Влодзимеж Ищук: Не всем в Польше понятно, что происходит на востоке Украины. Российская пропаганда утверждает, что в Донбассе идет «гражданская война», и некоторые поляки в это верят. Вы — поляк, который с оружием в руках воевал против террористов и российских агрессоров. Что вы можете рассказать об этой войне? Что происходит в Донбассе на самом деле?
Ярослав Вуйчицкий (Jarosław Wójcicki), поляк из города Судовая Вишня, который воевал в составе подразделения быстрого реагирования пограничной службы на востоке Украины: В Донбассе идет настоящая война. Это настоящий военный конфликт, как бы его ни называли — АТО или гражданская война.
Украинское государство использует определение «антитеррористическая операция», но такие операции не длятся целых три года. Назвав это войной, мы признаем, что Украина официально выступает стороной военного конфликта с другим государством, в данном случае с Российской Федерацией. В такой ситуации все предприятия должны обслуживать только военные нужды, невозможно проводить какие-либо реформы, обеспечить нормальное функционирование государства.
Это никакая не «гражданская война», ведь так называют конфликт, который разворачивается внутри страны, а здесь мы имеем дело с внешними силами — наемниками и российскими военными, которые воюют на стороне так называемых сепаратистов.
Множество доказательств этого представили проект InformNapalm и британская экспертная группа Bellingcat. Они регистрируют факты присутствия на востоке Украины российских военных и современных российских вооружений, каких нет у украинской армии. Украинские военные и разведка неоднократно задерживали российских военнослужащих в так называемой сфере АТО, позднее их обменивали на попавших в плен украинцев.
Это подтвердил мне один из жителей территории, которая не контролируется Украиной, на блокпосте в Гнутово неподалеку от Мариуполя, где находилось наше подразделение. На блокпосте сепаратистов он заметил людей, которые не были похожи на славян. Это были чеченцы, так называемые кадыровцы. Они не знали даже, как выглядит украинский паспорт, и открыли его, держа горизонтально (как российский), а не вертикально. Позднее наша разведка подтвердила, что незадолго до этого там провели ротацию состава и привезли российских и чеченских бойцов.
— Расскажите о себе, о том, как вы оказались на этой войне?
— Моя повестка несколько дней лежала в военно-мобилизационном отделе Городского совета, никто мне о ней не сообщил. Видимо, они думали, что я постараюсь любыми средствами избежать отправки на фронт, тем более что я поляк, за что мне там воевать? Но в конце концов об этом сообщили моей маме. Она тоже не стала говорить мне сразу, и только за два дня до даты, когда я должен был появиться в военкомате, она спросила: «Пойдешь?» Я, не раздумывая, ответил: «Конечно, ведь кто-то должен». «Я в этом не сомневалась», — ответила она.
Когда в назначенный день я пришел в военный комиссариат, мне предложили выбрать подразделение, где я хочу служить: 24-ю механизированную бригаду, львовскую 80-ю десантно-штурмовую бригаду или новое подразделение быстрого реагирования пограничной службы «Скала». Я выбрал последний вариант.
21 августа 2014 года, когда случилась трагедия под Иловайском, мы начали подготовку, с нами занимались люди, которые прошли «ад на востоке». Это были, в частности, военные из 80-й десантно-штурмовой бригады, которые принимали участие в боях за аэродром в Луганске, а также ребята из пограничной службы, которые выходили из окружения между российской границей и так называемыми сепаратистами, когда их обстреливали и те, и другие. В течение месяца нас учили координировать действия внутри подразделения, передвигаться в боевых колоннах, проводить атаки на противника и разведывательные или диверсионные операции, выходить из окружения, оказывать первую медицинскую помощь и так далее.
В сентябре 2014 года мы выдвинулись на восток в направлении Мариуполя, точнее — в поселок Сартана, который находится на северо-востоке от города.
— Какие задачи вы и ваше подразделение выполняли?
— Когда мы прибыли на базу в Сартане, нас разделили на группы и распределили по четырем блокпостам. Сначала задачи у нас были такие: проверять людей и транспортные средства, которые там появляются, предотвращать действия диверсионных групп противника, перехватывать контрабанду. Потом меня перевели в поисково-разведывательную группу, которая занималась мониторингом «серой зоны», борьбой с диверсионными группами и выявлением людей с сепаратистскими настроениями среди местного населения (так называемая зачистка или фильтрация). В ноябре 2014 года нашу группу отправили дежурить на новый блокпост № 12 в поселке Гнутово, который находится на так называемой лини разграничения в непосредственной близости от ничейной зоны. Задачи были те же, что раньше, но мы уже находились на линии фронта, там нас регулярно обстреливали, а риск нападения диверсионных или снайперских групп был гораздо выше.
— Вы быстро привыкли к боевым условиям?
— Десять лет назад я служил в украинской армии — проходил срочную службу. В Донбассе был совершенно другой, несопоставимый опыт. Быстро ли я привык? Не знаю, быстро или медленно, но мне пришлось приспособиться, как и всем остальным. Коллеги, знакомые часто спрашивают меня, было ли мне страшно. Только человек лишенный воображения может сказать, что он ничего не боится. Все зависит от того, как ты умеешь мобилизовать силы в критической ситуации, ведь нужно сохранять хладнокровие.
— Насколько высок боевой дух солдат, воюющих на востоке Украины?
— Если бы не боевой дух солдат, которые последние три года воюют на востоке нашей страны, нам бы уже пришлось, видимо, проверять боевой дух жителей Правобережной Украины, а то и Европы.
- Какие настроения царили среди мирного населения Донбасса в тот период войны?
— В период, когда я был в Донбассе, то есть с сентября 2014 до марта 2015 года, эти настроения менялись. Когда мы только приехали в Сартану, две трети жителей относились к нам враждебно, они не могли определиться, какую сторону занять. В начале лета 2014 года, когда Мариуполь и его окрестности очистили от сепаратистов и российских наемников, большинство местных вступали за «русский мир» (это результат гибридной войны и воздействия российской пропаганды), проукраинскую позицию занимали немногие. Проблемы возникали еще и потому, что когда обстреливали наши позиции, страдали простые люди. Например, 14 октября в Сартане в ходе артиллерийского обстрела (его вели в том числе системы БМ-21 «Град») снаряд попал в похоронную процессию, погибло семь человек.
Местные жители хотели, чтобы мы оставили наши позиции, хотя мы находились на окраине поселка и тоже попали под обстрел. Но позднее, когда снова заработали магазины, банкоматы, которые закрыли из-за угрозы появления сепаратистов, люди поняли, что мы их защищаем, и стали относиться к нам лучше. Постепенно они поняли, кто есть кто, хотя многие до сих пор помогают сепаратистам, особенно если это их родственники.
— Какое впечатление производила противоположная сторона? Какими мотивами руководствуются эти люди? Можно ли назвать их противниками, достойными уважения?
— Это война, любого врага нельзя недооценивать, тем более что против украинской армии, правительственных сил и добровольцев воюют не только пророссийские сепаратисты из местного населения (их чуть больше половины), но и российские военные, а также наемники, что подтверждают группы InformNapalm и Bellingcat.
Что ими движет? Местные в первую очередь ищут легкого заработка. Так называемые сепаратисты — это люди, которые поверили в российскую пропаганду, и представители социальных низов: алкоголики, наркоманы, уголовники.
Российские солдаты, которые получают жалование от государства, выполняют приказы, им приходится воевать, иначе они могут попасть в тюрьму. Их точно нельзя назвать жаждущими крови убийцами. В свою очередь, наемники — русские, чеченцы, буряты, абхазцы и так далее воюют за деньги и ради трофеев, которые они могут захватить.
Наш противник не достоин уважения, ведь для него нет ничего святого. Если бы эти люди хотя бы честно воевали против украинской армии. Но они совершенно сознательно обстреливают из артиллерии мирных жителей, используя тактику выжженной земли. Как можно их уважать?
— Чего, как вы считаете, не хватает украинской армии для эффективной обороны?
— В первую очередь ей нужны современные вооружения в том числе контрбатарейные радары, противотанковые управляемые ракеты, современные бронированные боевые машины, которых в начале войны было слишком мало. Сейчас техники тоже недостает, но за эти три года украинская армия стала гораздо более сильной, много техники модернизировали и произвели. К сожалению, Европа не понимает или делает вид, что не понимает этих проблем, хотя Украина выступает щитом, который защищает не только свою независимость, но и европейцев. Единственное, в чем у украинских военных нет недостатка — это боевой дух.
— В августе 2008 года польский президент Лех Качиньский (Lech Kaczyński) сказал: «Мы прекрасно знаем, что сегодня — Грузия, завтра — Украина, а послезавтра — страны Балтии, а потом, возможно, придет время и моей страны, Польши! Мы верили, что членство в НАТО и ЕС поставит заслон российским аппетитам, но это оказалось ошибкой». Вы согласны с утверждением, что на востоке Украины идет война за будущее всей Европы, а объектом нападения стали не только украинцы, но и европейский континент?
— Это, к сожалению, так. На востоке Украины идет война за будущее и целостность Европы, и европейские государства постепенно начинают вооружаться: они возвращают обязательный призыв, направляют больше средств в оборонные бюджеты. Но этих действий мало. Европа должна поддержать Украину в войне против «русского медведя», ведь если та проиграет, следующими жертвами нападения могут стать страны Балтии и, увы, Польша.
— Скажите несколько слов жертвам российской информационной войны, полякам, которые поверили лживым российским пропагандистам.
— У каждого человека есть собственная голова на плечах и собственное отношение к пропаганде, в том числе российской. Я бы посоветовал всем, кто верит ей, критически подходить к сообщениям российских СМИ и обратить внимание на то, что Россия вкладывает огромные деньги в пропаганду, направленную против Украины, Польши и всех европейских стран, которые не одобряют агрессивной экспансионистской политики Москвы. И еще я посоветую не забывать о том, что было в прошлом: 1992 год — война в Молдавии, 1991-1994 — война в Южной Осетии и Абхазии, 1992-1995 — война в Таджикистане, 1994-1995, 1994-1995 — первая война против Чечни, 1999 — вторая, 2008 — война против Грузии, с 2014 года — война против Украины, с 2015 — против Сирии. Кто будет следующим?
— Вы верите в победу?
— Победа обязательно будет! Вопрос, когда и какой ценой. Пока все выглядит не слишком оптимистично. Но известно, что наступательная война в отличие от войны оборонительной обычно приводит к поражению, как в пословице: «кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет».
