Пару лет назад я был участником конференции, посвященной Всемирному дню свободы печати, которую ЮНЕСКО организовала в Риге. Глава этой организации, выпускница МГИМО болгарка Ирина Бокова, тогда надеялась занять должность генерального секретаря ООН. В этом ее поддерживал Кремль. Поэтому на конференции тема свободы слова в странах постсоветского пространства, особенно в России, была, мягко говоря, не центральной.
Кто лучше — Путин или Рахмон?
С одной стороны, госпожа Бокова была по-своему права: стоило поговорить с коллегами, например из Таджикистана Эмомали Рахмона, чтобы понять — в России дела совсем не так плохи, как могли бы быть. С другой — достаточно было включить телевизор в гостиничном номере где-нибудь в дальнем зарубежье, чтобы понять — настоящая свобода слова при Путине остается недостижимой мечтой.
Этот вроде бы праздничный день 3 мая, Всемирный день свободы печати, мы, российские журналисты, должны встречать без особой радости. Все опросы общественного мнения в России показывают: свобода слова для россиян большой ценности не представляет. Вместе с выборами она стоит у них на одном из последних по важности мест. Также нашим согражданам близка идея цензуры. Ее поддерживает более половины респондентов.
Впрочем, выскажу догадку: под цензурой русские люди, скорее всего, понимают не политические ограничения, а сокращение показа насилия на ТВ, прежде всего в прайм-тайм. Но в целом российская публика в большинстве своем совершенно не видит связи между тем, что ей важно в жизни, и свободной журналистикой. Наша работа нужна и важна очень маленькому меньшинству.
Защитники Ельцина и наследие «лихих девяностых»
Так было не всегда. В девяностые годы журналистика России была намного более свободной, несмотря на олигархические медиавойны. Мало кто помнит сегодня, что на государственном телеканале РТР (ныне «Россия 1») во время первой чеченской войны критики политики Бориса Ельцина появлялись не менее, если не более часто, чем адвокаты Кремля. Я вообще отказываюсь посыпать голову пеплом по поводу ангажированности большинства журналистов во время противостояния президента и парламента в октябре 1993 года или президентских выборов 1996 года.
Разумеется, никто тогда не мог себе представить, что случится в России спустя всего несколько лет. Однако я не думаю, что семнадцать лет подавлений свободы слова при Путине — это только результат потери ориентиров журналистами девяностых. Кремль дал россиянам то, что они хотели услышать, — и в этом главная проблема страны сегодня. Впрочем, ни одно общество не живет в состоянии гипноза вечно.
Цензуру Кремля сменит цензура «либералов»?
Однако есть еще одна, потенциально более важная проблема. Значительная часть оппозиционной интеллигенции, для которой пока и существует независимая журналистика, часто готова ограничивать оппонентов — националистов, сталинистов, монархистов и просто психов. Социальные сети полнятся ссылками на европейский опыт запрета «языка ненависти» каждый раз, когда какие-нибудь «казаки» устраивают очередной пикет у картинной галереи, выставляющей «актуальное искусство».
А ведь свобода слова, с моей точки зрения, неотделима от свободы собраний, художественных акций, националистических и марксистских высказываний, маршей за права ЛГБТ и шествий против них, порнографии и фундаменталистского православия. Всего того, что гарантирует первая поправка к Конституции Соединенных Штатов, хоть при Обаме, хоть при Трампе, и намного меньше — законодательство стран ЕС.
К сожалению, не все, но многие из тех, кто рано или поздно будет непременно определять политику в новой России после Путина, похоже, готовы будут вновь запретить «неправильные мнения» сразу после прихода к власти.
День свободы печати круглый год
Стоит начать в компании образованных и толерантных людей дискуссию о пресловутой 282-й «антиэкстремистской» статье Уголовного кодекса — и вы немедленно обнаружите, что у многих найдется разной длины список оппонентов, ради которых эту статью нужно модифицировать, дополнить, сократить, но очень редко — отменить вовсе. Меня особенно потрясает, когда я встречаю готовность цензурировать «неправильные» мнения у студентов, с которыми я часто встречаюсь в разных российских городах.
Между тем в насквозь индивидуалистической, любящей деньги и масштаб, политически некорректной и одновременно сентиментальной России только абсолютная свобода самовыражения по американскому образцу способна постепенно воспитать в гражданах ответственность за их слова, а значит, рано или поздно, — за их жизнь.
Для общества почти повальной безответственности только настоящая конкуренция в экономике, политике и интеллектуальной сфере, только полная открытость шокирующим, «неправильным» мнениям и действиям может стать эффективным лекарством. Сторонники российского варианта первой поправки должны уже сегодня объединиться и начать агитировать в пользу ее разработки и внесения в обновленную российскую конституцию, которую неизбежно придется принимать.
День свободы печати, свободы слова, свободы шока, а иногда и — о, ужас! — оскорбления, должен стать нашим самым главным праздником. Не только 3 мая, но и все остальные 364 дня в году.
