Авторитетный британский хирург с большим стажем работы Генри Марш (Henry Marsh) трогательно рассказывает в своей новой книге «Не навреди. О жизни, смерти и нейрохирургии» (Stories of Life, Death, and Brain Surgery) о том, что деньги далеко не всегда определяют решения врача.
Интересы пациента — не настолько простой вопрос, как кажется, особенно в нейрохирургии.
«Технически нейрохирургия не сложнее любого другого вида хирургии, но если что-нибудь пойдет не так, последствия могут быть действительно страшными», — говорит Генри Марш в интервью газете Helsingin Sanomat.
Иногда решение о проведении операции принять очень легко. Например, в случае непосредственной угрозы жизни пациента. Если артерия неожиданно лопается в голове здорового человека, конечно, эту проблему будут пробовать решить. Но что если и в проведении операции, и в решении ее не проводить есть и свои хорошие стороны, и риск летального исхода?
На родине Марша, в Великобритании, решение о проведении операции — полностью в руках пациента. Врачи предлагают варианты, сообщают о вероятностях и рисках, высказывают свое мнение, но окончательное решение принимает пациент. Затем он подписывает бумаги, в которых подтверждает, что осведомлен о возможных рисках и дает разрешение на операцию.
В своей книге Марш рассказывает, например, о 30-летней женщине, которой поставили диагноз «аневризма», выпячивание стенки артерии головного мозга. Сосуд может лопнуть в мозгу человека и убить его. Однако необязательно: женщина вполне может прожить счастливую жизнь и умереть, как и положено, уже в старости.
При проведении подобной операции риск летального исхода составляет 5%.
Женщина спросила, как Марш поступил бы сам. Он ответил, что не согласился бы на операцию, поскольку на момент разговора ему было уже за 60. Согласно статистике, ему и так остается жить не очень долго, и наличие аневризмы вряд ли может сильно сказаться на продолжительности его жизни.
Однако если бы Маршу было 30 лет, он бы принял другое решение, сообщает нейрохирург в интервью Helsingin Sanomat.
«В возрасте 30 лет я согласился бы на операцию, но, конечно, был бы ужасно напуган», — говорит Марш.
Хотя и у операции есть свои риски, с осознанием того, что в голове есть артерия, которая в любой момент может лопнуть, очень тяжело жить. Большинство об этом, к счастью, наверное, даже не знает. В Финляндии подобные еще не лопнувшие набухшие артерии головного мозга есть примерно у 100 тысяч человек, как свидетельствует финский медицинский справочник Lääkärikirja Duodecim.
А стоит ли хирургу всегда стремиться к абсолютному совершенству? Марш рассказывает в своей книге об одном своем пациенте, у которого была обнаружена доброкачественная опухоль. Она медленно росла на протяжении многих лет и, наконец, начала доставлять неудобства в повседневной жизни. Если бы ей дали расти дальше, она бы постепенно убила человека.
По ходу операции Марш уже удалил почти всю опухоль, но он захотел удалить ее полностью. Это решение было ошибочным: он повредил одну жизненно важную артерию. Пациент потерял сознание.
«Он так никогда и не очнулся. Сейчас я увидел его серое скрюченное тело, лежавшее в кровати. Я бы ни за что на свете не узнал его, если бы не эмалированная табличка с именем возле двери», — пишет Марш в своей книге.
Решение о проведении операции принимать еще сложнее, когда его должны сделать родственники.
Марш рассказывает о велосипедисте, который ехал без шлема и чрезвычайно сильно повредил в аварии головной мозг. Мужчине все же сделали операцию, потому что этого хотели родственники.
Родственники принимают решение о лечении, если сам человек этого сделать не может. По словам Марша, в таких случаях врачи должны особенно тщательно подбирать слова о рисках и пользе операции.
«Если врач говорит, что без операции человек умрет, а после операции останется инвалидом, семья принимает решение о проведении операции», — говорит Марш.
Проблема, по мнению Марша, заключается в том, что члены семьи слышат слова врача следующим образом: «любите ли вы этого человека настолько, чтобы ухаживать за ним до конца его дней, даже когда он станет парализованным инвалидом?»
«На самом деле, у них надо спрашивать об оперируемом. Нет практически никаких шансов на то, что после операции он вернется к полноценной жизни. Он на всю жизнь останется парализованным инвалидом. Захотел бы он так жить?»
Иногда лучше дать человеку умереть, пишет Марш.
Генри Марш еще в начале своей карьеры узнал на собственном опыте, что такое боль и нерациональное поведение родственников. Марш был молодым отцом и новоиспеченным врачом, когда жена позвонила ему на работу. Их трехмесячный ребенок был отправлен в больницу из-за проблем, связанных с головным мозгом.
Оказалось, что в мозгу младенца была опухоль. Марш рассвирепел, когда операцию перенесли на следующую неделю. Тогда он еще не был специалистом в нейрохирургии.
«Я уехал домой, где на глазах у своих встревоженных родителей вдребезги разбил табуретку на кухне и поклялся засудить больницу, если с Уильямом, не дай бог, что-нибудь случится», — пишет Марш.
Позже, когда Уильяму делали операцию, Марш много часов ходил с женой по центру Лондона.
«Это стало для меня полезным уроком — впоследствии, уже работая хирургом, я прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько тяжело родственникам оперируемых мною пациентов».
Уильям полностью вылечился. Но не всем так везет. Годы спустя, когда Марш стажировался в детской хирургии, он видел, как ребенок умер от потери крови в той же операционной. У ребенка была такая же опухоль, как у Уильяма, и хирург был тот же.
Марш считает, что благодаря личному опыту он лучше многих понимает, как нужно говорить с пациентами и родственниками.
«Однако большая часть врачей считает так же: что коммуникация дается им лучше, чем остальным. Я ведь не знаю, как эти беседы проводят другие», — говорит Марш.
В своей книге Марш относится к себе самокритично и в то же время без стеснения гордится своими навыками. Он не боится рассказать даже мельчайшие детали. Например, он обращает внимание на то, как раздражает, когда другие хирурги пытаются зайти в ординаторскую нейрохирургов.
Марш также рассказывает об отношении врача и пациента. Ассистенты и медсестры, по его мнению, больше сочувствуют больному, потому что на хирурга давит ответственность и страх.
Марш — человек, которому приходится сообщать пациентам и родственникам о том, что операция прошла не так, как ожидалось. Ему приходится сталкиваться с их горем и ненавистью.
«Никому, кроме нейрохирурга, не суждено понять, каково это — каждый день (порой на протяжении нескольких месяцев) заставлять себя снова и снова приходить в палату, чтобы увидеть человека, которого ты сделал инвалидом, чтобы столкнуться лицом к лицу с его семьей, которая когда-то верила в тебя», — пишет Марш.
О своих ошибках он тоже пишет открыто. Ведь однажды он даже настоял на том, чтобы родственники пациентки подали на него в суд. Операция прошла хорошо, но рана воспалилась. Марш посчитал, что опасности нет, но все вышло иначе.
Пациентка осталась парализованной на всю жизнь. Марш понял, что поставил по телефону ошибочный диагноз.
«В воскресенье утром, когда я возился с пациентом, которому требовалась неотложная помощь, мне на мобильный позвонил муж той пациентки. Я отнесся к его словам недостаточно серьезно и ошибочно принял серьезную инфекцию за безобидное воспаление. Мне ни в коем случае не следовало ставить диагноз, основываясь только на телефонном разговоре, но я был очень занят. К тому же за двадцать лет я ни разу не сталкивался с серьезными осложнениями после подобных операций», — рассказывает Марш в своей книге.
Родственники подали на Марша в суд, и семья получила компенсацию в шесть миллионов фунтов стерлингов.
«В итоге у нас с ними — как бы дико это ни прозвучало — сохранились вполне дружеские отношения. По крайней мере, я так думаю. Но не могу же я ожидать, что у них сложилось обо мне хорошее мнение, ведь так?» — пишет Марш.
В операционной же он редко сталкивался со смертью. За всю его карьеру врача на операционном столе умерло лишь четыре пациента. По оценкам нейрохирурга, за 28 лет он провел 300-500 операций. Теперь Марш официально ушел на пенсию, но продолжает преподавать, например, на Украине.
Книга Марша открывает чуждый и пугающий мир. Читатель тоже начинает рассуждать, какое решение бы он принял, оказавшись на месте пациента или врача. Делать операцию или нет?
Некоторые описания в книге ужасают, если ты раньше ничего не знал о нейрохирургии. Например, часть операций сейчас проводят при бодрствовании пациента. Говорят, это удобно, потому что по ходу операции с пациентом можно болтать. Общаясь во время операции, Марш проверяет, не нанес ли он мозгу повреждения.
Несмотря на трагические истории, общий настрой книги не угнетающий, а даже веселый, иногда даже комичный.
Работнику офиса становится смешно от мысли о том, что хирург борется с теми же проблемами, как и любой человек, работающий с бумагами.
Марш рассказывает о случае, когда пациент ждал со своими родственниками результатов рентгена, но пароль от его базы данных был утерян.
После бега по коридорам больницы выясняется последний пароль: «Fuck Off 47». Пароль нужно менять ежемесячно. Цифра 47 означает, что этой базой данных пользовались в больнице 47 месяцев назад.
Даже нейрохирурги — просто люди, которые легко раздражаются и могут поступать нелогично.
Можно было бы предположить, что Марш уж точно пользуется шлемом во время езды на велосипеде. Однако это не так.
«Я езжу медленно, осторожно, сижу прямо. Риск попасть в аварию совсем низкий, и даже если я упаду, то упаду на локоть», — говорит Марш.
Своим детям он все-таки советует надевать шлем. Молодежь ездит на спортивных велосипедах, и голова при этом выставлена вперед.
