Сейчас толпы журналистов рыщут по американской глубинке, пытаясь понять, что же они упустили перед президентскими выборами. Я больше 20-ти лет делала то же самое в России, пытаясь оценить последствия распада Советского Союза.
Ведь благодаря своему опыту работы журналистом в этой стране, в которую я периодически приезжала с 1970-х годов, я была уверена в том, что Москва — это не Россия.
К 1993 году, несмотря на все похвалы в адрес ельцинского правительства, на которые не скупился Запад, с оптимизмом относившийся к его перспективам и оказывавший ему поддержку, мои поездки за Московскую кольцевую автодорогу убедили меня в том, что обстановка в основной части России остается крайне шаткой. Поэтому я взяла карту, выбрала одну из областей и с тех пор и до 2015 года регулярно туда наведывалась. Впрочем, благодаря Скайпу я и сейчас продолжаю поддерживать контакты с людьми оттуда. Лежащая за тысячу миль к востоку от Москвы Челябинская область — суровый, страдающий от промышленного загрязнения регион размером с Бельгию и с населением в три миллиона человек. Ситуация в нем типична для большей части страны за пределами столицы. В отличие от едва не лопающейся по швам от наплыва людей и денег Москвы, Челябинск, зависящий от металлургии, горнодобывающей отрасли и старых военных заводов, как боролся за жизнь, так и продолжает бороться.
До 1993 года область считалась закрытой. Потом ее открыли для иностранцев. Тогда же в ней воцарился свободный рынок — и как жить в его условиях она не понимала. Еще оставались надежды на «демократические реформы», которые должны были быстро обеспечить стране западное процветание и «свободу», но жизнь в регионе была тяжелой. В шахтах и на фабриках не платили зарплату. Врачи зависели от западной помощи. Им не хватало лекарств и рентгеновских пленок. Люди, интересующиеся религией и новыми идеями, толпами стекались на мероприятия западных миссионеров, а застывшая в прошлом Русская православная церковь продолжала покрывать купола позолотой.
Они теряли работу, когда коррумпированные директора и чиновники — как действующие, так и бывшие, — распродавали заводы во имя приватизации и с благословения поддерживавшегося Западом ельцинского правительства. Когда я заметила, что разворовывают российскую промышленность сами россияне, один инженер ответил мне: «Вы [Запад] научили нас, как это делать, а мы — хорошие ученики».
Рушились браки. Перед лицом позорной безработицы мужчины опускали руки, ложились на диван и спивались. Детей отдавали на усыновление иностранцам, чего Россия со временем начала крайне стыдиться. В 1996 году регион проголосовал за возвращение к власти коммунистов. Борис Ельцин — при поддержке США — сфальсифицировал выборы и сумел временно установить власть своих бюрократов. В 1998 году все стало еще хуже. Россия объявила дефолт. Жители области вновь потеряли свои скудные сбережения, зато олигархи обогатились в результате махинаций, замешанным в которых россияне — не без оснований — сочли Запад.
Я видела, как люди в Челябинске начали искать идентичность — русскую идентичность, — которая позволила бы им гордиться собой. Неожиданный приход Владимира Путина к власти в 2000 году для многих был даром свыше.
Путин не был похож на стареющего Ельцина, смущавшего россиян своим пьянством. Это был трезвый моложавый лидер, сумевший справиться — пусть и очень жестокими методами — с чеченскими повстанцами, что стало первым этапом восстановления доверия к армии и спецслужбам. Как именно он этого добился, людей интересовало мало. Разгул преступности удалось обуздать. Рост цен на нефть, газ и прочее сырье позволил увеличить социальные расходы. Кредиты и ипотеки внезапно стали доступными. Появился скромный средний класс.
Коррупция сохранялась и даже усугублялась, однако у процесса была и оборотная сторона. Жители области постоянно жаловались, но денег у них постепенно становилось больше. Начали возникать небольшие кафе и ресторанчики, раньше процветавшие в Москве, но не здесь.
Люди даже стали покупать дешевые пакетные туры за границу. В середине 2000-х Челябинск изменился до неузнаваемости. Неподалеку от по-прежнему стоявшей в центре города статуи Ленина возникла пешеходная улица в стиле знаменитого московского Арбата, на которой рестораны с капучино и суши перемежались с магазинами известных сетей. В растущих пригородах квартиры в новых домах, решавших застарелый жилищный вопрос, обставлялись мебелью ИКЕА.
Это повлекло за собой возрождение веры в Россию и рост неприязни к Западу — несмотря на сохранявшуюся тягу ко всему западному. Устав от самобичевания, которое охотно поддерживал остальной мир, все больше и больше людей в Челябинске надевало на себя православные кресты. Народ разочаровывался в западном финансовом вмешательстве. Вдобавок, хотя Запад никогда не давал слова не расширять НАТО, не пользоваться слабостью России он все же в свое время обещал.
В итоге на фоне продвижения НАТО к российским границам и явно пренебрежительного отношения США к российским тревогам Путин блестяще сумел использовать эти гноящиеся раны, заговорив о возрождении национальной идентичности и национальной гордости. Гигантские московские демонстрации 2010-2011 годов (так в тексте, — прим. перев.), направленные против коррупции в политических верхах и активно освещавшиеся западными СМИ, не были подхвачены провинцией. И в Путине, при всех его недостатках, здесь по-прежнему продолжали видеть спасителя.
Конечно, растущая власть Путина сталкивалась с определенным сопротивлением, но режим легко одерживал верх над оппозицией — слабой, растерянной и раздробленной. Мои друзья-журналисты были в отчаянии.
Они видели, как их свобода выступать против Путина сокращается. Местный бизнес, опасаясь визитов налоговой полиции, отказывался давать рекламу в издания, которые не были откровенно пропутинскими. Коррупция так распространилась, что замаранными в ней оказались все. Поэтому все боялись.
Однако происходящее воспринималось как внутреннее дело России. Когда Хилари Клинтон сравнила Путина с Гитлером, она лишь укрепила этим его популярность. Узнавая все больше о проблемах других стран — и в частности о проблемах США, — люди все сильнее отвергали критику извне.
Как-то раз я спросила одного из своих друзей, что он думает о полицейском государстве, которое строит Путин и о явной коррумпированности режима. Он ответил: «При пожаре не спрашивают, хороший ли человек пожарный». Точка.
Захват Путиным Крыма, исторически бывшего частью России, одобрило подавляющее большинство россиян, в том числе многие оппозиционеры. Я много лет подряд спрашивала своих челябинских знакомых — от учителей до строителей и дворников, — где пролегают те «красные черты», за которые Путину не следует заходить. Мне часто отвечали, что такая черта — ограничение интернета. Путин ловко с этим справился, периодически вводя те или иные запреты, но оставив сеть достаточно открытой, чтобы это устраивало большинство. Правозащитникам мешают высказываться, объявляют их «иностранными агентами» и лишают их западного финансирования, но общество против этого не протестует. Что касается экономического спада, санкций и сохраняющейся зависимости России от цен на нефть и газ, которые продолжают снижаться, то местным жителям позволяют выпускать пар с помощью протестов против растущей стоимости коммунальных услуг, однако популярность Путин от этого не снижается. Многие по-прежнему верят, что — с учетом западных попыток изолировать Россию — страна должна стать самодостаточной и что, хотя сейчас людям приходится тяжело, в долгосрочной перспективе жизнь улучшится.
Границы все еще остаются открытыми, и те, кому не нравится происходящее, могут уехать. Упрямые и бесстрашные журналисты, лишившиеся работы и любых шансов ее найти, ищут убежища за пределами страны. Многие талантливые люди из других отраслей, видящее для себя возможности за рубежом, тоже голосуют ногами. Некоторые мои знакомые из Челябинска стараются оградить себя от будущей неопределенности, рожая детей за тысячи миль от России, в Майами. Однако среди тех, кто остается, Путин пока сохраняет ошеломляющую популярность, а несогласные в основном предпочитают молчать.
Какие бы возможности перестроить такие структуры времен холодной войны, как НАТО, ни существовали в 90-х годах, они были упущены. Сейчас возрожденная и недоверчивая Россия считает, что она окружена врагами, и сама воспринимается как враг — если и не Дональдом Трампом, то многими другим на Капитолийском холме. Неуклюжие и демонстративные инициативы Трампа пока не приводят ни к чему хорошему. Вдобавок те же самые призывы «вернуть стране величие», которые несколько лет назад распространились среди уязвленных русских, теперь можно услышать и от сбитых с толку американцев. Именно так и зарождаются трагедии.
