После состоявшейся в понедельник пресс-конференции прокуратуры я как гражданин могу, с одной стороны, чувствовать удовлетворение, поскольку к самому важному следствию в стране относятся со всей серьезностью и ответственностью. С другой стороны, во мне вскипает совершенно естественный гнев. С того трагического апрельского утра прошло уже 363 недели, семь долгих лет, за которые мы, общество, должны были узнать, что в действительности произошло на аэродроме под Смоленском, если версии докладов Татьяны Анодиной и комиссии Ежи Миллера (Jerzy Millera) не соответствуют правде.
Семь лет — достаточный срок, чтобы прокуратура выдвинула обвинения, а суд осудил виновных, если таковые были. Пока в результате расследования самой масштабной национальной трагедии последних десятилетий был осужден всего один человек. Возмутительный итог на фоне всех тех вопросов, которые появились в связи с катастрофой. Я, конечно, осознаю, что расследованию ее обстоятельств не способствовала ни внутренняя политика, ни геополитическая обстановка. Правительству Дональда Туска (Donald Tusk) было выгоднее всего закрыть этот гроб как можно быстрее. Не только потому, что смоленская тема стала политическим топливом для оппозиции, но и (возможно, в первую очередь) потому, что оставлять его открытым — означало испортить отношения с Россией.
А Москва? Сложно сомневаться в том, что благих намерений у нее не было изначально. Катастрофа произошла на ее территории, и россияне отчасти несут за нее ответственность. Она показала, какими плачевными были технические условия, вскрыла вопиющую халатность авиационных, спасательных и медицинских служб России. Причастность россиян к трагедии настолько очевидна, что у Москвы не было другого пути, кроме как последовательно отрицать свою ответственность. Распутать смоленское дело до конца при такой позиции россиян было сложно. Нелегко будет и дальше.
Важнее, однако, нечто другое. За семь лет партия «Право и Справедливость» (PiS) стала заложницей Смоленска. Вознеся катастрофу на свои знамена и доказывая гипотезу о покушении, партия взвалила на себя моральное обязательство раскрыть правду. Она уже полтора года находится у власти, но новой правды мы пока не услышали. Внешние обстоятельства, конечно, не изменились. Россияне не станут более склонными к сотрудничеству. Работающий при оборонном ведомстве подкомитет не сообщил никаких новых фактов. А избиратели продолжают ждать, когда партия исполнит свое самое важное предвыборное обещание.
Удалось ли пресс-конференции прокуратуры продвинуть дело вперед? На мой взгляд, ни на шаг, зато можно было отчетливо почувствовать напряженность, связанную с приближающейся годовщиной. Общественности нужно было что-то предъявить. Но ей рассказали лишь о том, о чем мы уже знаем: о каталогизации вещественных доказательств и международном сотрудничестве в их анализе, о подготовке комплексного доклада экспертов, о результатах эксгумации. Самым важным было сообщение, что россиян обвиняют в умышленном провоцировании крушения, а в Россию направлен по этому поводу запрос о правовой помощи. Но неужели кто-то верит, что россияне на него ответят? Из пресс-коференции можно было вынести одно: дополнительное подтверждение получила гипотеза, что никакого взрыва на борту не было, а к катастрофе привели действия диспетчеров.
Как отреагировали на это поляки? Опрос, который провел для Rzeczpospolita Институт рыночных и общественных исследований (IBRiS), показывает, что сегодня в версию о покушении верят 14% респондентов, то есть примерно половина электората «Права и Справедливости». Несколько лучше поляки оценивают работу комитета Министерства обороны — о ней положительно отзываются чуть больше 20% опрошенных. Много или мало? Годы идут, и мне кажется, что эти результаты с течением времени станут для «Права и Справедливости» еще более неутешительными. Возможно, пришло время сменить стратегию.
