которой пришлось покинуть центр города из-за резкого роста цен на недвижимость. Когда она и ее супруг покупали дом в Ийбурге, агент по недвижимости, по ее словам, не сказал ей о том, что этот район станет ареной для «социального эксперимента» — попытки городских властей объединить владельцев домов из среднего класса и арендаторов муниципальных квартир в одном современном городском районе. Сначала Ийбург очень напоминал деревню: люди с одинаковым достатком покупали там дома, чтобы иметь возможность остаться в Амстердаме, они очень быстро перезнакомились друг с другом. А затем в этом районе начали селиться иммигранты, которые приезжали туда из пригородов, где сносили их дешевое жилье. В итоге 30% жилья в Ийбурге оказалось в руках арендаторов муниципального жилья.
«Мы вынуждены делить с ними где-то дворы, где-то лифты, — говорит Ламмерс. — И люди начали сталкиваться с неприятными вещами — поцарапанными машинами, лужами мочи в лифтах. Теперь на моей улице стоит мечеть, куда ходят радикалы». (На сайте этой мечети, который был закрыт после жалоб местных жителей, содержались ссылки на выступления радикального проповедника и «Исламского братства», которое в некоторых странах считается террористической организацией.)
Некоторые из соседей Ламмерс скоро обнаружили, что именно она пишет в своем блоге, и, по ее словам, встречая ее на улице, марокканские подростки стали выкрикивать оскорбления в ее адрес. По данным городских властей Амстердама, в Ийбурге зафиксирован один из самых высоких уровней преступности среди молодежи в городе. Иммигранты, живущие в Ийбурге, демонстрируют один из самых низких уровней интеграции среди районов Амстердама.
Нимеллер, который подарил первый экземпляр своей книги Вилдерсу, говорит, что тот гнев, о котором он пишет в ней, связан с ощущением вытеснения. В Амстердаме представители среднего класса больше не могут позволить себе жить в центре города из-за реконструкции и растущего потока туристов, в то время как более дешевые районы, куда они переехали, стали стремительно заполняться семьями из Турции, Марокко, Суринама и Нидерландских Антильских островов. «Атмосфера на улицах меняется, люди больше не чувствуют себя там как дома, — говорит Нимеллер. — Но им больше некуда ехать». По словам Ламмерс, она не может позволить себе уехать из своего дома и при этом остаться жить в Амстердаме, где находится ее небольшая компания.
Вилдерс стал лидером антииммигрантской партии отчасти из-за того, что он лично наблюдал за подобными переменами в своем собственном районе. В 1980-х и 1990-х годах он жил в Каналенейланде, районе Утрехта, который всего за два десятилетия превратился из практически белого района сначала в интернациональный, а затем в преимущественно мусульманский район. В своих выступлениях Вилдерс говорил, что на него не раз нападали и он не раз был вынужден спасаться бегством. Будучи давним поклонником израильского ультраправого крыла, он винил во всех переменах природу ислама. С его точки зрения и с точки зрения его сторонников, мечети — это «дворцы ненависти», а грабители родом из Северной Африки — это «уличные террористы».
Хотя сторонники Вилдерса утверждают, что иммигранты зачастую правят на улицах, сами иммигранты придерживаются иного мнения. Мурат, автомеханик, переехавший в Голландию из Турции 30 лет назад, сейчас живет в городе Альмере, который в 1980-х годах построили практически с нуля к востоку от Амстердама. Альмере — это многонациональный город, и 30% его населения — это иммигранты, однако главной партией в городском совете стала партия Вилдерса.
«Если бы я попытался написать книгу обо всех тех случаях, когда полиция останавливала меня на улице без всяких причин — просто потому что у меня темные волосы — или когда мой автомобиль останавливали в отсутствие каких-либо нарушений с моей стороны, эта книга была бы вот такой толщины, — сказал Мурат, разведя ладони на ширину стопы взрослого человека. — Если бы мне удалось накопить достаточно денег, я бы вернулся в Турцию, и гори все оно здесь синим пламенем». По словам Мурата, его турецкое имя мешает ему получить более высокооплачиваемую работу, и его слова подтверждаются данными статистики: в прошлом году голландский аналитический центр разослал в различные компании совершенно одинаковые резюме, подписанные разными именами, и обнаружил, что коренные голландцы получают приглашения на собеседование в два раза чаще иммигрантов из Марокко.
Есть еще и третья точка зрения — точка зрения «левой элиты», которую Вилдерс так любит критиковать. Роб Вийнберг (Rob Wijnberg), основатель сайта De Correspondent, где публикуются результаты журналистских расследований, пишет колонки, адресованные избирателям Вилдерса, чтобы найти с ними общий язык. Когда я спросил его о мусульманах в его районе — а, по его словам, их там много — он пожал плечами. «Это просто мои соседи», — сказал он.
У этой точки зрения тоже есть свои основания. Нидерланды — это исключительно безопасная страна. Уровень изнасилований в Нидерландах в три раза ниже, чем в США, а уровень убийств — в пять раз ниже. По европейским стандартам Амстердам тоже является безопасным городом. Я прогулялся в Ийберге поздно вечером и не увидел никаких шаек марокканских подростков, шатающихся по улицам. Улицы там чистые и в основном безлюдные. В Утрехте я прогулялся по Каналенейланду. Дети, игравшие на школьной площадке, были смуглыми, и на турецкой мечети рядом с торговым центром не было минарета. Я чувствовал себя вполне комфортно и в безопасности.
Проблема заключается в том, как можно совместить все противоположные — и отчасти обоснованные — точки зрения. Эта проблема стоит особенно остро в Нидерландах, в истории которых представители различных вероисповеданий и происхождения никогда не смешивались друг с другом. Браки между католиками и протестантами осуждались, однако преобладающим подходом оставался подход «живи сам и позволь жить другим» — «либерализм, доходящий до апатии», как говорит Вийнберг.
Отчасти из-за такого традиционного мировоззрения, когда в 1950-х годах иммигранты прибыли в Нидерланды в качестве гастарбайтеров, чтобы восстановить страну после Второй мировой войны и дать толчок к развитию ее промышленности, они попросту сформировали отдельный слой общества. Голландцы довольно легко смирились с их присутствием, потому что правительство пообещало отправить их обратно, как только они закончат свою работу. Разумеется, этого так и не произошло — как, впрочем, и их интеграции.
«В Нидерландах сегрегированное общество, — объяснил Вийнберг. — Речь идет не только о белых и темнокожих, речь идет также о разделении тех, кто получил высшее образование, и тех, у кого его нет. Поскольку здесь нет таких церквей, школ и даже баров, куда могли бы ходить представители разных слоев, единственное место, где мы можем столкнуться друг с другом — это, вероятно, футбольный матч».
Как и в США, сторонники Вилдерса и их оппоненты из левого крыла читают разные газеты и смотрят разные телеканалы. Идея интеграции подразумевает не столько слияние двух сторон, сколько принуждение одной стороны принять мировоззрение другой.
Сторонники Вилдерса стремятся заставить иммигрантов принять культуру страны, в которой они живут — что в случае с Нидерландами включает в себя однополые браки, доступные для всех аборты и эвтаназию — в противном случае они должны покинуть эту страну. Иммигранты продолжают молчать, но при этом они закрывают бары на углу и заменяют традиционные мясные лавки на магазины «халяль». Сторонники левого крыла хотят, чтобы соратники Вилдерса смягчили свои резко ксенофобские позиции и начали с большей готовностью принимать другие культуры — как они сами делают. «Мы нетерпимы по отношению к людям, которые проявляют нетерпимость по отношению к нашей терпимости», — написал политический историк Хуберт Смитс (Hubert Smeets).
Поскольку речь идет о Нидерландах — о нации, которая традиционно занималась торговлей и всегда гордилась своей способность находить консенсус — эта борьба в конечном итоге завершится тем или иным компромиссом. Хотя Вилдерс вряд ли получит возможность править после мартовских выборов в силу того, что ни одна крупная партия не захочет создавать коалицию с его партией, Нимеллер считает, что его высокие результаты несколько изменят национальный консенсус. «Мы наблюдали почти мистические перемены, — говорит он. — Наша элита переключилась на либеральное мышление 60-х годов всего за одно лето. Всего за одно лето мы прошли путь от отвержения до принятия эвтаназии — и никто так и не смог понять, почему это произошло. Поэтому, вполне возможно, в конечном итоге мы придем к выводу, что ислам — это действительно серьезная проблема».
Консенсус уже начинает меняться: за последние несколько лет Нидерланды ужесточили свою иммиграционную политику, усложнив процесс воссоединения семей, объявив незаконное проживание уголовным преступлением и введя новые ограничения для получения двойного гражданства. Если число сторонников Вилдерса в парламенте вырастет, это практически наверняка приведет к новым ограничениям. Ламмерс не ждет, что Вилдерс сумеет закрыть все мечети, как он обещает, однако она надеется, что он начнет борьбу с преступностью в среде иммигрантов, что вполне может случиться, несмотря на мощные левые традиции в Нидерландах. Чтобы маятник качнулся в обратном направлении, политическим силам левого крыла и центристам необходимо будет предложить свою собственную программу, способную объединить граждан, однако пока им не удается этого сделать.
