Там, где улица ведет вниз, из Верхнего города в Подол, старый квартал у Киевского порта, наверху, на краю холма (золотые купола над Днепром, справа Пещерный монастырь, слева Архангело-Михайловский монастырь) мужчины размахивают руками. Над ними изгибается в серых и стальных тонах Арка украинско-российской дружбы. Под ними спуск в Нижний город. Некоторые одеты в униформу: здесь полицейские шлемы, там — старомодные военные фуражки с вырезом в виде буквы V на ее передней части, как на старых стоячих воротничках. Во Вторую мировую войну такими были фуражки украинских партизан в их беспощадной борьбе против Советской Армии, а сегодня, когда вновь ведется война с Россией, это фуражки правых националистов.
Этой серой аркой давно уже никто не интересовался. Просто это один изо всех этих памятников, говорили люди в Верхнем городе между Gucci и Starbucks, а внизу, в Подоле, где татарские беженцы жарят на тротуарах чебуреки, они говорят то же самое: это просто советский монументальный металлолом, забудьте о нем. Это никогда никого особо не волновало. Когда три года назад Россия напала на Украину, то просто отвинтили табличку, и все успокоилось.
А теперь они размахивают руками, а полиция надела шлемы. Кто из Верхнего города едет вниз, в Подол, с Майдана, где в 2014 году проевропейская революция Киева достигла своего трагического апогея, в Нижний город с его граффити и пустыми фабричными цехами, тот сразу видит, почему: серая арка уже больше не серая. Кто-то красит ее. Видно рабочих, видно свежие краски — цвета радуги. Киев готовит в субботу следующей недели Европейский песенный конкурс — Евровидение, лозунг которого — «Празднуй разнообразие». Поэтому городские власти послали к старому памятнику, который больше никому не нужен, рабочих с пестрыми красками.
Мужчин в партизанских фуражках это, похоже, не вполне убедило. Это же цвета гомосексуалистов. Старый советский металлолом здесь раскрашивают в гейские цвета, и теперь следует поверить, что все это и есть открытость, разнообразие, радость и пироги? Во всяком случае, «Правый сектор» (организация, запрещенная в РФ — прим. перев.) мобилизовал людей через Facebook, и теперь они собираются и возмущаются. «Мы еще не настолько европейцы, чтобы просто так проглотить все это», — говорит один, в то время как другие выкрикивают угрозы. Между тем рабочие с краской быстро удалились, полиция смыкает ряды.
Так было и прошлым летом, для Киева это не ново: гомосексуальное сообщество организовало свой гей-парад, «Правый сектор» созвал своих боевиков из тренажерных залов и ветеранских объединений, чтобы разогнать этот позор нации, как и в предыдущие годы. Но в 2016 году все прошло без эксцессов: «Киевский парад» благополучно состоялся, хотя и не без оскорблений со стороны националистских хулиганов. Но все же «кровавой бойни», которой угрожали правые, не случилось.
Киевская полиция защищала гомосексуалистов, лесбиянок и их друзей, хотя для некоторых из них это было непривычно. Еще более непривычен в любом случае опыт самого сообщества гомосексуалистов и лесбиянок: «Мы будто вдруг оказались в другой стране», — сказал тогда Сориан Кис (Sorian Kis), один из ведущих деятелей этого сообщества. Годом ранее, в 2015 году, его избили, когда он за руку со своим другом гулял по Крещатику, роскошному бульвару Верхнего города.
«Другая страна» — это правильные слова, когда речь идет об Украине, которая стала развиваться после революции 2014 года, а тем более, когда речь идет о Киеве, этой столице с золотыми куполами над рекой, сотни тысяч жителей которой в 2014 году вышли на улицы, чтобы сбросить олигархию российского образца президента Виктора Януковича. Тогда сотни людей истекали кровью на Майдане под огнем с обеих сторон, почти десять тысяч погибли потом на войне, которой Москва ответила на это проевропейское восстание. Однако с другой стороны, выражение «другая страна» все же не совсем точно.
Быть может, в 2014 году возникла не одна новая Украина, а по крайней мере две. С одной стороны, это многообразие, индивидуальность, художественные коллективы и гражданские инициативы, а с другой стороны — «старые ценности»: семья, украинское отечество, национальная одежда. На одной стороне существует Украина тех, у кого забилось сердце, когда бессмысленная старая Арка российско-украинской дружбы неожиданно превратилась в радугу в конце апреля. На другой стороне — националисты с их выбритой казацкой прической, им тошно видеть на фоне майского неба эти краски, которые означают для них не что-нибудь, а измену родине и извращение.
Оба течения берут свое начало в революции Майдана. «Европейские ценности», такие как свобода, правовое государство, разнообразие, играли тогда главную роль, но было и подводное течение, в котором от России защищались борьбой за «национальное», за такие ценности, как Бог, семья, брак мужчины и женщины, как и прежде у партизан. Оба течения сражались на Майдане рука об руку, пока президент Янукович, российская марионетка, не бежал в панике. Сегодня они непримиримо противостоят друг другу.
Тому, кто хочет увидеть это своими глазами, достаточно удалиться от полицейских автобусов у Арки дружбы и бунтующих мужчин. Пойти по улицам вниз, к Днепру. В царское время Подол был кварталом ремесленников и рыбаков. На Контрактовой площади собирались торговцы скотом, еврейские мелкие лавочники сидели в своих магазинчиках, дубильщики и гончары располагались в мастерских прямо на склоне, куда спускается из Верхнего города поросшая кустарником долина ручья. О десятилетиях Советского Союза напоминают старые заводские цеха, некоторые из них еще работают, как, например, верфь имени Ленина, другие приходят в упадок.
Сегодня скота нет, нет больше и еврейских лавочников, после того как вермахт и СС в 1941 году почти полностью уничтожили киевских евреев во время самых ужасных в истории массовых расстрелов в Бабьем Яру.
В Подоле говорят на смеси языков — по-русски и по-украински. Перед «Житним рынком», огромным крытым рынком из советского железобетона сразу за Контрактовой площадью, разместились со своими будками обменные пункты, продавцы кебаба из Киргизии, изготовители ключей из Армении. Женщины в теплых пальто разложили на асфальте свой ассортимент: тут носки прямо с фабрики, там — дюжина картофелин, здесь пять стеклянных банок с солеными огурцами, тут связка веников. Один из плакатов обещает «американскую одежду на вес».
Подол в движении. Тут и фанаты музыки, раньше они собирались на воздухе под Хованским мостом, а сегодня они повсюду. Есть горячие точки, как, например, старая текстильная фабрика на Нижнеюрковской улице, где расположен Closer — демонстративно гомосексуальный ночной клуб, он же радиостанция 20FT со своей программой из японской «новой волны» и немецкой электронной музыки («берлинская школа», говорит диджей). В здании театра Post-Play в том же самом фабричном здании беженцы с воюющей Восточной Украины организуют документальный театр, а над исписанным граффити гаражным кооперативом на Петровской улице, между супермаркетом электроники и тюрьмой, воздух пропитан запахом серы: художественный коллектив включил сварочный аппарат. Распылители красок из гаражей, клуб граффити «etc» и парни из «665» — их в Подоле знают.
Женя Моляр — одна из активисток в клубе урбанистов DeNeDe: название означает, по разной интерпретации, «черт знает где» или «деконструкция, не декоммунизация». Она говорит, что анархистские мотивы этих парней, нарисованные распылителем, их танцующие бананы и кошки с пятью лапами — это протест против интересов делового мира, который, конечно, и в Подоле, например, превращает старые квартиры гончаров и дубильщиков в свободные площади для дорогого жилья.
Итак, Подол — это и есть «другая страна», о которой говорит Сориан Кис, активист движения гомосексуалистов? Может быть. Подол многолик. В Подоле каждый счастлив по-своему. В эту картину вписывается также и другая линия, патриотически-традиционалистское противотечение, противники гомосексуалов и враги феминисток, разгневанные короткостриженые мужчины, которые прервали работу маляров над радугой на Арке дружбы. О том, насколько негармонично все здесь происходит, рассказывает Наталья Нежевец из Научно-исследовательского центра визуальной культуры (VCRC), размещенного в просторном отсеке с туалетами старой металлургической фабрики на Глубочицкой улице. Эта организация проводит семинары о феминизме и постсоветском урбанизме, она организует выставки и, если нет мороза, то проводит показы мод в заросшем овраге прямо на склоне за гаражным кооперативом с граффити.
Центр был всегда местом вражды между «двумя странами», возникшими на почве революции. На VCRC постоянно нападали, предположительно — мужчин (и женщины) типа тех, кто штурмует сейчас раскрашенную в цвета радуги арку. Постоянно дело доходило до насилия. Осенью после Майдана на открытой улице был избит людьми в форме Василий Черепанин, один из руководителей VCRC.
Куда приведет этот конфликт? Если слушать Наталью Нежевец, то в этой картине есть и свет и тени. Насилие против в Подоле привело в последние годы также к поджогу в 2014 году кинотеатра «Жовтень» (по-украински «Октябрь») на Константиновской улице, поскольку там под общим названием Sunny Bunny шли фильмы о сексуальных меньшинствах. С другой стороны, говорит Нежевец, несмотря на все происшествия, нападений со времени революции стало скорее меньше, чем больше.
И наверху, у Арки дружбы, обстановка успокоилась. Сначала «Правый сектор» еще угрожал: эта организация, которая, кстати, сама называет себя «националистической», не допустит, мол, «педерастических заблуждений» и «попыток заигрывания» с Европой. Если уж хотят эту дурацкую арку украсить, то пусть используют украинские фольклорные мотивы. Когда полиция и националистские активисты противостояли друг другу в конце апреля у подножия памятника, то некоторое время казалось, что отвратительный конфликт испортит настроение перед конкурсом Евровидение.
А теперь эта драма, из-за которой было столько шума, приняла такой двусмысленный прагматичный оборот, какими украинские политики постоянно поражают своих граждан. Во всяком случае, Виталий Кличко, бывший чемпион мира по боксу, затем революционный лидер на Майдане, а с 2014 года мэр Киева, принял в четверг соломоново решение по поводу Арки дружбы. Цвета радуги останутся, по крайней мере на правом и левом цоколе, то есть там, где маляры успели поработать до того, как появились разгневанные мужчины. А «Правому сектору» тоже кое-что достанется: на самом верху, там, где стальная конструкция еще не покрашена, появится узор украинской вышивки.
