История учит, что христианство и демократию примирить невозможно. Эту правду неоднократно доказывали и досконально анализировали, много столетий подряд распространяя получившиеся выводы, однако, неослабевающая армия «христианских демократов» упорно пытается скрестить эти два явления, не замечая, что получающийся гибрид смешон, искусственен и бесплоден.
Все серьезные ошибки и еретические отклонения в лоне Церкви возникали в результате попыток привнести демократию в иерархический по своей природе институт, фундаментом для которого служит Божий авторитет, а не межчеловеческие договоры. Если мы взглянем на учение Уиклифа, Лютера или Кальвина, идеи концилиаризма, фебронианизма или движения «Мы — Церковь», мы обнаружим в них зерна демократии.
На этом месте возмущенный «христианский демократ», конечно, возразит, что христианство было и остается по своей природе демократичным, но в прошлом оно не успевало за духом времени. Это не так. Лучшим доказательством служит современность: эпоха практически необузданной демократии, которая уже давно превратилась из системы назначения государственных руководителей во всеобщую идеологию и даже государственную религию, опирающуюся на магический ритуал. Демократия стала сейчас объектом культа. Бог в современном демократическом мире перестал считаться наивысшим добром, не выступает им и человек, значение имеет лишь демократия. Не тот ли это идол, божок, кумир, о котором предупреждает нас первая заповедь?
Правде нет места
Можно ли в таком случае примирить демократию и христианскую мораль? Нет, ведь в демократии нет места для правды. В ней верховодят самые разные, противоречащие друг другу мнения, а правда остается за тем, кто собрал больше голосов. А как же ценности, мораль, заповеди? В демократии они или не существуют, или даже считаются тормозящей силой, которую следует как можно быстрее нейтрализовать (то есть уничтожить). Суть и фундамент демократии — это договор между людьми. Если мы, допустим, договоримся, что предаваться мерзостям нормально, поскольку это доставляет нам физическое удовольствие, которое выступает для человека основной ценностью, христианство автоматически превратится в публичного врага номер один или само включит эти мерзости в список важнейших добрых дел. Третьего не дано.
«Если человек становится высшим авторитетом и собственным создателем, вердикт о том, что хорошо, а что плохо, выносится большинством голосов. Поступки делятся не на хорошие и плохие, а на те, которые сошли или не сошли с рук. (…) Нет духа, нет абсолюта. Добро и зло оказываются в руках парламента, как решения о запрете на азартные игры или продажу алкоголя после половины одиннадцатого вечера», — метко подметил английский писатель Уильям Голдинг (William Golding). Отказ от древних святых принципов в демократии — это при удачном раскладе сил в парламенте пятиминутное дело. Так что полностью демократическая система, которая в полной мере уважает христианство — это иллюзия или несбыточная мечта.
К чему это все приводит? К абсурду. Примером в этом плане могут послужить англиканцы, чьи епископы большинством голосов отказались от догмата о существовании ада. Комментируя это событие, я задался вопросом, подпишет ли Бог такой закон, и осмелился предположить, что ему не следует этого делать, иначе ему могут объявить импичмент. Так вскоре и произошло: англиканцы проголосовали ногами, выбрав вместо Церкви другие формы духовной активности.
Урок демократии
Уместны ли такого рода размышления в Страстную пятницу? Не следует ли нам в день, когда умер Христос, скорее, отринуть от себя такие земные вопросы и вознестись на вершины трансцендентального созерцания эсхатологической мистерии? Раз со всей этой политикой связано столько споров и агрессии, может, лучше в пасхальное триденствие сосредоточиться на собственной душе? Святые слова! Мой текст, однако, нацелен именно на это, а одновременно он напоминает, что осмысляя свои поступки, нельзя забывать о публичной сфере, ведь именно там таится корень самых тяжких грехов.
Нельзя позволить прекраснодушным идеалистам поймать нас в свою ловушку и исключить из размышлений духовного свойства политические вопросы, ведь (особенно при демократии) нет такой сферы жизни, которая не соприкасалась бы с политикой. Ни один другой день не подходит так хорошо для размышлений о демократии, как Страстная пятница, в которую демократическая процедура стала основанием для убийства Христа.
Страстная пятница преподносит нам прекрасный урок демократии. В провинции зародилось массовое общественное движение, в котором власти предержащие усмотрели угрозу для своей привилегированной позиции. Они боялись его Лидера, поскольку «весь народ удивлялся учению Его» (Мк. 11:18). На закрытой встрече влиятельных лоббистов было принято решение ликвидировать опасность, не обошлось без споров, которые пресек эффектным демагогическим приемом Каиафа: «вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин. 11:49-50). Важно лишь, чтобы все это не произошло во время праздника, «чтобы не сделалось возмущения в народе» (Мф. 26:5). На праздники в Иерусалим съехалось множество паломников из провинции, а именно их, жителей отдаленных от столицы регионов, оторванная от жизни народа «элита» боялась сильнее всего.
На милость демоса
Христа беззаконно арестовали и беззаконно осудили. Как это демократично, когда у вас есть большинство! Позднее еврейский демос, подстрекаемый влиятельными фарисеями, проголосовал перед преторией за то, чтобы Его распяли, а ученики Христа не могли с этим ничего поделать, ведь они были в меньшинстве. В таком контексте вспоминает исключительно демократический инструмент — опрос общественного мнения. О том, насколько он малоэффективен показывает сравнение Страстной пятницы с днем Входа Господня в Иерусалим. Толпа, которая восторженно бросала ему под ноги свои одежды, била несущего крест человека и плевала в него. Любовь демоса очень переменчива…
С другой стороны, откуда мы знаем, что это была та же самая толпа? Арест и процесс были тайными и многие люди, симпатизировавшие Христу, не знали, что с ним происходит. Кроме того, события разворачивались в пятницу, когда мысли евреев были сосредоточены на наступающем шабате, а в тот момент еще и на подготовке к Песаху. Скорее всего, здесь был использован другой демократический инструмент — представительство. Народ, как известно, ест икру устами своих представителей (впрочем, не всегда своих собственных). Так могло произойти и в день страстей Господних. Мы знаем, что иудейские старейшины привлекли лжесвидетелей: «многие лжесвидетельствовали на Него» (Мк. 14:56). Возможно, в группе тех, кто кричал «да будет распят» большинство было тщательно подобранным.
Это объясняет, почему толпа была столь слепа. Пилат безуспешно три раза заявлял о невиновности Христа, но несчастный народ устами своих представителей произнес самое страшное богохульство: «нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19:15), по сути, отрекшись от Бога.
Пасхальное триденствие, время усиленных размышлений о самом себе и окружающем мире, должно наглядно продемонстрировать нам, что события, о которых вспоминают в эти дни, — отнюдь не дела давно минувших дней. Это урок, который не теряет своей актуальности не только в чисто религиозном смысле, поскольку размышления религиозного толка в наше время обязаны вызывать мысли о общественно-политической сфере. Ведь мы были созданы «политическими животными» — существами, которые по своей социальной природе стремятся к общему благу.
