После того как украинский музыкант Олег Скрипка пошутил о гетто для тех, кто не может, считает ниже своего достоинства выучить украинский язык, разразился грандиозный скандал. Обсуждать положение государственного языка в стране, которая третий год находится в состоянии национально-освободительной войны — уже само по себе показательно. Но вернемся к словам Олега Скрипки. Буквально сразу после поднявшейся волны возмущения он опубликовал большой пост в своем Facebook, назвав его своим официальным комментарием. «Мы на Украине живем в искаженном мире. Граждане не имеют достаточно книг на украинском, фильмов, интернет-контента, отсутствует возможность общаться, учить и воспитывать детей. Украиноязычные украинцы живут в своем маленьком бесправном гетто. Некоторые из них отдают свою жизнь на востоке страны за право быть украинцем… Меня возмущает, когда Украину заставляют любить «русской мир» больше, чем украинский. Тем более, когда используют мои слова для манипуляций и попыток формировать на Украине искусственную реальность», — написал музыкант.
Слова об «искусственной реальности», сказанные Олегом Скрипкой — совсем не метафора. Они как нельзя лучше отображают истинное положение дел. Языковые разборки для Украины — вполне привычная вещь. Они возникают каждый раз, когда высказывается предложение о защите украинского языка на Украине. Каждого, кто настаивает на увеличении доли украинского языка в публичной и государственной сфере, тут же начинают обвинять в пещерном национализме и неуважении к русскоговорящим согражданам. И каждый раз украиноговорящие украинцы вынуждены оправдываться и уверять всех и каждого в том, что совершенно не хотели нарушить чьи-либо права, что единственное, к чему они стремятся, так это к равноправию на своей земле. Когда продавец или мелкий клерк упорно не желает обращаться к клиенту на языке государства, более того требует, чтобы это клиент прекратил пытать его «вашей телячьей мовой» — это унижение. В стране не было ни одного публичного скандала из-за того, что кто-то отказал русскоязычным в обслуживании по языковому признаку. Но что касается украиноговорящих украинцев — такие истории возникают постоянно. И каждый раз находятся общественники, которые принимаются шикать: «Прекратите раздувать языковую проблему!». Вот только стыдят они украиноговорящих, утверждая при этом что никаких языковых проблем на Украине нет.
Если заглянуть в историю вопроса, то становится понятным, что маргинализация украиноговорящих, отношение к ним как к «второсортному селянству», которые имели место во времена Российской Империи, никуда не исчезли в советский период. «Украинский — значит провинциальный». Каков был основной посыл советского времени?— Украинский крестьянин обязательно под чутким руководством русскоговорящего рабочего вместе строят «светлое единообразное будущее». Крестьянин говорит на украинском только потому, что малообразован. Стоит ему пойти в школу трудовой молодежи, переехать в город — и перед нами «приличный человек». А украиноговорящих интеллигент — это конечно же выходец с Западной Украины. Его украинский как будто намекает на что-то. Ведь будь он чист помыслами, он перешел бы на язык межнационального общения — русский. Разве не так нам преподносилась языковая проблема советским кинематографистами и пропагандистами?
Украинский язык считался пережитком, который по мере роста всеобщей грамотности и формирования советской общности должен был исчезнуть вообще. «Вы же прекрасно знаете русский язык! Зачем принуждаете нас слушать ваш украинский, который мы не понимаем? Не понимали, не понимаем и понимать не хотим!». Так буквально из воздуха возникает обвинение, вместо желания понять, вникнуть, отнестись с уважением к культуре и языку украинского народа.
Если абстрагироваться от национального контекста и сконцентрироваться на моральной стороне вопроса — безосновательное обвинение само по себе является манипуляцией. Обвинение и критика отличаются друг от друга уже тем, что критика говорит по существу вопроса, а обвинение переходит на персоналии. Эндрю Шейн, описывая технологии по промывке мозгов, которые китайцы применяли к американским военнопленным, рассказывал о группах самоуничижения, в которых должны были учавствовать все американцы. Сутью проводимых в каждой тюрьме собраний был поиск своей вины перед трудовым китайским народом. Заключенные критиковали себя и друг друга, приносили извинения, раскаивались и обещали исправиться. Шейн рассказывал о том, что чувство вины является необходимым элементом для навязывания людям тоталитарной идеологии. Без вины или стыда «промывка мозгов», то есть изменение базовых принципов личности, невозможна. Присутствие в манипуляции чувства вины и обвинений объясняется теорией Курта Левина об изменении убеждений. Для того, чтобы трансформировать важные для человека принципы на их полную противоположность, необходимо: первое — разморозить имеющиеся убеждения; второе — сформировать новые принципы, и третье — заморозить новые убеждения. Когда вбрасывается безосновательное обвинение, личность начинает протестовать. Ее базовые убеждения разгораживаются. После этого с помощью давления, критики и насаженного чувства вины, базовые убеждения поддаются сомнению. Тогда наступает время внедрения новых убеждений. Потом их остается только «заморозить». Приведем пример. «Укрепляя украинский язык вы нарушаете права русскоязычных». Когда возникает подобное обвинение, вместо того, чтобы говорить предметно о правах, начнется процесс оправдания. А это и есть разморозка старых убеждений. Дальше за счет надсаженного чувства вины и стыда, формируется новое убеждение о том, что защищать украинский язык одновременно означает посягать на права русскоязычных. А дальше, новое убеждение о том, что защита прав, забота о национальном пространстве в демократическом обществе является недопустимой, замораживается, как новая непреложная истина.
Требуя раскаяния, манипуляторы не интересуются достоверностью обличительных историй. Так же, как по рассказам Шейна, вина, вменяемая заключенным американским солдатам в большинстве случаев была выдуманной. Манипуляторов интересовали искренность раскаяния и достоверность чувства вины. Вот и от Олега Скрипки требовали извинений, вырвав его слова из контекста и придав им совершенно другой смысл. То, что каждый искусственно созданный языковой скандал всегда заканчивается призывом к украинцам раскаяться и повиниться в нетолерантности в отношении к русскоязычным согражданам — это и есть создание искривленной реальности. В этой реальности уже никто не защищает свои права. Но сторона, которую устраивает существующее положение вещей, стремится не дать расшириться зоне комфорта другого. Не замечать, что украиноговорящие во всех языковых спорах находятся в униженной оправдывающейся позиции — значит не замечать той дискредитации, которой подвергается эта группа. А намеренно участвовать в травле украинца, высказавшегося в защиту своего языка — это участие в манипуляции массовым сознанием.
Будучи русскоговорящими и не ощущая никакой языковой дискриминации на Украине, защитники языковых прав, если их действительно интересуют права, должны были бы прислушаться к аргументам противоположной стороны, попытаться вникнуть и понять, как украиноговорящему украинцу живется в современной Украине. Для того, чтобы в языковом вопросе избежать манипуляции, базовые принципы о необходимости защиты языковых прав должны основываться на реальном положении на Украине украинского и русского языков, а не на чьих-то обидах, заблуждениях и оскорбленном самолюбии.
