Уже год Мариуполь, оказавшийся в 2014 году в эпицентре боевых действий в Восточной Украине, живет без приставки АТО. Ее отменили в апреле минувшего года после удаления линии фронта на 25 км от города. Мы отправились посмотреть, как возвращается к мирной жизни город, в котором не так давно пророссийские боевики расстреляли мирный микрорайон «Восточный» на окраине, а в центре сожгли управление МВД
До войны в Мариуполь можно было добраться на самолете Киев — Донецк (полтора часа лета), а оттуда на маршрутке до Мариуполя рукой подать. Теперь Донецк — временно оккупированная территория, а донецкий аэропорт — легендарный памятник мужеству украинских «киборгов», державших его оборону до последнего. Памятник подвигу, в котором люди выдержали, но не выдержал бетон.
Теперь до Мариуполя из Киева почти все добираются на поезде. С учетом того, что идет он через Запорожье, в пути находится почти 16 часов. Ранее маршрут пролегал через Донецк, что по времени было намного меньше, чем сейчас.
В поезде дорога из Киева — одна из главных тем обсуждения. Не то чтобы самолет, хотя бы скоростной поезд «Хюндай» пустили. Выясняется, что мои попутчики на маршруте Киев-Мариуполь — путешественники с большим опытом.
Бывалые не советуют экономить, покупая билеты в плацкарт. В этих вагонах ездят в основном военные.
— Бывает и пьют, и драки. Всякое, — вздыхает проводница.
У нас в вагоне подобрались люди непьющие, но общительные. Двери купе не закрывались допоздна. Более чем сообщение между городами всех волнует война. По иронии, все, кто собрались на вечернее чаепитие в одном из купе, знают о ней не из новостей.
— Мы сразу детей забрали и — на отдых. Думали, пересидим, и все рассосется, — делится воспоминаниями мужчина, уехавший из Донецка в 2014 году.
— И мы так думали, что будет, как в Славянске, — говорит другой.
— Не рассосалось…, — вздыхают.
Вспоминают свои брошенные дома, квартиры.
Мужчина едет до Волновахи, а потом в оккупированный Донецк продавать квартиру.
— Мы уже и надежду потеряли. Но позвонил риелтор. Говорит, ему задаток дали уже.
Объясняет, на автомобиле решил не ехать. Нормальной дороги нет: 100 км до Донецка трасса убитая буквально.
— Обстрелами?— уточняю.
— Нет, — возражают знающие собеседники, — бронетранспортерами разбитая.
— Да, товарищ тоже на джипе ехал, так говорит, прямо асфальт горбом, объезжать приходилось, как на горке, — вклинивается парень.
— Поэтому решили через Волноваху. Там, говорят таксисты, наладили регулярные маршруты через блокпост. Вот только как деньги вывозить? «Дээнэровцы», говорят, более тысячи долларов провозить не разрешают.
Помолчали.
— А Россия переводы денежные на Украину вообще запретила. В том смысле, если выехать в Россию и оттуда переслать.
Опять помолчали.
— Деньги-то ладно, а вот мебель как вы будете вывозить, вещи?— спрашиваю я.
Все собеседники в недоумении поворачиваются ко мне. Понимаю, сказала что-то не то.
— Мы об этом даже не думали никогда, — говорят они. — Тогда, в 2014 году, когда обстрелы были, приезжали, чтобы увезти людей, своих собак, котов, — все забирали в первую очередь. Потом те, кто остался (знакомые, соседи), передавали, как могли, фотографии. Вот и все.
— Так квартиру с мебелью продаете?
— Конечно, с мебелью, со шторками, ковриками, полотенцами, посудой. Со всем, что у нас там было. Заберу только фотографии, которые остались.
— Это больно?— уточняю.
— Очень, — говорит мой собеседник, — ведь я помню, как мы наконец смогли с женой купить эту квартиру еще в 90-е. Обменяли на «однушку» с доплатой. А тогда времена были такие неспокойные, и информацию, что квартира продается, передавали через знакомых, чтобы бандиты не узнали. Там дочка родилась, уже в этой квартире.
Примечательно, что когда я уже позже поделилась с одним из мариупольчан тем, что в поезде мне пришлось встретить человека, который ехал в оккупированный Донецк продавать свою квартиру (совершенно немыслимое дело в моих типично киевских мозгах), тот вопреки ожиданиям даже не удивился. Только жадно уточнил:
— За сколько? За сколько продавал?— и в полном недоумении: — И ты не спросила? А квартира хоть в центре, нет? Потому что мы… а наши…
У попутчиков в поезде спрашиваю:
— Ну, хорошо, что вам хотя бы удастся продать. А вот как с теми домами и квартирами, в которые те, кто остался на оккупированных территориях, вселятся без разрешения? Как это все будет, когда территория вернется домой, под контроль Украины?— спрашиваю.
— Пусть только попробуют, я их своими руками вышвырну из нашего дома, противные захватчики, — вскидывается юная девчонка. — У нас дача осталась в Широкине. Уже год не знаем, что с ней. Раньше мама звонила соседям, а теперь и они оттуда выехали. А там все мама, дед своими руками делали. У нас там выходишь — и сразу море, а на берегу абрикос растет. И одна ветка у него — прямо как лавочка, такое природное явление. Мы там очень любили с мамой сидеть и смотреть на море. Я бы их вообще всех…
— Ну, что ты, так нельзя, — помолчав, мягко урезонивают ее собеседники, — нельзя судить тех, кто там остался. Ведь у кого-то родители больные…
— Да, а учителей, профессуру, врачей «дээнэровцы», говорят, под страхом расстрела не выпускали…, — говорит парень.
— Ну да, нельзя. А так, как они, можно? Приезжают в Мариуполь за украинской пенсией. А моя бабушка, которая в отличие от них, вторую пенсию на оккупированных территориях не получает, приходит, а ей стоит такой и говорит: можете даже не занимать очередь, со мной еще 20 человек. Пул из Донецка.
Собеседники молчат. Понемногу разговор вновь возвращается к Мариуполю.
