Николай Статкевич (лидер незарегистрированной Белорусской социал-демократической партии, экс-кандидат в президенты Белоруссии, в 2011 году приговорен к шести годам лишения свободы за «организацию массовых беспорядков», в 2015 году помилован Александром Лукашенко — прим. ред.) неоднократно говорил, что получил звание «главного уличного бойца» не по своей воле. Просто кроме него лидерство «на улице» никто не брал. И понятно, что насчет уличных протестов перед 25 марта мы решили поговорить именно с ним.
«Новы час»: Сейчас все спорят: возможен ли в Белоруссии «Майдан»? Что думаете вы?
Николай Статкевич: В Белоруссии Майдан невозможен, потому что в нашем языке нет такого слова (смеется). А события вроде украинских… У нас совсем другая ситуация. У нас нет независимых электронных массовых медиа, телевидения, нет фракции оппозиции в парламенте, в конце концов в оппозиции к власти не находится городское руководство Минска. У нас другая ситуация, другая предыстория, другая ментальность.
Белорусы больше готовы к реформам, и, пожалуй, мы могли бы быть более успешными в построении правового государства, потому что у нас другое отношение к закону. Это связано с историей. В украинском обществе в качестве идеала — история казачества. Казаки — мужественные, достойные люди, но как они относились к законам и к чужой собственности, — известно. Украина имеет и будет иметь из-за этого проблемы. У нас же — очень существенное влияние нашей знатной истории, был большой слой населения свободных граждан, был социальный лифт, куда мог попасть любой человек… Знать жила по законам. У нас было правовое государство — не идеальное, но правовое. У нас все могло быть гораздо лучше, если бы мы не ошиблись в своем выборе в 1994 году.
Декрет — только повод
— Акции протеста способны изменить ситуацию? Не является ли это только средством «выпускания пара»?
— Сегодняшние протесты ситуацию уже меняют, потому что они изменяют само общество. Люди внезапно становятся гражданами. Не просто получателями благ или неприятностей от власти, а именно гражданами, которые хотят решать свою судьбу, судьбу своих детей, судьбу своей страны. В определенной степени то, что сейчас происходит, можно назвать революцией внутренней, духовной. Люди в запуганной за столько лет стране вдруг чувствуют в себе силы, достоинство и мужество к изменениям. Это исторический период — мы сейчас наблюдаем рождение белорусского гражданского общества, рождение нации. Это великое время.
Декрет о тунеядстве — лишь повод, спусковой крючок, толчок, который позволил проявиться всем тем изменениям, которые готовились в душах людей. И не более.
— Раньше все говорили, особенно во время избирательных митингов: «Все решится в Минске». Но напугала власть именно провинция.
— Власть напугали настроения людей. Она оторвалась от народа, она просто не знала истинного положения вещей. И когда вслед за Минском, за акцией 17 февраля, которая дала старт народному протесту, начали массово выходить регионы, то, действительно, власть испугалась. Она вдруг увидела всю степень ненависти к себе. Но, к сожалению, в странах авторитарных, централизованных, вопрос изменений, безусловно, решается в столице. Также безусловно, что эти изменения невозможны без поддержки регионов.
25 марта мы собираем большую акцию в Минске, где мы должны показать силу народа и его волю к переменам, и на следующий день, 26-го, в 12.00 призываем выходить людей на площади своих городов по всей Белоруссии, чтобы они показали, что не только столица протестует, что это воля всей Белоруссии.
На площади людей выводит власть
— Власть применяет тактику кнута и пряника. С одной стороны — заморозили исполнение декрета, с другой — начали репрессии. Удастся таким образом умерить протест?
— Власти все еще думают, что выводит людей на площади белорусская демократическая оппозиция.
На самом деле, на площади людей выводит сама власть — своим хамством, неуважением к человеку, коррупцией, стремлением всех запугать и всех контролировать. А демократическая патриотическая оппозиция — по крайней мере, ее часть, — прогнозировала такую ситуацию. Она готовила возможность для людей, площадку, механизмы для протеста. Сейчас люди пользуются этим.
Полтора года назад, когда я вышел из тюрьмы, я начал делать то, что назвал «созданием площадки свободы в центре столицы». Этой площадкой, и другими площадками в центрах городов люди начали пользоваться, так как это было наработано. А чуть менее года назад, на учредительной сессии Белорусского национального конгресса, среди прочего, было заявлено: наша задача — возглавить и направить социальный протест с целью принуждения властей к экономическим и политическим реформам. Мы тогда это прогнозировали, мы шли немного впереди. И теперь люди приняли наши механизмы воздействия, наши лозунги и даже наши флаги.
Но мы понимаем, что можем спровоцировать внешнее вмешательство. Мы не хотели бы потерять свой дом. Поэтому мы должны действовать мирно и последовательно, и это будет большая работа, придется выходить на улицы не один раз. Придется давить, как удав, до тех пор, пока не начнет разрушаться эта лживая и коррупционная вертикаль, в том числе и вертикаль силовая.
Тогда может случиться и так, что нам притащат этого кадра уже связанным. Или пока он сам не поймет, что во избежание такого конца, нужно разговаривать и договариваться. Каким бы это маловероятным теперь не казалось, но мы готовы к переговорам. Не к играм кукольного спектакля под названием «круглый стол», где посадят марионеток и клоунов, а настоящим серьезным переговорам с теми, кто представляет протест.
Мы надеемся, что здесь здравого смысла хватит, но, к сожалению, пока что вероятность этого не очень высока.
— Возникла обеспокоенность, что протесты могут быть основанием для вмешательства России. Как профессиональный военный, вы можете сказать, есть ли почва для этих опасений?
— Да, опасность есть, и предосторожности не лишние, но социальный протест был бы все равно. Мы его спрогнозировали, мы к нему подготовились. Но если бы мы не подготовились и не возглавили этот протест — он бы все равно был. Возможно, в каких-то других формах, и у него, возможно, был бы другой лидер. Тот, которого показывают по пяти из восьми «социальных» каналов белорусского телевидения.
Если бы Лукашенко так заботился о невмешательстве России, ему для начала надо бы вернуть белорусам белорусское информационное пространство. Я не говорю об остальном — это просто пример. Человек, который столько сделал против нашей независимости, национальной самоидентификации белорусов, который уничтожал историю, последовательно уничтожал язык, человек, которого бы я назвал в новейшей истории главным врагом нашей нации, теперь вдруг начинает называть нас едва не агентами Кремля. Кто чей агент?
Мы как раз делаем все очень чутко, продуманно, чтобы не создать угроз независимости. Ведь угрозы большие, и создал их раньше сам Лукашенко.
Протест был бы все равно, а будущее Белоруссии зависит от того, кто его возглавит. Сейчас его возглавляет патриотическая оппозиция, — и это главная гарантия того, чтоБелоруссия останется независимой.
Мы свидетели конца системы
— В 2015 году вы говорили, что этой власти осталось два-три года. Вы сейчас от этого прогноза не отказываетесь?
— Не отказываюсь, потому что сейчас мы наблюдаем системный кризис власти. Закончился ресурс. Cхема, когда страна преобразована в большой колхоз, когда один человек имеет возможность контролировать почти каждого, — она шикарная для политического контроля, такое политическое счастье человеку, который болен властью. Но эта схема крайне неэффективна экономически. За счастье платила Россия. Теперь она не может увеличивать оплату, — а ее нужно увеличивать постоянно, так как эффективность такой экономики падает. А Россия за то, что дает, все больше и больше требует. Она требует уже столько, что отдавать все — уже опасно для личной власти Лукашенко. Система оказалась в тупике.
Но этот тупик оказался тупиком для всей страны. Еще в прошлом году народ надеялся, что этот внезапно выкрутится, обманет, наберет, выдурит кредитов, и все как-то образуется. Сегодняшние выступления свидетельствуют: люди поняли, что — все.
На самом деле, народ находится в ужасном стрессе. В регионах зарплаты такие, что людям едва хватает на еду. В семьях уже думают, чем кормить детей. Ответственность за это люди возлагают на одного человека. Он все взял на себя, всем руководит, а значит, за все отвечает.
Безусловно, мы присутствуем при конце этой системы. И, честно говоря, меня уже больше волнует, что будет после нее. Как сделать, чтобы в этот переходный период не попасть под зависимость другого государства, не потерять нашу независимость, не вызывать гражданских конфликтов в нашем расколотом обществе. Я сейчас должен обращаться к людям и говорить, что разница в языке, в геополитических пристрастиях или в симпатиях к какой-либо символике не должна быть поводом для конфликта в обществе. Мы — один народ, одна нация, у нас один дом, и мы должны думать о том, как наладить жизнь в этом доме.
Теперь уже нужно начинать думать о том, что будет после этого человека, хотя, безусловно, так просто он уйти не собирается. Но дальше некуда. У него скоро не будет денег, чтобы кормить даже ту свору, которой он пугает народ.
После него нам прежде всего нужны свободные выборы, нам нужна легитимная власть, которая представляет весь народ. Безусловно, есть риск, что мы можем нарваться на очередного популиста, риск внешнего вмешательства… Но без риска движение вперед невозможно.
Нам нужно двигаться. Для этого мы должны снова начать учиться демократии, строить систему разделения властей, противовесов, сдерживания, нормальную экономику. Все это придется делать очень быстро. Сделать это быстро не получится, если мы будем разобщены в базовых ценностях.
И главная ценность — что у нас, белорусов, есть свой дом, свое государство. Это наше государство, и мы не должны ее разрушить.
