«Тезисы о взрыве „термобарической бомбы" не выдерживают столкновения с фактами», — говорит в беседе с Onet.pl авиаэксперт, заместитель главного редактора журнала Przegląd Lotniczy Михал Сетлак (Michał Setlak) и выдвигает аргументы, которые опровергают эту теорию.
Подкомиссия Министерства обороны под руководством Вацлава Берчиньского (Wacław Berczyński) утверждает, что польский Ту-154М потерпел катастрофу под Смоленском после того, как его разорвали взрывы, а крыло машины начало разрушаться еще до столкновения с березой. Михал Сетлак, с которым мы проанализировали выводы подкомиссии, разбирает и опровергает эти тезисы.
Подкомиссия: взрыв бомбы объемного взрыва. Сетлак: это противоречит известным нам фактам
«Многие детали указывают на то, что 10 апреля 2010 года на борту самолета произошел взрыв», — заявляет подкомиссия Берчиньского. Михал Сетлак обращает внимание на три факта, которые опровергают такую версию. «Для объемного взрыва, о котором говорит подкомиссия, необходимо топливо, например, бензин, который распыляется в воздухе, а потом подрывается. Значит, предполагается, что кто-то перед полетом поместил в самолете резервуар с топливом, а потом его взорвал. Это звучит невероятно, ведь лайнер перед полетом прошел проверку, и никто не мог оставить там такую бомбу, — объясняет эксперт. — Но это еще не все. Если бы произошел взрыв, части самолета были бы разбросаны на большой площади, однако, характер расположения обломков соответствует типичной картине столкновения машины с землей».
Как отмечает Сетлак, подкомиссия опустила еще один факт. «Чтобы произошли такие разрушения, о которых говорит подкомиссия Антония Мачеревича (Antoni Macierewicz), взрыв должен был произойти в пассажирском салоне. В таком случае разорвало бы не только стены, но и пол. Но, как мы видим на фотографиях, пол никаким деформациям не подвергся, и это полностью опровергает версию о взрыве», — полагает эксперт.
Подкомиссия: диспетчеры сознательно вели пилотов на смерть. Сетлак: этому противоречат команды, которые они отдавали
«Действия российской стороны в этот день не могли не привести к катастрофе», — это следующий тезис подкомиссии. Однако, как напоминает Сетлак, диспетчеры неоднократно сообщали экипажу самолета о сложных погодных условиях. «Сначала через диспетчеров в Минске они передали сообщение, что на Смоленск опустился туман, а видимость составляет 400 метров. Потом они сообщили об этом лично, добавив, что условий для посадки нет. Экипаж получал информацию не только от смоленских диспетчеров, но и от пилотов Як-40. Заявление, будто диспетчеры вели самолет на верную смерть, не соответствует действительности: они действовали точно так же, как когда вели перед этим Як-40 и Ил-75», — рассказывает Сетлак.
«Диспетчеров можно обвинить только в том, что они не сообщили экипажу о своих проблемах с установлением точного местоположения самолета. Но они не приказывали полякам ни снижаться, ни менять курс. Никакого умышленного провоцирования катастрофы здесь нет», — добавляет он.
Откуда взялись следы огня на телах жертв?
Михал Сетлак критикует смоленскую подкомиссию за то, что упомянув о следах огня на телах жертв, она не объяснила происхождение этих повреждений. «При столкновении с землей разорвало топливные баки, в результате в воздухе оказалось 11 тонн авиационного керосина. От соприкосновения с горячими элементами двигателя он загорелся, создав огненный шар. Прежде чем на место крушения добрались пожарные, большая часть топлива успела сгореть, остались только небольшие очаги пожара. Эксперты подкомиссии говорят, что следы на телах выглядят странно, так как пожара видно не было. Между тем на первых фотографиях с места катастрофы этого огня уже нет, так как топливо успело сгореть», — объясняет эксперт.
«Железные птицы». Что имела в виду подкомиссия?
Представляя аргументы, доказывающие версию взрыва, подкомиссия рассказывала о «многочисленных обломках левого крыла, которые, как железные птицы, повисли на ветвях». «Такое явление характерно для катастроф, в которых самолет разваливается в воздухе, а не при ударе с землей», — заявила она.
«Подкомиссия провела эксперимент: с дрона выбросили стальной лист и наблюдали направление его полета, — объясняет Сетлак. — Ее представители считают, что при той скорости, на которой двигался самолет, на деревьях не могло остаться никаких элементов. Но нужно понимать, что эти фрагменты не выбрасывались с самолета, а отрывались от его конструкции при столкновении с деревьями. Скорость движения по меньшей мере части из них в момент удара о деревья снизилась до нуля, а в таком случае они вполне могли повиснуть на ветках», — полагает наш собеседник.
В показанном фильме были ошибки, которые легко продемонстрировать
Ошибки и подтасовки, как говорит Сетлак, содержались также в самом фильме, который продемонстрировала подкомиссия. «Например, прозвучал тезис, что обломки самолета удалось обнаружить на значительном расстоянии перед березой. На самом деле там нашли дословно один небольшой элемент обшивки, который отвалился при столкновении с деревьями диаметром около 10 сантиметров, — говорит заместитель главного редактора журнала Przegląd Lotniczy. — Оценка последствий столкновения с березой также не соответствует правде. Прозвучало мнение, что удар о дерево диаметром 40 сантиметров на такой скорости не может разрушить крыло, однако, в истории авиационных происшествий было множество таких случаев. Также говорилось, в частности, что Ил-76 совершил три попытки зайти на посадку. На самом деле их было две, об этом экипажу Ту-154М сообщил по радио пилот Як-40 Артур Воштыль (Artur Wosztyl)», — перечисляет эксперт.
«На мой взгляд, фильм, который показала общественности смоленская подкомиссия, — это красивое произведение фантастического жанра. В нем использовали простой механизм: с одной стороны, упомянули те факты, которые подходят к теории, а с другой, проигнорировали те, которые оказались неудобными. Так авиакатастрофы изучать нельзя, потому что в итоге получаются беспочвенные выводы. К сожалению, во всем этом выступлении была масса манипуляций», — подводит итог Михал Сетлак.
