В этом году День легионера — 16 марта — прошел почти без протестов и скандалов: задержали всего нескольких недовольных, а «Латвийский антинацистский комитет» сам прогулял им же заявленный митинг. Зато протесты теперь планируются на празднике противоположного лагеря: 9 мая общество Nacionālo karavīru atbalstam собирается устроить пикет из полусотни человек у Национальной библиотеки.
«Национальные воины» — это бойцы латышских подразделений СС в терминологии их поклонников. Празднующие в мае обычно протестуют в марте — вот и им собираются ответить тем же. Ньютон, наподдав ушибившее его яблоко, прошипел: сила действия равна силе противодействия. Ему поддакнула Neatkarīgā rīta avīze в заметке о планируемом пикете: мол, русские привыкли портить торжество легионерам — теперь получат «обратку», симметричный ответ. Что до городских властей, то они держат нейтралитет: всяк волен праздновать и протестовать в рамках закона. Лишь бы не было войны — в смысле мордобоя.
Получается, две весенние даты все больше напоминают друг друга. Вроде как антиподы — а на поверку почти близнецы.
Мне и раньше приходилось сравнивать мартовские мероприятия у памятника Свободы и майские у Памятника освободителям. Дескать, две башни, two towers, противостоящие друг другу почти по Толкиену.
Про «две башни» я некогда писал в изданную в России книжку про Ригу: мол, весеннее обострение в двух сериях — это наша национальная специфика. В которой, как ни парадоксально, есть даже что-то общепримиряющее. Это ведь некая вынужденно найденная здешняя формула толерантности: у каждого из двух лагерей свой праздник, свои герои, своя боль и своя историческая правда. Оба лагеря морщатся, но терпят. Протестующие немножко протестуют, полиция бдит, власти разрешают шествия легионеров, но закрывают глаза на советскую символику. Не то что Донбасса, а даже мордобоя не случается. Соблюдается паритет. Сохраняется равновесие.
Так же?
Нет, не так.
То есть да, морды не бьем, это мы все молодцы, надо продолжать в том же духе. Но праздники — не равнозначные.
Ничего они не похожи: 9 мая и 16 марта. И празднуются не одинаково, и эмоции вызывают разные. И правда за ними стоит разная, и разная боль.
9 мая объединяет подавляющее большинство латвийских русских. Собственно, это почти единственное, что нас по-настоящему объединяет: независимо от социального положения, политической активности и идейной ориентации. Мы пассивны и разобщены, мы не устраиваем уличных акций и часто игнорируем выборы — но День Победы не игнорирует почти никто из нас. Слишком огромен масштаб совершенного в 1940-х нашей нацией, слишком чудовищна уплаченная ею за это цена (27 миллионов погибших — это 13 с лишним нынешних Латвий). Слишком очевидно всем нам, что это наши предки были «на правильной стороне истории».
16 марта латышей, наоборот, разъединяет. Потому что как ни трактуй исторические факты, сколько ни культивируй представление о стране-жертве (во многом оправданное) — все равно люди, присягавшие Гитлеру, умиравшие и убивавшие за нацистский Рейх (во что бы они сами при этом ни верили), не могут быть предметом безусловной общенациональной гордости.
Это для нас 9 мая — день гордости. Именно что безусловной и общенациональной. Мне совершенно нечего стесняться в разговоре об обоих дедах-фронтовиках.
16-го же марта большинство латышских политиков и СМИ высказываются в обиженно-раздраженном тоне: опять эту дату враги хотят использовать для провокаций и очернительства! То есть они — высказывающиеся — сами так или иначе признают, что повод для очернительства имеется, что происходит что-то сомнительное с точки зрения посторонних. Что-то заставляющее оправдываться, раздражаться, поджимать губы. Что-то пусть нужное, но не предназначенное для чужих глаз — вроде отправления естественных надобностей. Ну, или некое «стыдное удовольствие», guilty pleasure, историко-идеологическое самоудовлетворение.
Что хорошего в победе над нацизмом, понимаю не только я, русский, но и американец, англичанин, француз, немец, израильтянин, китаец — и далее по бесконечному списку. А попробуйте объяснить всем им (американцу, французу и особенно израильтянину), чем хороша была бы победа войск СС: включая Латышский легион, дивизию «Мертвая голова» и айнзацгруппы.
История, особенно история войн, всегда имеет дело с разными правдами, не совмещающимися друг с другом и не поддающимися выстраиванию по ранжиру. Есть правда латышского хуторянина, вывезенного в 1940-м в вагоне-скотовозе на Енисей, и правда угодившего в концлагерь Саласпилс жителя псковской деревни, сожженной латышскими шуцманами. Не так уж часты случаи, когда на одной из сторон в войне выступает сила столько последовательно, сознательно и однозначно бесчеловечная, что это само по себе расставляет четкие и окончательные моральные оценки. Но Вторая мировая — именно такой случай.
Здесь моральный баланс давно подведен, зафиксирован в приговоре нюрнбергского трибунала и очевиден всему миру. А если для кого-то не очевиден — так это не потому, что у него уникальная, особая ситуация, а потому что он в своей каморке занят идеологическим самоудовлетворением.
Помните эпохальное выступление одной здешней владелицы элитной кладбищенской недвижимости: мол, разложив воблу на газетке, они будут праздновать оккупацию Латвии? Мы будем праздновать не оккупацию Латвии. Мы отпразднуем то, что гнилой фашистской нечисти загнали пулю в лоб, а отребью человечества сколотили крепкий гроб. То, что изо ртов заключенных перестали вырывать золотые коронки, то, что военнопленных перестали замораживать заживо в ванных со льдом, то, что людей перестали миллионами травить в «душевых» и жечь в промышленных масштабах в крематориях. То, что в Саласпилсе из десятилетних детей перестали выкачивать кровь. То, что обергруппенфюрер СС Фридрих Еккельн, придумавший метод утилизации человеческого материала под названием «банка сардин» (когда новых расстреливаемых заставляли ложиться на тела уже убитых), был публично вздернут неподалеку от того места, где мы собираемся каждый год 9 мая.
Нам есть что праздновать.
Хотите протестовать? Протестуйте. Плевать.
