То, что президентские выборы удастся провести без особых трудностей, еще не означает, что 2018 год не создаст других проблем. Реальная проблема-2018 будет не в том, чтобы добиться победы в первом туре или обеспечить высокую явку, а в несоответствии ожиданий российского общества и тех решений, которые неизбежно придется принимать власти после выборов.
В последнее время в России много говорят о проблеме-2018, имея в виду президентские выборы. На самом деле именно этой проблемы не существует, но есть другая, куда более значимая. Она может быть растянута на несколько лет, но ее действие начнется в том же 2018 году.
Мнимая проблема
Президентские выборы 2018 года выиграет Владимир Путин. Этот сценарий может быть пересмотрен только в одном случае — если по каким-то соображениям действующий президент откажется от участия в выборах. Закрытость российской политики не позволяет полностью отказаться от этого сценария. Однако даже если он будет реализован, то конечный результат от этого не изменится: преемник получит в свое распоряжение все властные ресурсы и благословение предшественника, а для победы в нынешних условиях этого хватит.
Но все же будем исходить из того, что в выборах будет участвовать Владимир Путин. В этом случае в его пользу будут работать сразу несколько факторов. Во-первых, рейтинг одобрения деятельности президента, одна из опор политического режима. Сейчас он находится на очень высоком уровне (по состоянию на март 2017 года, по данным Левада-центра, он составляет 82%), и ничто не говорит о том, что ситуация принципиально изменится в течение года. У государства есть средства, чтобы продолжить выполнять основные социальные обязательства: Резервный фонд еще не исчерпан. Общество устало, оно настроено депрессивно, но не радикально — и сомнительно, чтобы за год его радикализация возросла настолько, чтобы затронуть отношение к президенту, которого люди привыкли воспринимать как фактор стабильности. Так что до 2018 года никуда не исчезнет привычный для российской истории образ хорошего царя, который не несет ответственности за деяния плохих бояр.
Во-вторых, состав участников выборов выглядит предсказуемым, причем никого из конкурентов Путина избиратели не видят на посту президента. Даже многие сторонники Геннадия Зюганова и Владимира Жириновского не считают их реальными кандидатами на выборах и голосуют за них по причинам, не имеющим отношения к шансам на победу (идеологический фактор в случае Зюганова; протестные настроения, когда речь идет о Жириновском). То же самое в еще большей степени будет относиться к любому кандидату от «Справедливой России». Григорий Явлинский не способен воодушевить либеральных избирателей, что наглядно проявилось на прошлогодних парламентских выборах. Участие в выборах Алексея Навального выглядит невероятным, но даже если случится чудо и его имя вдруг окажется в избирательных бюллетенях, то и его избиратели не считают будущим президентом.
В-третьих, будущие выборы по определению станут плебисцитарными. То есть большинство избирателей будут не выбирать из предложенных кандидатов, а голосовать за свою судьбу. Фигура Путина ассоциируется у них с государством, тогда как остальные кандидаты — «всего лишь» политики. Голосовать против Путина — значит отказать в поддержке собственной стране, которая противостоит Западу. И здесь сохраняется — правда, уже в значительно меньшей степени, чем раньше, — эффект осажденной крепости, при котором к ее коменданту нельзя предъявлять претензии в военной обстановке. Каждый, кто всерьез выступит против коменданта (а не будет просто спарринг-партнером в электоральной игре), может быть обвинен в том, что работает на врага, вне зависимости от того, приводит ли он реальные или фальшивые аргументы.
Конечно, остается вопрос о способах, которыми будет достигнут конкретный результат Путина, — известная задача «70 на 70» (явка плюс результат). Если 70%-ный результат выглядит вполне достижимым, то с явкой в условиях депрессии дело может обстоять сложнее. Но и здесь есть варианты действий — в первую очередь возможность голосовать не по месту регистрации. Это поможет существенно увеличить электорат за счет наиболее социально мобильных групп населения.
Реальная проблема
Однако то, что президентские выборы удастся провести без особых трудностей, еще не означает, что 2018 год не создаст других проблем. Реальная проблема-2018 будет в несоответствии ожиданий российского общества и тех решений, которые придется принимать власти после выборов. Ожидания, в общем, нельзя считать завышенными — россияне не ждут золотых гор, но рассчитывают, что их материальное положение как минимум не ухудшится, а как максимум — немного улучшится. Но прогнозируемые темпы роста ВВП (а точнее, стагнации экономики) и состояние бюджета ведут к тому, что даже неухудшение выглядит крайне маловероятным.
Без жестких мер обойтись уже невозможно — скорее всего, их придется реализовывать уже со второй половины 2018 года. В экспертном сообществе теперь спорят не о том, нужно ли повышать пенсионный возраст, а о том, когда и насколько именно его надо повышать.
«Экономические технократы» настаивают на том, что женщины и мужчины должны выходить на пенсию в одно и то же время (например, в 63 года), мотивируя это большей продолжительностью жизни женщин. «Социальные психологи» боятся возмущения наших гражданок, обремененных детьми и кухней, привыкших носить тяжелые сумки и считающих, что и 55-летний срок выхода на пенсию — это многовато. Поэтому они выступают за пропорциональное повышение пенсионного возраста для женщин и мужчин, что, впрочем, тоже вряд ли вдохновит россиян. В отличие от монетизации льгот в повышении пенсионного возраста невозможно найти плюсы для какой-либо группы населения, от него будут страдать и городские, и сельские пенсионеры (от монетизации селяне выиграли, так как не пользовались многими льготами).
Добавим к этому и вполне вероятную перспективу повышения налогов — таких как НДС и НДФЛ. В течение многих лет российский бизнес боролся за снижение НДС, приводя разнообразные аргументы, но теперь ему, возможно, придется столкнуться с обратным процессом. Понятно, что ущерб от роста налогов предприниматель всегда стремится переложить на потребителя — так что возможен и новый рост цен. Все это очень серьезно и куда важнее «страстей по пармезану», которые касались лишь наиболее преуспевающей части населения мегаполисов — не только в провинции, но и для большинства жителей столичных спальных районов эта тема просто не существовала.
Судьба рейтинга
Но ключевым вопросом для понимания дальнейшего развития политической ситуации становится вопрос о рейтинге президента — точнее говоря, о степени его стабильности. До выборов серьезных угроз ему не видно. Даже если он несколько снизится, то запас прочности очень велик.
После выборов в полной мере могут проявиться несколько важных обстоятельств, которые заметны уже сейчас. Во-первых, поддержка со стороны царя уже не гарантирует спокойствия боярам, как это было сразу после 2014 года, когда вслед за президентским резко выросли и рейтинги всех других властных институтов. Достаточно посмотреть на реакцию общества на разоблачения Навального в отношении Медведева. Еще недавно аналогичные расследования не вызывали никакой серьезной общественной реакции, но сейчас ситуация изменилась. И речь идет не только о митингах. По данным Левада-центра, популярность Медведева с февраля по март нынешнего года упала на десять пунктов — с 52% до 42%. Причем отказавшие премьеру в поддержке — это не фанаты Навального, регулярно посещающие его сайт (они и до этого негативно относились к Медведеву), а лоялисты, которые продолжают поддерживать Путина, но по сарафанному радио узнали какую-то информацию о разоблачениях. И сделали жесткие выводы.
Во-вторых, «царский» образ действующего президента существовал не всегда. Напомним, что вначале Путин позиционировался как военный вождь, победивший во второй чеченской войне, затем как менеджер (во время переписи 2002 года он указал в графе о виде деятельности формулировку «услуги населению»). Элементы «царского» образа впервые стали появляться лишь в 2007 году, когда встал вопрос о дальнейшем статусе Путина, — и именно тогда часть элит предложила формализовать его статус как «национального лидера». Интересно, что тогда это предложение было отвергнуто, и Путин стал премьером при президенте Медведеве. Разумеется, он фактически остался лидером страны, но само премьерство мало соответствовало понятию царства.
«Царский» образ окончательно сформировался лишь в начале 2014 года, после присоединения Крыма и начала конфронтации с Западом, то есть в чрезвычайной ситуации. Однако сейчас чрезвычайность заканчивается — как элиты, так и общество находятся в состоянии постепенной демобилизации. В конце прошлого — начале нынешнего года было интересно наблюдать за эйфорией, которую многие представители правящей элиты испытывали в связи с приходом к власти в США Дональда Трампа. Они надеялись на то, что отношения России с Западом вернутся на почти благостный (по сравнению с нынешним) уровень середины 2000-х. Реальность оказалась иной, но тут показательно это страстное желание вернуться к «нормальности» в понимании элиты.
Понятно, что российская элита играет очень слабую роль в принятии политических решений — к тому же она все меньше понимает существующие правила игры (особенно после непредсказуемого ареста главы Марий Эл Леонида Маркелова, который, казалось, смог договориться о своей дальнейшей судьбе). Но демобилизуется и население. Еще недавно отказ транслировать «Евровидение» вызвал бы всенародную эмоциональную поддержку как шаг, направленный на защиту справедливости, естественный ответ на недопуск в Киев российской участницы. Сейчас же опрос Левада-центра показывает, что общество расколото: 40% респондентов одобрили этот шаг, 41% — нет.
Интересно, что два года назад Левада-центр задал респондентам другой вопрос: есть ли в Донбассе российские военные? Тогда были получены очень интересные данные. 37% участников исследования заявили, что их там нет, а 38% выбрали другой вариант ответа — что даже если они там есть, об этом не следует говорить. В период мобилизации суммирование этих ответов выглядит вполне естественно, но в целом между ними есть существенная разница: 38% респондентов не были склонны полностью доверять телевидению и официальной версии событий, хотя и считали, что в данных конкретных условиях допустима «ложь во благо».
В ходе демобилизации именно этот слой населения начинает испытывать колебания (что видно по отношению к Медведеву). Если же использовать приведенную метафору о коменданте крепости, то когда эффект «осажденной крепости» не просто уменьшается, но сводится к минимуму (что возможно после 2018 года, если не произойдет каких-либо экстраординарных событий, связанных с новым внешнеполитическим обострением, — пока такие события не просматриваются), комендант перестает находиться вне критики.
И, наконец, в-третьих, трудные социально-экономические решения путинского четвертого срока могут привести к тому, что претензии будут предъявляться не только боярам, но и государю — хотя и в существенно меньшей степени, по крайней мере первоначально. А раз так, то политические риски после 2018 года могут постепенно увеличиваться. Поэтому главное — это не сами выборы, а события, которые произойдут после их проведения.
