Противодействие и сопротивление доминированию Запада в глобальной политике питали российско-китайские отношения на протяжении последних двух десятилетий. И все же их реакция и долгосрочные ожидания существенно отличаются друг от друга. Россия, кажется, получает удовольствие от внутренних проблем Запада, извлекая максимум выгоды из смены приоритетов в сторону популизма и антиглобализма. Китай же выступает в качестве убежденного сторонника глобализации, воспринимая нестабильность в западной политической обстановке со смесью злорадства и искреннего интереса.
Два взгляда на глобализацию
Недавние выступления президента России Владимира Путина и председателя КНР Си Цзиньпина соответственно иллюстрируют различие между установками и ожиданиями России и Китая. Си стал ключевым сторонником глобализации и свободной торговли, а Путин, как мы убеждаемся, претендует на звание главного противника глобализации и мейнстрима (хотя с ним теперь конкурирует Дональд Трамп после победы на президентских выборах в США). Выступая на прошедшей в октябре 2016 года ежегодной встрече российских и международных экспертов по постсоветской политике, Путин глобализацию раскритиковал. Он отозвался о ней ее как о проекте в кризис, возглавляемым эгоистичной элитой, оставившей большинство без надежды выбраться из нищеты и отчаяния. Мультикультурализм, по словам Путина, тоже терпит неудачу, особенно в Европе. Си Цзиньпин, в свою очередь, предложил действенные меры в защиту глобализации. В своем выступлении на Всемирном экономическом форуме в январе этого года он утверждал, что глобализацию нельзя обвинять во всех мировых проблемах, и предупредил, что повернуть процесс глобализации вспять невозможно: «любая попытка… направить воду из океана обратно в изолированные озера и ручьи — это просто невозможно.»
Эти различия нельзя свести к простой риторике. Россия лелеет растущий политико-экономический хаос на Западе и, по мнению многочисленных комментаторов, решилась на активное содействие дестабилизации. Российская элита не скрывала своего удовлетворения победой Трампа на выборах в США. В Кремле также обрадовались решению Соединенного Королевства покинуть Евросоюз, рассматривая это в качестве первого шага к дальнейшему развалу политической и экономической программы послевоенной Европы. За эти годы Россия создала сеть контактов с европейскими ультраправыми и — в меньшей степени — ультралевыми политическими партиями, основывая свое влияние среди таких сил.
Китай же, напротив, отдает предпочтение стабильности и постепенным изменениям. Пекин ратовал за то, чтобы Великобритания оставалась в составе ЕС. Китай неоднократно заявлял о своей поддержке европейского единства и осуждал рост в Европе популистских сил. Что касается президентских выборов в США, единого мнения в Китае по-прежнему не достигнуто. Государственные СМИ представили противоречивую кампанию Трампа и последовавшую за ней победу как окончательное доказательство неизбежной слабости демократии. И хотя Хиллари Клинтон в Пекине приняли не особенно тепло — из-за ее вклада в переориентацию США на политику Азии, — победи на выборах она, это принесло бы гораздо больше предсказуемости в китайско-американские отношения.
Почему подходы России и Китая к глобализации и Западу столь различны? Эти различия могут показаться неожиданным, учитывая, что взгляды двух стран в глобальном масштабе во многом схожи. Обе ревностно защищают свой суверенитет, под которым понимается карт-бланш во внутренней политике, и подозревают Запад в подготовке смены режима под знаменем распространения демократии и прав человека. Оба государства разборчивы в выборе норм международного права, которым они готовы подчиниться, особенно в том, что касается соседних стран. Но один из этих режимов планирует процветать вследствие углубления хаоса, а другой пытается сохранить хоть какую-то международную стабильность.
Предпочтение Россией неопределенности
Самым коротким ответом на вопрос, почему Россия предпочитает нестабильность является то, что ущерб, который она понесет в случае непредсказуемости на Западе, будет невелик. В отличие от Китая, который за последние три десятилетия совершил огромные скачки и извлек пользу из возглавляемой Западом глобализации, Россия приобрела не так много. Ее первое перерождение — после распада Советского Союза — выявило идеи основанной на правилах рыночной экономики и политической демократии в глазах российского общества и элиты. Прошло два десятилетия, прежде чем Россия присоединилась к Всемирной торговой организации (ВТО). Во времена членства в G8 Москва оставалась не у дел, когда доходило до обсуждения финансовых и экономических вопросов. Она не смогла присоединиться к Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), клубу развитых стран. Оружие и энергетические ресурсы оказались единственными реальными активами России в ходе поиска своей ниши в международном разделении труда.
Пекину, может, и не нравится западный либерализм и его акцент на правах человека и демократии, но отрицать, что открытие Западом глобальной экономики проложило путь его стремительному взлету, он не может. Кроме того, правительство Путина основывает свою легитимность на экономическом росте в несколько иной степени, чем Коммунистическая партия Китая. В 2000-х годах россияне променяли политическую свободу на более высокое качество жизни, а в текущем десятилетии «общественный договор» между Кремлем и российским обществом продиктован в значительной мере образом великой державы и внешнеполитическими успехами. Европейское единство также не привело Россию к ожидаемым выгодам. Для Кремля это было скорее препятствием на пути к достижению политических и экономических соглашений с отдельными европейскими государствами. На примере топливно-энергетического комплекса (в частности, экспорта газа), для «Газпрома» единство ЕС — даже не бог весть какое — стало главным камнем преткновения. Российская компания столкнулась с обвинениями в использовании своего монопольного положения, долгосрочные контракты были заблокированы, а доступ к трубопроводам ограничен. Если бы не единогласное решение ЕС, ряд европейских государств уже давно признал бы Крым и отменил санкции, наложенные на Россию в связи с последствиями кризиса на Украине. С этой точки зрения, выход Великобритании из ЕС открывает не только сиюминутную выгоду, как, например, отвлечение внимания ЕС от Украины, но и повышает вероятность разобщения Европы.
Поддержка Кремлем европейских популистских, антиэлитарных и крайне правых партий с высоким риском также не сопряжена. Консервативная идеология, принятая Кремлем после возвращения Путина к власти в 2012 году, защита традиционных ценностей и религиозных корней европейской цивилизации, презрение к ЕС и связи с радикальными партиями делают Россию менее уязвимой перед лицом растущего в Европе популизма. Руководители многих из этих движений открыто заявляют о поддержке «эффективного руководства» Путина, воспринимают Россию в качестве последнего оплота против низведения Европы и отождествляют себя с антиамериканской внешней политикой России.
Политическое руководство России признает ряд потенциальных выгод от углубления кризиса в странах Запада. Их нестабильность облегчает Кремлю задачу по обвинению в российских неудачах остального мира, а также позволяет мобилизовать общественную поддержку против нового мирового «беспорядка». Легче было бы разделить Запад путем тщательного отбора потенциальных партнеров. Россия готова перенять антиглобалистское движение, подстегнуть недовольство и страх против наднациональных чиновников, мировых олигархов и глобальных корпораций. Использование таких терминов, как «простой человек» и «молчаливое большинство», якобы лишенное права голоса собственной элитой, изображает Россию как нечто заметно отличающееся от якобы коррумпированных западных элит, оторванных от своих собственных обществ.
В проигрыше ли Китай?
Китай находится в совершенно ином положении. Упадок Запада может остановить непрерывный подъем Китая. Пекин потеряет гораздо больше, чем Москва, и не только потому, что ЕС и США являются для Китая торговыми партнерами номер один и номер два. Пытаясь добиться хоть каких-то преимуществ от разногласий внутри ЕС, Китай продолжает в значительной степени поддерживать европейскую интеграцию. Евро предлагает противовес гегемонии доллара США, а ЕС стремится предоставить Китаю место в международном порядке, о чем свидетельствует массовые обращения в Азиатский банк инфраструктурных инвестиций.
Между тем, антиэлитарные партии по всей Европе воспринимают экономическую экспансию Китая как один из главных источников экономического застоя и потери рабочих мест в Европе. Антидемпинговые тарифы Еврокомиссии, нацеленные на производство Китаем стали, являются первыми признаками протекционизма; и Пекин надеется, что он начнет преобладать в экономической политике Европы, если крайне правые и крайне левые партии захватят власть в различных государствах-членах ЕС. Для Китая первым предупреждающим знаком был успех антиглобалистских партий на выборах в Европарламент 2014 года.
Потенциальные потери Китая иллюстрируют результат референдума о выходе из ЕС Великобритании. Ее новое правительство во главе с Терезой Мэй, которое заменило команду китаистов Дэвида Кэмерона и Джорджа Осборна, почти лишило Китай первой ядерной инвестиции в развитых странах мира: АЭС Хинкли-Пойнт. Новый премьер-министр отложила решение своего предшественника, выявляя недомолвки в отношении иностранных инвестиций в стратегические отрасли. Остается неясным, пересмотрела ли Мэй свое решение из-за давление со стороны Китая, но открытое письмо китайского посла в Великобритании оставило мало сомнений относительно ответных действий Пекина в случае блокировки Лондоном инвестиций. Тем не менее, Китай явно понес бы там потери.
Та же логика применима к относительному предпочтению Китаем Хиллари Клинтон перед Дональдом Трампом. Трампу хватило всего нескольких твитов и одного телефонного разговора с президентом Тайваня, чтобы подорвать основы китайско-американских отношений. Трамп, кажется, пренебрегает осторожностью по отношению к Пекину и стремится использовать в качестве разменной монеты политику «одного Китая», согласно которой Вашингтон не поддерживает официальные связи с Тайванем. Кроме того, его риторика против свободной торговли направлена непосредственно на Китай. Торговая война подорвет китайский экспорт, особенно с учетом того, что США является для Китая крупнейшим внешним рынком и источником излишков торгового баланса. Даже возможный распад американской системы союзов в восточной Азии, который позволил бы укрепить позиции Пекина в региональной геополитике, проблем может принести не меньше, чем преимуществ. Если бы Трамп придерживался своей угрозы избавиться от азиатских союзников Америки (что вполне возможно), другие государства, такие как Япония, могли бы приступить к ремилитаризации.
Коммунистическая партия Китая нуждается в капиталистической системе так же сильно, как презирает западную демократию. Китай делает ставку на открытую торговлю и стабильные рынки, а также на растущее — или, по крайней мере, не сокращающееся — благосостояние западных потребителей. Ему необходимы благоприятные внешние условия для того, чтобы продать весь ассортимент товаров, от нижнего ценового сегмента до верхнего, таких как высокоскоростные поезда, с целью экспорта избыточных мощностей своей промышленности и инвестиций из своих переполненных долларовых закромов. Иными словами, Китаю нужна очередная волна глобализации и предотвращение самоизоляции других государств.
Ответственная великая держава
Разные ответы на вызовы, связанные с глобализацией и внутренними проблемами Запада, могут привести к отличиям в ролях Китая и России в мировой политике. Многие годы Запад считал последнюю «безбилетницей». Китай извлек преимущество из Запада без особых затрат, будь то денежных или человеческих. На фоне «Брекзита», Трампа и растущего в Европе популизма Китай вынужден отстаивать принципы глобализации. В то же время, он как никогда преисполнен решимости не разделять западные ценности, а именно либеральную демократию.
Недавние события на Западе лишь укрепили убежденность китайской элиты в эффективности действующего пекинского режима. Он предлагает политические гарантии открытой глобальной экономики и уже начал брать на себя какую-то ответственность, выделяя, к примеру, все больше войск для миротворческих миссий. Нерешенным пока остается вопрос, можно ли одновременно поддерживать либеральный интернационализм за рубежом и принимать жесткие меры в отношении оппозиции у себя в стране. Если Китай преуспеет, то ему, возможно, удастся добиться и того, чего не добился Запад — убедить Россию в том, что международный порядок направлен на достижение своих собственных интересов.
Марчин Качмарский — доцент Института международных отношений Варшавского Университета и руководитель программы «Китай-ЕС» Центра восточных исследований.
