Я вылезаю из кузова пикапа с винтовкой в руках. «Держите оружие наготове!» — командует капитан Пэйн. Я передвигаюсь налегке. В отличие от других, я не считаю южную Аризону зоной военных действий, так что я не стал устанавливать стальные пластины в свой разгрузочный жилет. На фоне похожих на спецназовские AR-15 у остальных, моя Ruger Mini-14 с деревянным ложем немного выбивается из общей картины. Но все остальное в порядке — на мне камуфляж мультикам (MultiCam — универсальная камуфлированная расцветка — прим. Newочём), желтовато-коричневые берцы и рация на плече. Я довольно неплохо вписываюсь.
Мы стоим на парковке магазина Walmart в Ногалесе. Капитан Пэйн с парой человек идет пополнить запасы. В его отсутствие наш командир — Шоутайм. Это морпех-ветеран, трижды побывавший в Афганистане. На его лице камуфляжная краска и борода как у снежного человека. Он садится в кабину, чтобы зайти с телефона в Фейсбук, пока Разрушитель, Егерь, Спартанец и я стоим спинами к грузовику с винтовками в руках и следим, нет ли чего подозрительного. Граница с Мексикой в пяти километрах отсюда.
«Смотри, — замечает Егерь, глядя на другую сторону парковки. — Шевроле Камаро с дисками». Его рука как бы невзначай лежит на прикладе камуфлированной AR-15, висящей на трехточечном тактическом ремне.
«Ну ты же знаешь, что у половины мексиканцев хромированные диски на машинах», — аргументирует Разрушитель, говоря, что эта машина не обязательно принадлежит наркокартелю. Он сжимает рукоять АК-47, предусмотрительно держа указательный палец на ствольной коробке.
«В прошлый раз [здесь была] тонированная машина, — добавляет Спартанец. — С огромными дисками. Орала мексиканская музыка. Дважды нас объехала. Еще и медленно». Он выплевывает семечку.
Разрушитель кивает в сторону въезда на парковку. «А вот и шериф», — сообщает он. Полицейская машина заезжает на парковку.
«Он смотрит на нас», — замечает Егерь.
«Конечно», — отвечает Разрушитель.
«Держите руки на виду! Полиция!» — вдруг кричит человек в сорочке, стоящий среди машин напротив нас. Рукой он указывает на свое оружие. Мои спутники вытягивают руки в стороны. Их винтовки висят на груди. У моей винтовки нет тактического ремня, поэтому я продолжаю держать ее в руке.
«Опустите оружие!» — кричит мне другой полицейский в штатском.
Полицейские подходят к нам. «Вы, кто, охотники?»
«Ополчение», — отвечает Егерь.
«У вас есть удостоверения?» Я тянусь за своим. «Держите руки подальше от карманов!» — рявкает один из них.
Подъезжают две патрульных машины, из них выходят трое полицейских в форме из департамента полиции Ногалеса. «Так что именно вы, парни, здесь делаете?» — спрашивает одна из них. На ее бейдже написано «Эрнандес», у нее короткие черные волосы с острыми прядями.
«По сути, мы — глаза и уши пограничного патруля», — отвечает Егерь.
«Скорее всего, кто-то увидел людей в камуфляже и с винтовками и подумал: „Вот черт!"», — предположил другой полицейский.
«Устрашающая компания», — бросает Разрушитель, ковыряясь в зубах в несколько напускном спокойствии.
«Не, вы, ребята, не страшные, — не соглашается офицер Эрнандес. — Думаю, местные просто еще не привыкли видеть людей, пользующихся правом носить оружие прямо на улице, и пугаются, когда происходит подобное. Не переживайте». Она передает данные наших удостоверений по рации и спрашивает, как мы оказались в Аризоне.
«Ну, дома, в Колорадо, мы состоим в патриотической организации Трехпроцентные Объединенные патриоты», — начинает Егерь.
«То есть вас, получается, развертывают, и вы приезжаете сразу на несколько дней, или…»
«Ага, — подтверждает Егерь. — Наш командир решает, кто отправляется, а кто остается».
«Для того, чем вы тут занимаетесь, нужны стальные шары, — говорит Эрнандес. — Спасибо вам». Она возвращает наши документы. Полицейские садятся в машины и уезжают.
Разрушитель смотрит на меня. «У тебя камера включена?» На моем жилете есть камера.
«Ага».
«Молодец», — одобрительно кивает он.
«Надо будет это запостить», — замечает Егерь.
Готовые к худшему
Капитан Пэйн везет нас обратно на базу передового развертывания, это час езды по неровной извилистой грунтовой дороге в горах Патагонии. Разрушитель говорит, что это было лучшей в его жизни встречей с полицейскими. «Мораль этой истории: на встречи с полицией приходи во всеоружии», — заявляет он. Егерь удивлен тем, насколько доброжелательной была Эрнандес, учитывая ее фамилию. Он отмечает, что ее волосы были короче, чем у нас; Разрушитель называет ее «оно». «Сколько нужно феминисток, чтобы вкрутить лампочку?— спрашивает он. — Двадцать. Одна, чтобы вкрутить, и 19, чтобы жаловаться на то, что это должны делать мужчины».
«Как отличить еврея от славянина?— спрашивает Егерь. — Никак. Они оба — пепел. Ха-ха-ха!» Родители Егеря — иммигранты из Германии. У него двойное гражданство, и он открыто гордится своим происхождением. Некоторые называют его нацистом — без одобрения или осуждения, скорее чтобы подразнить.
Спартанец, сотрудник Управления транспортной безопасности, тоже смеется над чередой шуток, но говорит мало. Все его эмоции спрятаны за панорамными солнцезащитными очками, густой рыжей бородой и восточной куфией, обычно покрывающей его голову. Стоицизм здесь ожидаем, поэтому то, что говорю я редко, не бросается в глаза. Я не лгу этим ребятам, но и не говорю, что я — журналист. Я могу рассказать им о своем ополченческом прошлом: перед тем, как присоединиться к Трехпроцентным Объединенным патриотам для этой пограничной операции, я тренировался в Ополчении штата Калифорния и 31 Защитном легионе в северной и центральной Калифорнии. Я научился стрельбе, ориентированию на местности, навыкам патрулирования, беспарашютному десантированию, правилам ведения радиосвязи, шифрованию, тому, как устроить базу передового развертывания в опасной ситуации и держать оборону. Как и остальные, в целях безопасности я использовал позывной. В Калифорнии некоторые знали меня как Гремучника. Здесь меня называют Кали.
Мое присоединение к ополчению началось с создания нового аккаунта в Фейсбуке. Я использовал свое настоящее имя, но из личной информации я обнародовал лишь то, что женат, и то, что я работал сварщиком и тюремным охранником в Американской корпорации исправительных учреждений. Моим аватаром было изображение Гасденовского флага. Я нашел и лайкнул страницы отрядов ополчения: Нация Трехпроцентников (Three Percenter Nation), Воины-патриоты (Patriotic Warriors) и Ополчение штата Аризона (Arizona State Militia). Затем Фейсбук предложил бесконечное количество других ополченческих сообществ, и их я тоже лайкнул. Чтобы поддерживать активность в профиле, я делился записями других людей: блогами о попытках Барака Обамы ввести военное положение и об угрозах пересечения границы сирийцами. Я выкладывал мемы о американском флаге и о значимости жизней полицейских (police lives matter, по аналогии с Black Lives Matter — движении за права темнокожих — прим. Newочём). Затем я отправил десятки запросов в друзья пользователям, состоящим в группах Фейсбука, связанных с ополчением. Некоторые относились недоверчиво: «Какой-то странный у тебя профиль, поэтому я спрашиваю: почему это ты ко мне добавляешься????» — написал один из них. Но многие сразу же принимали мою заявку. Через пару дней у меня уже было больше сотни друзей, и практически любой член ополчения, находясь на моей странице, мог с большой вероятностью обнаружить, что у нас есть как минимум один общий друг.
Затем я наткнулся на «Операцию „Весенние каникулы"» — закрытую группу Трехпроцентных Объединенных патриотов в Фейсбуке. Я отправил заявку, и когда ее одобрили, увидел пост, в котором спрашивалось, кто поедет на операцию в апреле. Я написал «Поеду». Цель операции нигде в постах не указывалась, поскольку все ее и так примерно осознавали — ловить нелегальных иммигрантов и контрабандистов наркотиков. Наконец объявили координаторов базы оперативного развертывания в фермерском парке Сан-Рафел в Аризоне. Никто ничего обо мне не спрашивал. Все, что от меня требовалось, — прийти. Список необходимого снаряжения был длинным и включал в себя, в том числе, оружие, медикаменты и носимую видеокамеру. Идея заключалась в том, что кадры видеосъемки могли опровергнуть ложные обвинения против ополченцев. Я использовал эту камеру, чтобы заснять все, что видел и слышал. Никто и бровью и не повел.
Члены Трехпроцентных Объединенных патриотов считали пограничные операции возможностью отдать долг стране, одновременно испытывая свою подготовку и оттачивая навыки перед предстоящей битвой. Как и большинство ополченцев, они уверены, что дезинтеграция общества неизбежна. Существует множество теорий относительно того, из-за чего «дерьмо полетит на вентилятор». Некоторые считают, что рухнет экономика. Или внутри страны начнутся беспорядки, вызванные движением Black Lives Matter. Может, случится стихийное бедствие. Может, правительство отменит право на свободное владение оружием и введет военное положение. Пока многие участники более широкого «патриотического» движения готовятся к этому, члены Трехпроцентных Объединенных патриотов считают себя людьми действия, сторожевыми псами нации слепых, невежественных баранов.
Когда мы подъезжаем к базе, возвращаясь из магазина, капитан Пэйн сообщает по рации о нашем прибытии. Таков протокол для всех, кто въезжает и выезжает. Двое человек с винтовками патрулируют периметр, и, если мы не объявим о нашем приближении, они могут принять нас за врагов. Это не единственные меры безопасности: мне сказали, что в высохшем русле реки, граничащем с базой, установлено три датчика движения, иногда ополченцы встают на позиции на вершинах близлежащих холмов, а большинство пищи готовится с жиром или свининой для защиты от возможных лазутчиков-мусульман.
Полдень, люди сидят, играя в карты или уставившись на кострище, спят в палатках. Более сорока человек приехало сюда из Аризоны, Колорадо, Техаса, Теннесси, Алабамы, Северной Каролины и других штатов. Почти все белые, но есть парочка латиноамериканцев. Это кровельщики, электрики, операторы тяжеловесной техники, сварщики, тюремный медбрат и охотник за головами. Большинство состоят в пехоте ополчения, как и я, но у некоторых более конкретные обязанности. Скорпион контролирует радиосвязь на коротких волнах из автофургона с длинной антенной, торчащей на крыше, и расположенным рядом гудящим генератором. Мужчина из Орегона готовит завтрак и ужин под большим навесом-кухней. Врач лагеря, Бродяга, сидит под своим навесом, уставившись в мобильник. Кто-то ворчит на команду с местного новостного телеканала Алабамы, которая ведет съемки рядом с базой и чуть не сорвала одну из ночных операций, включив прожекторы рядом с оградой на границе.
С сучковатого мескитового дерева безжизненно свисает измененный американский флаг — угол с 50 звездами заменен на римскую цифру III, окруженную тринадцатью звездами. Это флаг трехпроцентников, символизирующий их основное убеждение: во время войны за независимость лишь 3% колонистов в Америке сыграли роль в свержении англичан, и потребуется 3% современных американцев для начала «возрождения республики отцов-основателей». Эта идея возникла в 2008 году при участии Майка Вандербоу (Mike Vanderboegh) — бывшего члена ополчения и ультраправого блогера, скончавшегося в августе. Майк Вандербоу сказал, что трехпроцентники «готовы сражаться, умирать, и, если их вынудят угнетатели, убивать», чтобы защитить Конституцию.
Философия трехпроцентников быстро переросла в стихийное народное движение, которое стало частью возрождения ополчения правого толка после избрания Обамы в 2008 году. При поиске в Amazon выводится более четырех тысяч результатов, от детской одежды до чехлов на iPhone с логотипом ополченцев. В интернете можно найти более 300 страниц на Фейсбуке, сайтов и форумов трехпроцентников. В их основной группе в Фейсбуке более 15 тысяч участников, хотя фактическое количество людей, входящих в активные, реальные группы ополченцев, подсчитать сложно.
Часть 1.2
Бывший морпех и глава IT-отдела по имени Майк Моррис (Mike Morris), здесь именуемый Фифти-Кэл (Fifty Cal — производное от названия.50 (12,7 мм) крупнокалиберного патрона, одного из самых мощных среди производящихся серийно, — прим. Newочём), считал, что, если трехпроцентники хотят восстановить Конституцию, им нужно быть организованными и хорошо подготовленными. В 2013 году он основал организацию Трехпроцентные Объединенные патриоты и стал командиром этого ополчения. Количество участников «взлетело» после протестов в Фергюсоне, делится Моррис. Он гордится тем, что в их крупнейшем отделении — в Колорадо — сейчас уже более 3400 человек.
Мы редко видим Фифти-Кэла; в основном он сидит в трейлере в дальнем конце лагеря, планируя дневные и ночные операции, совещается с офицерами и смотрит военные фильмы. Это уже восьмая и самая крупная из организованных им пограничных операций с 2014 года. Он не считает, что трехпроцентники смогут остановить контрабанду наркотиков или нелегальную иммиграцию, но ему кажется, что для патриотов это шанс отдать долг родине. По его мнению, иммиграция — это даже не самая серьезная проблема. А вот самая серьезная — то, что Америка изменилась до неузнаваемости: федеральное правительство превратилось в тиранию, а обычаи и культура страны уничтожаются. «С каждым днем у нас все меньше прав, все меньше свободы», — пожаловался Фифти-Кэл, когда я позвонил ему после нашей пограничной операции. (Я постарался связаться с каждым участником ополчения, упомянутым в этой статье. Некоторые согласились дать официальное интервью.) Он сказал, что Трехпроцентные Объединенные патриоты — это не только «оружие и камуфляж». Организация оказала гуманитарную помощь пострадавшим при кризисе водоснабжения во Флинте, штат Мичиган, и наводнениях в Луизиане и Южной Каролине. Ополченцы передали продовольствие и одежду ветеранам. «Сама по себе организация трехпроцентников — не обязательно ополчение, — сообщил Фифти-Кэл в интервью сайту AmmoLand.com. — Мы скорее сводный брат ополчения, возможно, его более развитая версия».
Фифти-Кэл выходит из трейлера и заходится сухим кашлем курильщика. В лагерь заезжает бело-зеленый пограничный внедорожник, из него выходит полный улыбающийся человек в зеленой форме. Фифти-Кэл не улыбается, и я начинаю нервничать. У большинства наших, рассредоточенных по базе, нет винтовок, но есть личное оружие. Фифти-Кэл проводит рукой по своей длинной рыжей бороде. Его живот проступает через черную футболку с надписью «Разрешение на отстрел ИГИЛ» (организация, запрещенная в России, — прим. ред.) на изображении черепа. Он затягивается сигаретой, открывая руки, покрытые татуировками.
«Как жизнь, товарищ?» — интересуется агент. Фифти-Кэл раскидывает руки, и они обнимаются, похлопывая друг друга по спине. Он ухмыляется.
«Рад тебя видеть, старик — признается Фифти-Кэл. — Как поживаешь?»
«Кручусь-вернусь, чувак. Ну тебе ли не знать». Агента зовут Майк. Ребята окружили его и болтают с ним как старые друзья. Майк рассказывает истории о пьяных подростках, которые переворачивали автомобили, и камерах с датчиками движения на границе, которые запечатлели голого старика-туриста. В этом округе Майк работает уже десять лет, и ребята пытаются выудить из него советы о том, как ловить мексиканцев, прячущихся в пустыне. Майк говорит, что любит свою работу.
«Это командировка в горячую точку, в которой я каждый день возвращаюсь домой и сплю в собственной кровати. Движуха есть, но не нужно собирать чемоданы».
Фифти-Кэл и его зам Призрак прогуливаются с Майком до его машины, где они общаются еще какое-то время. Когда Майк уезжает, Призрак начинает маршировать по лагерю. Он шагает как сержант-инструктор и выглядит как рабочий со стройки — жилистое тело и очень загорелая кожа. «Кто сфотографировал патрульного?» — спрашивает он. Люди мотают головами. Кто-то говорит, что у Песчаника была камера в руках. Призрак идет его искать. «Мы не фотографируемся с пограничниками», — поясняет один чувак.
Призрак слывет местным вышибалой, но на деле он — человек из народа. Пока Фифти-Кэл уединяется в своем трейлере, Призрак сидит у костра вместе с остальными. Он не говорит много о политике, но на своей странице в Фейсбуке называет Хиллари Клинтон «сукой», которую «нужно вздернуть на высоком дереве, чтобы она сдохла, сдохла, сдохла». Многие из ребят не жалуют ни одну из политических партий. «Сегодня каждый из них в чем-нибудь да погряз», — считает Фифти-Кэл. Охотник говорит, что будет голосовать за Гэри Джонсона, кандидата от Либертарианской партии. Призрак, однако, поддерживает Дональда Трампа. Он переживает, что наступит день, когда ИГИЛ объединится с картелями, и террористы будут перепрыгивать через полутораметровый забор к югу отсюда. Пока Трамп не станет президентом, добавляет Призрак, стена — это мы.
Ребята никак не свыкнутся с тем, что сегодня много мусульман проживает в стране. «Саудовская,…, Аврора, — так капитан Пэйн называет свой родной городок в Колорадо. — Нужно поубивать еще больше этих ублюдков. Никогда не видел так много тряпкоголовых в Америке».
«Я помню времена, когда в моем районе Авроры жили только белые», — рассказывает Егерь.
Как и Фифти-Кэл, Призрак сожалеет о том, что страна сильно меняется. Честные работяги, как он, раньше жили припеваючи. И он не слышал, чтобы люди постоянно жаловались на белых, как это происходит сейчас. Все стали такими напряженными. По молодости Призрак жил в Лос-Анджелесе и часто катался по Голливудскому бульвару с друзьями. «Мы стебались над шлюхами — высовывали из окна 20-долларовую банкноту и наблюдали, как они гнались за машиной. Там реально было несколько очень даже миловидных шлюх по сравнению с теми, что работают в Ист-Авроре. Большой старый нигер как-то подошел к ним и говорит: „Иди сюда, крошка!", — насмешливо кричит Призрак. —…, нет, возвращайся обратно! На тебя всего бухла мира не хватит». Иногда в его речи проскакивает «слово на букву Н», хотя некоторых из ребят оно немного коробит. Фифти-Кэл рассказал мне, что расизм здесь не терпят и что «мы выгоняли и блокировали ребят, с которыми у нас не совпадают идеалы». В своих официальных сообщениях трехпроцентники настаивают, что они не сторонники господства белых. Никого, впрочем, не смущают оскорбительные слова. Возмутиться — значит продаться политкорректности, а это шаг навстречу Большому Брату.
Призрак говорит, что американское восприятие истории ушло вглубь «оруэлловской дыры памяти». Кто сейчас помнит Рэнди Уивера (Randy Weaver)? Призраку было 25 лет, когда в 1991 году Уивер, член крайне правого религиозного движения, после обвинения в незаконной продаже обрезов заперся с семьей в хижине в Руби-Ридж, штат Айдахо, и провел там 18 месяцев. Затем последовала перестрелка, в ходе которой были убиты тринадцатилетний сын Уивера и федеральный шериф. Во время последующей десятидневной осады, снайпер ФБР убил жену Уивера, когда она держала в руках ребенка. Призрак уверен в том, что на самом деле Уивер просто проявил неуважение к правительству.
Для Призрака и других патриотов инцидент в Руби-Ридж был признаком того, что правительство готово к войне против собственных граждан. Через год после Руби-Ридж состоялась осада «Маунт Кармел» в Уэко, штат Техас, где сторонники культа «Ветвь Давидова» хранили оружие и более миллиона патронов. ФБР атаковало их лагерь, что привело к пожару, унесшему жизни 70 мужчин, женщин и детей. Слух о том, что федералы намеренно устроили возгорание, распространен среди крайне правых и конспирологов вроде Алекса Джонса (Alex Jones). В 1994 году федеральный запрет на штурмовое оружие укрепил уверенность патриотов в том, что Вашингтон совершает последние приготовления к превращению Америки в тоталитарное государство. К началу 90-х по всей стране были организованы сотни полувоенизированных групп, называющих себя «ополчением», отсылаясь к волонтерам, сражавшимся во времена Американской революции.
После теракта в Оклахома-сити в 1995 году вспыхнуло противодействие антиправительственному экстремизму, который породил Тимоти Маквэя (Timothy McVeigh). Ополчения фактически бездействовали после избрания Джорджа Буша президентом в 2000 году. Потом пришел первый чернокожий президент. Согласно данным Южного центра правовой защиты для бедных, в течение первых трех лет правления Обамы число активных ополчений в Соединенных Штатах возросло в восемь раз. К 2015 году образовалось 275 групп, как минимум, в 41 штате.
Различные движения объединены презрением к федеральному правительству, но причины вступления в ополчение отдельных членов разнятся. «У каждого есть свои причины быть здесь, — сказал на моем первом тренинге капитан Клайд Массенгейл (Clyde Massengale) из отряда Дельта Ополчения штата Калифорния. — Некоторые могут верить, что сейчас происходит что-то, описанное в Библии. Некоторые — что это Новый Мировой Порядок. Кто-то верит, что Новый Мировой Порядок делает так, чтобы происходящее сейчас походило на сюжет из Библии. Никто… не знает. Да никого и не трясет. Что бы ни случилось, ополчение будет к этому готово. Когда начнется замес, у ополчения уже будет секретный, защищенный тыл, куда мы сможем отвести свои семьи. Возможно, когда-то оттуда вырастет новое общество. Массенгейл сказал, что под его руководством жизнь в этом поселении будет построена по модели древнего Рима. Активные, отличившиеся в боях ополченцы станут гражданами, а бывшие члены и чужаки — нет. «Нам понадобятся рабочие пчелы», — сказал он. «Хочешь присоединиться? Мы тебе разрешим. Будешь корячится на поле, выращивать еду, рубить дрова. А мы будем стоять и смотреть», — заявил он, а потом добавил громким шепотом: «В домах, а не в палатках. Ха-ха-ха!»
Я посмотрел на единственного чернокожего в команде — это был рекрут, чья семья оказалась неподалеку от массового расстрела в Сан-Бернардино за неделю до этого. «Стремно это говорить, но я тут надолго, — заявил он капитану, — так что будешь любоваться моим черным задом каждый день».
Капитан ответил, что чернокожие, как показывает его опыт, всегда лучше всех справляются с обучением и исполнением приказов. «Еще больше черных задниц будут для нас как нельзя кстати», — сказал он. Другой мужчина добавил: «Нам нужно разнообразие».
