Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Для Марии стало слишком тяжко дышать в России: желание совмещать работу, семейную жизнь и политическую активность стало неразрешимым уравнением. Закон о гей-пропаганде усложнил жизнь многим из тех, кто относится к сексуальным меньшинствам нашей страны-соседа на востоке. Мария почувствовала: лучше всего оставить школу. Постепенно она поняла, что лучше оставить и Россию вообще.

Для Марии Елисеевой стало слишком тяжко дышать в России — ее желание совмещать работу, семейную жизнь и политическую активность стали неразрешимым уравнением. Так называемый закон о гей-пропаганде усложнил жизнь многим из тех, кто относится к сексуальным меньшинствам нашей страны-соседа на востоке.


Это был намек. И даже не очень тонкий. Они стояли в учительской, у них была проблема: две девочки в школе рассказали, что влюблены друг в друга. Другие учителя обсуждали, как им обойтись с ситуацией, ведь девочки должны знать, что гомосексуальность — это неправильно и ненормально. А Мария сказала, что им не следует говорить ничего подобного. Тогда другие учителя стали задавать вопросы. Почему нет? Почему ты так говоришь? Ты что, тоже такая?


Мария почувствовала: лучше всего оставить школу. Постепенно она поняла, что лучше оставить и Россию вообще.


Позднее осознание


Первая неделя апреля была по-настоящему ужасной. В понедельник взорвалась бомба в Санкт-Петербурге, где Мария долго жила. В тот же вечер полный самолет депортированных афганцев, которые получили отрицательный ответ на свои запросы об убежище, отправился из Хельсинки в Афганистан. В довершение ко всему начали обрушиваться потоки информации о пытках гомосексуалистов в Чечне. Говорят, многие погибли.


Последнее особенно касается Марии Елисеевой, так она сама лесбиянка и приехала из России. Она выросла, училась в школе и получила педагогическое образование в маленьком городке на Северном Кавказе, на самом юге России — недалеко от Чечни — а затем в 20 лет переехала в Санкт-Петербург, чтобы изучать детскую психологию. Несколько лет назад она вернулась в родные места, но это оказалось не слишком хорошим решением. Ведь примерно тогда же она осознала свою сексуальную ориентацию.


«Я не понимала, что гомосексуальна до 29 лет. В таком маленьком городке не слишком много информации об этом и о людях, непохожих на других».


Мария всегда чувствовала, что с ней что-то не так. В школе другие девочки интересовались мальчиками, а она — нет. Она вместо этого усиленно училась или занималась спортом, читала и смотрела фильмы.


«Я поняла, как обстоят дела, гораздо позже. Тогда мне пришлось разбираться, возможно ли жить с этим открыто в нашем обществе. Я была учителем английского и работала с детьми 10 лет, это была та карьера, которой я и хотела».


Карьера, которую пришлось отложить в долгий ящик. Так как в сентябре 2016 года Мария приехала в Хельсинки и попросила убежища. В январе она получила отказ на свое заявление и подала апелляцию в Верховный конституционный суд.


«У меня нет больших надежд по поводу того, как все это будет… Миграционный департамент говорит, что я могу переехать куда-то в другое место в пределах России. Но что с того, у меня будут те же самые проблемы, куда бы я ни пошла!»


«Гомосексуалисты больны и должны сжигаться»


В 2013 году в России вступил в силу так называемый закон против гомосексуальной пропаганды, направленной на детей. Закон сформулирован очень расплывчато, поэтому не всегда легко понять, что же именно действительно считается гомосексуальной пропагандой.


«Часть политиков говорят, что гомосексуальность — это болезнь, что гомосексуалисты должны сжигаться. Но большинство людей считают, что гомосексуалисты имеют право делать, что хотят, пока они не показывают это открыто, например, они не должны выкладывать свои фото с партнером в социальных сетях. Учителей судят и приговаривают к наказанию за такие фото в инстаграме, а с работы выгоняют».


Больше всего Мария боится потерять работу. Она искренне хочет работать с детьми.


«Когда ты работаешь с детьми, ты должен быть с ними честным. В мою работу входит не только научить их английской грамматике, я должна еще рассказывать им о жизни, о разных людях. Ведь мы хотим, что бы их поколение выросло лучшим. Но рассказывать о том, что гомосексуалисты — нормальные люди, нельзя. И нельзя говорить детям, что они нормальны, если они говорят, что они — геи».


Заставлять себя молчать сложнее всего


Ничего такого особенно не произошло, что переполнило чашу терпения Марии и заставило ее покинуть Россию. Она просто не могла больше выдерживать то давление, которому долгое время подвергалась. Не иметь возможности останавливать детей, когда обзывают кого-то гомиком. Не иметь возможности кому-то рассказать о своей любви. Подвергаться опасности каждый раз, когда есть опасность, что что-то станет известно. Сидеть тихо.


Ужасно было сидеть и слушать людей, которые рассказывали, что нужно делать с гомосексуалистами, говорит Мария. Она слышала, что у геев нет права жить, что у них вообще не должно быть таких же прав, как и у остальных. Что их нужно сжигать, убивать и запирать в психбольницах. Что они должны быть очень осторожными и не показывать своих отношений другим.


«Это было ужасно. Сидеть рядом и молчать, словно ты согласен со всем этим. Внутри меня жило ужасное противоречие. Делать этот выбор… для меня это было слишком».


Выбор, о котором говорит Мария, касается тех трех сфер жизни, которые для нее значат больше всего: профессионально работать с детьми, быть политически активной и распространять информацию о несправедливости в обществе.


«Но в России я не могу все это делать одновременно. Не могу два пункта из трех. Я либо активист, но тогда не работаю с детьми и не имею собственной семьи. Либо я выбираю семью, но тогда я должна свести к минимуму контакты с внешним миром — разве что некоторые друзья знали бы об этом, но мне и моим детям пришлось бы все время скрываться и сталкиваться с неприязнью. Мои дети подвергались бы гонениям как со стороны других детей, так и со стороны взрослых, учителей. Родители других детей протестовали бы против того, чтобы дети лесбийских родителей учились бы в том же классе, что и их дети».


Если бы Мария избрала карьеру учителя, тогда ей пришлось бы отказаться и от семьи, и от активистской деятельности, говорит она. Ни одна из этих альтернатив по отдельности не сделала бы ее достаточно счастливой, чтобы продолжать жить вот так.


Напали в метро


Наконец все это перешло все границы. Мария не видела ни луча надежды, все акции и мероприятия, которые она готовила как активист, запрещали — независимо от того, касалось ли это попыток организовать прайд-парад или одиночных протестов. Новый закон об экстремизме начали применять в прошлом году. Законопроект подразумевал, например, что тот, кто в интернете призывает к терроризму или выражает поддержку терроризму, может быть осужден на 7 лет тюрьмы, то есть, на такое же наказание, какое уже сейчас может последовать за подобные же призывы в русских СМИ.


«Меня напугало то, что они начали ссылаться на параграф об экстремизме, когда имели дело с мирными демонстрантами и активистами. Их могут арестовывать, применяя грубую силу, после чего им приходится выплачивать месячную зарплату, чтобы выйти на свободу. Если ты идешь на демонстрацию в России, ты знаешь, что тебя 100% арестуют».


На самом деле люди, которые выходят на «незаконные демонстрации», могут быть приговорены к штрафу, примерно равному и сумме годовой русской зарплаты.


У Марии тоже был инцидент с полицией. На нее в метро напала женщина и сломала ей палец.


«Она услышала, как я говорю по телефону со своей девушкой и начала орать на меня. Полиция не захотела разбираться с этим делом. Они сказали, не слишком ли хлопотно сейчас возбуждать дело? Я поняла, что они не собирались помогать мне, и поэтому я не осмелилась им сказать, что я лесбиянка. А то они, наверное, приняли бы сторону той женщины».


Большим облегчением было найти себе подобных


Мария может привести много примеров того, когда ее друзья и знакомые попадали в трудные ситуации из-за своей ориентации, так что она знала, чего следует избегать. Саму ее не увольняли, но дали понять, что ей не рады. Гомосексуальных друзей она нашла через Coming Out — организацию, которая работает с правами ЛГТБ-меньшинств в России.


«Мне действительно очень не хватало встреч с такими же, как я, чтобы получить понимание и поддержку. Coming Out устраивали мероприятия, на которые было безопасно ходить. Там у меня появилась группа поддержки, доступ к психотерапевту и возможность участвовать в организации мероприятий. Квирфесты и тому подобное. Так здорово было ощущать себя среди таких же людей, иметь возможность раскрывать всю свою личность.


Мария постоянно балансировала между друзьями, которые знали о ее ориентации, и друзьями, от которых она должна была это скрывать. Постоянно держать язык за зубами было тяжело. Она собиралась на гей-мероприятие, но должна была лгать, что идет на концерт. Если друг, с которым она говорила, тоже хотел пойти, ей приходилось его убеждать, что там наверняка будет ужасно скучно.


Свобода слова постоянно угнетается


Еще один аспект, который ухудшает ситуацию для гей-активистов и простых гомосексуалистов в России — это интернет-цензура и новый закон об экстремизме. Многие годы интернет был единственным местом, где царила свобода слова, и в разных уголках сети, блогах и чатах геи могли найти себе подобных. Но в последнее время цензура в интернете по-настоящему набирает обороты, говорит Мария Елисеева.


«Сейчас ты не можешь писать никакой критики в адрес правительства или президента. Если ты делаешь репост изображений с критикой или статусов в социальных сетях, твой дом может обыскать полиция. Даже карикатуры на Путина запрещены».


Мария говорит, что Путин с удовольствием представляет западным лидерам Россию как демократическое общество. Но она считает, что в России свобода слова действует лишь до тех пор, пока ты играешь по правилам правительства.


«Это очень тяжело. Ты несвободен, не можешь дышать. Ты никогда не знаешь, что именно будет иметь для тебя последствия. Нет никакой гарантии, что это не затронет тебя или твоих друзей. У тебя нет права на личную жизнь, никакая информация о тебе не останется в секрете, они обо всем узнают через интернет и социальные сети. Если им нужен какой-то закон, чтобы добиться своего, он его пишут, не слушая никакой критики и плюя на то, что этот закон идет вразрез с правами человека или конституцией.


В Финляндии было такое ощущение, что никому не надо бороться


Когда Мария приехала в Финляндию, ей показалось, что здесь все так спокойно ко всему относятся, что все очень пассивны.


«Никому не надо бороться за свои права, потому что они у вас есть — и для всех!»


Особенно поразила ее история с Музеем Гуггенхайма в Хельсинки. После городского голосования в Хельсинки стало ясно, что музея не будет.


«Народ не хотел Гуггенхайма, и Гуггенхайма не сделали. В России такого никогда бы не случилось!» — смеется Мария. Меня это просто потрясло, тут лидеры реально слушают народ.


Во время своей первой демонстрации в Финляндии Мария беспокоилась. Будет ли полиция применять насилие? Как себя вести для безопасности? Но ее друзья-активисты заверили ее, что все будет хорошо. «Это твое человеческое право — высказывать свое мнение!» — сказали они. С полицией никаких проблем не будет.


«Это замечательно, когда полиция работает, чтобы гарантировать безопасность людей, а не чтобы на них нападать».


Сейчас самое счастливое время в жизни


В ожидании решения Верховного конституционного суда, Мария Елисева находит, чем заняться. Она со многими познакомилась, и ее предрассудки о том, что в Хельсинки и Финляндии скучно, много раз были опровергнуты. Здесь все такие дружелюбные, говорит она. Чтобы начать участвовать в какой-то деятельности, нужно совсем немного. Она скоро закончит начальный курс финского языка, ходит в кино и в театр, иногда участвует в демонстрациях.


«Я живу у людей, которые симпатизируют тем, кто ищет политического убежища, они сами предложили мне у них пожить. Это очень здорово, иначе меня отправили бы из Хельсинки еще куда-нибудь. Я стараюсь учиться каждый день, искать работу или возможность получить образование дальше. Я участвую в художественном проекте, поддерживаемом HeSeta (Хельсинкское отделение SETA — неправительственной организации по защите прав человека и сексуальных меньшинств в Финляндии, — прим. перев.), чтобы помочь сформировать послание о том, каково это — быть геем и беженцем.


Общество, где лишь одно мнение считается правильным, где люди верят тому, что видят по телевизору и в новостях, пропитанных пропагандой, говорит Мария. Дети в школе не учатся задавать вопросы или думать критически, говорит она.


«Правительство скажет, пора воевать, и все отправятся воевать. Никто не усомнится и не скажет: "эй, а может, есть другое решение?" В России все люди под влиянием этого. Ощущение такое, что бесполезно пытаться понять и объяснить им, что эта правда, возможно, не такая уж… правдивая».


«Русские, к тому же, так измотаны одними попытками наладить свою жизнь экономически, что у них не остается сил на заботу о других, о голодающих в Африке или правах сексуальных меньшинств. Они думают лишь о том, как им пережить еще один день. Так что к активизму в таком обществе не очень хорошо относятся. Но в последних протестах против коррупции участвовало много молодых людей. Это внушает мне надежду: у них есть интернет, и они могут видеть, что в других странах по-другому. Они видят, что их родители недовольны своими жизнями, не видят никакого будущего для себя самих в России. Они начинают размышлять о том, что можно все делать иначе, тогда, возможно, мир станет лучше. И хотя сейчас есть и более острые проблемы, например, Сирия, это не значит, что другие права человека значат меньше».


Yle: Ты сейчас чувствуешь себя более счастливой, чем в России, хотя и не ждешь положительного решения?


Мария Елиссева: Это самое счастливое время в моей жизни. Я счастлива каждый день, что бы ни случалось. Иногда я смеюсь, когда вслух говорю о каких-то своих неурядицах, например, как когда я опоздала на автобус, который ушел минутой раньше. Это что, моя самая ужасная проблема сейчас?! По сравнению с моими прежними проблемами, это какая-то чепуха! Это делает меня счастливой.