Советские агитационные плакаты, например те, которые призывали шагать по руинам капитализма, нашли свое место в музее. Однако двадцать шесть лет спустя после исчезновения Советского Союза, в глобализированном мире интернета Россия вновь ведет информационную войну, самую мощную и разностороннюю.
Жертвами ее в разной степени были Эстония в 2007 году, Грузия в 2008 году, Украина в 2014 году, Германия в 2015 году, Соединенные Штаты в 2016 году. Под прицелом были и Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), НАТО, Европейский союз. Международная редакция TV5 подверглась также хакерской атаке из-за распространения информации, которую Москва сочла негативной.
Началось новое противостояние, от обычной военной дезинформации в социальных сетях и до операций в политической и медийной сфере в разных демократических странах с помощью компьютерных атак.
В виртуальном пространстве, «русские представляют существенную угрозу для Соединенных Штатов» и «они пытаются вбить клин между Европой и нами»,- заявил Джеймс Клэппер(James Clapper), последний директор Национальной разведки США при Бараке Обаме.
«Западные демократии уже забыли советскую систему, сочетающую в себе пропаганду, информационное манипулирование и пиратство», — отмечает Эрик Данон (Eric Danon), заместитель генерального директора по политическим вопросам МИД Франции.
Информационная война в действии. Москва отрицает эти обвинения. «Я не видел ни малейших попыток хакерства против Демократической партии США или того, что нам приписывают во Франции, Германии и Италии», — заявил 18 февраля в Мюнхене министр иностранных дел России Сергей Лавров перед высокопоставленными западными чиновниками.
«Пропаганда должна быть умной, компетентной и эффективной», — подчеркнул 22 февраля Сергей Шойгу, министр обороны России перед депутатами Госдумы. Сейчас «Россия имеет войска информационных операций, что гораздо эффективнее и сильнее того управления, которое называлось контрпропагандой».
Почему войска? «Сегодня по сути идет информационное противоборство, являющееся составной частью общего противостояния. Учитывая это, Россия предпринимает шаги по созданию соответствующих структур в этой сфере», — объясняет Владимир Шаманов, председатель комитета Госдумы по обороне.
«Киберпространство, как функция или область, не является русской концепцией», — уточнил Кейр Джайлс (Keir Giles), эксперт Британского аналитического центра в области международных отношений (Royal Institute of International Affairs), который опубликовал в ноябре 2016 года в колледже НАТО учебное пособие, на базе многочисленных российских документов. Для Москвы, противостояние представляет собой гораздо более широкую концепцию, чем просто «информационное пространство». И Запад обнаружил, с запозданием, что эта информационная война действительно давно началась.
Ее самые заметные проявления прекрасно известны: проникновение на правительственные и стратегические сайты для подрыва доверия людей к этим институтам, армии «троллей» и «ботов» для распространения в сети ложной информации или создания противоречий в социальных сетях, информационные кампании прокремлевских СМИ.
Так RT (Russia Today) и Sputnik, финансируемые властью, и ведут вещание на нескольких языках. Они берут под прицел чувствительные для Запада вопросы вроде миграционного кризиса, играют на эмоциях и зачастую представляют искаженную и конспирологическую картину действительности. RT и Sputnik получали с 2012 года от 600 миллионов до миллиарда долларов в год (сегодня несколько меньше из-за падения курса рубля).
Фабрики троллей
Фабрики троллей, настоящие подпольные информационные цеха, появились в 2013 году, когда независимая «Новая газета» узнала об их существовании благодаря объявлению о найме «операторов», которые должны были писать комментарии на указанных сайтах и получать оплату по предъявлению скриншотов.
Две бывшие сотрудницы, которые работали в открытых круглые сутки неприметных зданиях в пригороде Санкт-Петербурга, впоследствии дали показания, в том числе в суде, из-за спора по поводу оплаты.
«Нашей первой задачей было постоянно менять прокси, чтобы наше местоположение не могли установить», — отметила Людмила Савчук. Затем операторам нужно было выбрать себе образ (студент, спортсмен, преподаватель) и тему из списка, то есть дискредитировать украинское правительство, осуждать международные антироссийские санкции или писать положительные отзывы о национальной экономике.
В «Агентстве интернет-исследований» работали порядка 600 человек, которые занимались распространением прокремлевских сообщений в социальных сетях.
Все эти задачи были четко сформулированы в российской доктрине национальной безопасности в рамках общего понятия «нелинейной войны» (в НАТО ее называют «гибридной войной»), которая идет от операций по утверждению своего влияния до применения ядерного оружия.
Кибератаки групп АРТ28 и АРТ29, которые приписываются соответственно военной (ГРУ) и внутренней разведке (ФСБ), поддерживаются огромными усилиями для того, чтобы заставить целевую группу людей поверить в послание.
«В киберпространстве Россия играет вовсе не на том же поле, что США, у которых имеется техническое превосходство, — считает Кевин Лимонье (Kevin Limonier) из Университета Париж VIII, один из авторов книги «Россия: движение к новой холодной войне?» — Она хочет заставить Запад занять более выраженные политические взгляды в отношении киберпространства, а ее стратегия в большей степени сводится к тому, чтобы обмануть человека, а не машину».
Подрывная работа и дестабилизация
Распространение в интернете лжи, упрощенческих выводов и фальсифицированных документов призвано изменить мировоззрение противника так, чтобы его решения шли в выгодном для Москвы направлении.
Кроме того, цель в том, чтобы сформировать в общественном мнении попустительское отношение, в котором послание российской власти будет восприниматься как факт. Именно так Radio Canada представило в июне 2016 года участие канадских войск в инициативах НАТО в Латвии как «возможную провокацию», которая противоречит Основополагающему акту Россия-НАТО (Москва придерживалась такой же позиции).
Как отмечается в российских документах, нелинейная война направлена как на массы, так и на отдельных людей. Предполагается в ней подрывная деятельность и дестабилизация.
В любом случае, у Москвы нет монополии на агрессивные кибероперации, и в 2015 году на собрании в ФСБ (наследница его родного КГБ) президент Владимир Путин представил все как ответные меры: «Для так называемого сдерживания России используется весь набор средств — от попыток политической изоляции и экономического давления до масштабной информационной войны и инструментов специальных служб». Тем не менее хронология фактов указывает на то, что все шло, скорее, в совершенно другом направлении.
Оружие слабого против сильного
Российская доктрина была унаследована с советского периода с его принципом постоянного конфликта с Западом, для которого информация уже тогда играла большую роль, и отточена после распада СССР.
Преемственность мышления подкрепляется преемственностью руководства. «Все чиновники вокруг Владимира Путина — выходцы из спецслужб и верят в подрывную деятельность, — подчеркивает Селин Маранже (Céline Marangé) из Института стратегических исследований Военной школы. — Все они искренне убеждены в необходимости защиты консервативных ценностей».
Как писал в 1998 году мыслитель трансформации российских вооруженных сил Владимир Слипченко, одним из атрибутов войны будущего станет конфронтация информации, поскольку информация становится таким же оружием, как ракеты, бомбы, торпеды и т.д. 20 лет спустя в Кремле полагают, что информационная война в теории может позволить избежать вооруженного конфликта, самостоятельно достигнув стратегических целей.
В 2000-х годах «обстановка складывалась в пользу операций влияния для восстановления имиджа России», — отмечает Селин Маранже.
Кибероружие рассматривается как оружие слабого против сильного при неравной мощи противников: в том, что касается обычных вооруженных сил, Россия ощутимо уступает НАТО. «Наши ответы должны быть основаны на интеллектуальном превосходстве. Они будут асимметричными, менее затратными, но будут повышать надежность и эффективность нашей ядерной триады», — говорил в 2006 году Владимир Путин.
Эстония, Грузия, Украина… В 2007 году целью первой кибератаки против государства стала Эстония: под ударом на протяжение нескольких недель находились правительственные сайты, банки и газеты страны. Операция последовала за инициативой эстонских властей по перемещению бронзового солдата, который был символом Второй мировой войны.
Ответственность за нее взял на себя Константин Голоскоков, «комиссар» пропутинского молодежного движения «Наши». Атака не повлекла за собой никакой реакции НАТО, хотя власти Эстонии назвали произошедшее «актом войны».
После вооруженного конфликта в Грузии в 2008 году «Москва сделала вывод: она проиграла информационную войну», — объясняет Кевин Лимонье. После арабской весны 2011 года она пришла к еще одному важному заключению: США удалось манипулировать общественным мнением.
Использовавшийся в социальных сетях протестный потенциал населения был дополнен скрытыми военными инициативами, в том числе информационной войной и операциями спецподразделений, писал в 2013 году глава российского генштаба генерал Валерий Герасимов.
Охота на программистов
В том же 2013 году был сформирован Национальный центр управления обороной РФ, который занимается координацией всех военных действий, в том числе пропаганды, разведки и обычных операций.
Год спустя «доктрина Герасимова» нашла применение в Крыму, где состоялась первая со времен Второй мировой силовая аннексия части территории европейского государства: распространение ложных новостей в соцсетях, кибератаки и вмешательство «маленьких зеленых человечков (бойцы спецподразделений в форме без знаков отличия) перед отправкой регулярных сил. С того момента российские кибероперации на Украине рассматриваются западными экспертами как проверки новых возможностей Москвы.
Параллельно с этим, в тот самый момент, когда Эдвард Сноуден получил убежище в России, генштаб начал охоту на разбирающуюся в информатике молодежь для своих «научных подразделений». «Их нужно найти!» — воскликну министр обороны Сергей Шойгу на встрече с ректорами крупнейших университетов.
Как отмечает Кевин Лимонье, в 1990-х годах «россияне запустили очень хорошие университетские курсы программирования в Санкт-Петербурге», однако после распада СССР часть выпускников стала ударной силой в «подполье» интернета, пошла на службу мафии. «Мы начинаем большую охоту на программистов», — подчеркнул Шойгу.
Все более тесные связи с хакерами
У пришедших на смену КГБ спецслужб до недавнего времени было здесь бесспорное преимущество перед армией. В 1991 году Борис Ельцин последовал примеру США и создал Федеральное агентство правительственной связи и информации, которое занималось электронным шпионажем, криптографией и картографией.
После того как в 2003 году Владимир Путин распустил эту организацию и распределил ее функции между ФСО, СВР и ФСБ, спецслужбы начали устанавливать все более тесные связи с российскими хакерами, чья преступная деятельность постепенно сместилась к политической сфере.
По словам журналиста Андрея Солдатова, российская армия стала прибегать к услугам хакеров относительно недавно. Уроки войны 1999-2000 годов в Чечне сыграли тут свою роль.
«Хотя Кремль пытался удержать информацию под контролем, чеченские сепаратисты запустили множество интернет-сайтов, — рассказывает он. — Тут в конфликте появился новый игрок: студенты из Томска начали атаки на чеченские сайты, и в Кремле увидели, на что способны эти молодые люди. Впоследствии они получили поддержку от ФСБ».
Масштабные манипуляции
Российская власть не довольствовалась тем, что поручила юным «гикам» портить жизнь неугодным целям. После аннексии Крыма информационная война вышла на новый уровень. «С 2014 года государство следует новой схеме, и чиновников отправили на предприятия, специализирующиеся на информатике, — продолжает Андрей Солдатов. — Бежавший в Прагу представитель одной из таких компаний рассказал, как сотрудник Министерства связи попросил содействия его предприятия Qrator Labs в разработке системы, с помощью которой впоследствии проводились атаки на Минобороны Украины и независимый информационный сайт Slon.ru».
Армия организовала своеобразный субподряд. «Создание страниц в социальных сетях для масштабных манипуляций, сканирование всех систем для выявления уязвимостей и подготовка атак — все это требует значительных людских ресурсов, — отмечает бывший технический директор Генерального управления внешней разведки Франции Бернар Барбье (Bernard Barbier). — Сейчас все системы испытываются для атаки в выбранный момент. Каких-либо ограничений, судя по всему, нет».
В марте 2016 года генерал Герасимов писал в статье «По опыту Сирии» о важности сочетания военных и информационных средств: «Информационные ресурсы стали одним из самых эффективных видов оружия. Широкое их использование позволяет в считаные дни раскачать ситуацию в стране изнутри.(…) Непрямые и асимметричные действия и способы ведения гибридных войн позволяют лишить противоборствующую сторону фактического суверенитета без захвата территории государства».
Новая война уже не нацелена, как раньше, на продвижение идеологии (коммунизма) или защиты «великой цели». «Цель в том, чтобы контролировать информацию во всех ее проявлениях, — подчеркивает Кейр Жиль. — В отличие от советских времен дезинформация не сводится к тому, чтобы продавать Россию как идею. Единственная задача Москвы — подорвать понятие объективной истины».
Сегодня применяемая российской властью доктрина, по всей видимости, приносит свои плоды. «Россияне — единственные, кто смог вывести искусство кибервойны на уровень средства выражения мощи», — подчеркивает Кевин Лимонье.
