Интервью с Надеждой Савченко.

Krytyka Polityczna: Когда вы, проведя два года в России, вернулись в Киев, в президентском рейтинге вам давали 12%, сейчас это 1-2%.

Надежда Савченко: Я не знаю, с какого потолка, вы, журналисты, берете эти цифры.

— Почему уровень вашей поддержки так колеблется?

— Замеряли, судя по всему, не мою поддержку, а то, что говорят по телевизору: риторику президента, Юлии Тимошенко и других, в том числе европейских, политиков, которые обо мне высказывались. Я и мой образ — это две разные вещи. Я проверяю уровень своей поддержки, ходя по улицам. Сначала мне бросали цветы, но я просила этого не делать. Был период, когда в меня бросали камни.

— А сейчас?

— Сейчас я могу ходить по улицам спокойно. Реакции бывают разные: есть улыбки, вопросы, возмущение, безразличие. Я могу без страха войти в любую толпу без охраны и разговаривать с людьми, могу ездить на метро. Таков уровень моей поддержки. Он показывает, что я осталась человеком.

— Сначала вас называли героиней, а потом стали называть агентом Кремля.

— Это не имеет никакого значения. Героиней меня называли люди, которые ничего обо мне не знали. Я стала образом, созданным украинской пропагандой. С другой стороны, российская пропаганда изображала из меня черта. Они хотели показать, что на Украине даже женщины — это чудовища. Но я оказалась достаточно сильной, чтобы отмежеваться от того, что выдумали обе стороны, доказать, что не все будет так, как они хотят. Из-за этого на Украине обо мне стали говорить хуже, а в России — лучше. Получилось некое равновесие, и это показывает, что лгу не я, а они.

— «Надежда Савченко достаточно искренний человек, не все ее действия мне понятны, но она настроена по-человечески и не инфицирована безумием Киева, при том, что она, конечно, за единую Украину и за возвращение Донбасса и Луганска. Она согласна разговаривать и с Захарченко, и с Плотницким, и отзывается о них, между прочим, крайне высоко». Вы знаете, чьи это слова?

— Нет.

— Российского писателя Захара Прилепина, который некоторое время назад стал майором в самопровозглашенной Донецкой Народной Республике.

— Я рада, что люди просыпаются. Хотя Прилепин — это, скорее, не писатель, а просто глупый человек.

— Вы на самом деле положительно оцениваете действия Захарченко и Плотницкого?

— Дипломатия — специфическая сфера, особенно это касается дипломатии военной. Когда вы садитесь за стол переговоров с врагом, вам нужно забыть обо всех эмоциях и обидах. Моя сестра сказала мне однажды, что я должна вести переговоры так, будто она сидит в тюрьме, а от меня зависит ее судьба. Дипломатии я научилась у нее. Я поняла, что от слов, которые я скажу в Европе и на Востоке, зависят судьбы людей, находящихся в плену. Неважно, какие у нас цели, но мы трое, я, Захарченко и Плотницкий, воевали. А солдат к солдату относится серьезно.

— Это для меня очень важно. Я делаю все возможное, чтобы это случилось, и надеюсь найти изобретательный способ выхода из того тупика, в который зашли переговоры в рамках минского процесса.

— В книге-интервью «Украина — любовь моя» вы сравниваете процесс обмена военнопленными с торговлей людьми. Это очень резкие слова.

— К сожалению, происходит именно так. Даже если обменом занимаются во время войны командующие, он принимает такой вид, ведь они обсуждают цену жизни человека. Когда к этому процессу подключаются еще и политики, которые хотят сделать себе рекламу, получается просто торговля.

— Поэтому политики так затягивают этот процесс?

— Я думаю, они не хотят объявлять все хорошие новости одновременно, ведь пока власть борется с последствиями своей неудачной политики или со скандалами, о чем-то еще приходится говорить. Обмен пленными всегда становится новостью, которая привлекает внимание людей, поэтому он происходит медленно. Иногда мне кажется, что в политиках не осталось ничего человеческого.

— Вернемся к теме диалога с представителями самопровозглашенных республик. Их нельзя назвать полностью независимыми, за ними стоит Москва, зачем тогда с ними разговаривать?

— Такую идею вбили в голову людям политики. Стоит ли разговаривать с врагом? Стоит. Хотя бы потому, что его можно склонить на свою сторону. Это один из принципов военной дипломатии. Захарченко и Плотницкий — украинцы. Если мы будем называть жителей оккупированных ДНР и ЛНР территорий сепаратистами, террористами или коллаборационистами, мы лишь оттолкнем их от себя, но если мы скажем, что это наши люди, они к нам вернутся. Поверьте, все это стоит того.

— Из слов, которые звучат в книге, можно сделать вывод, что вы, если даже не приравниваете президента Петра Порошенко к Владимиру Путину, то считаете, что он не так сильно отличается от российского президента в лучшую сторону.

— Если президент ценит свои деньги выше жизни украинцев, выше государства и тех людей, которые оказали ему доверие и дали власть, — он преступник. Я не могу воспринимать это иначе. Я мыслю так, как мы мыслили на Майдане. Мы все видели богатства Януковича, но ведь он не был единственным. Впрочем, Порошенко занимал при нем министерский пост. В политике яблоко падает от яблони очень близко.

— Однако (по крайней мере на официальном уровне) именно президент и его окружение стояли за вашим освобождением из российской тюрьмы.

— В политике ничего не бывает просто так. Чтобы политики услышали людей, тем приходится кричать. Обо мне люди кричали очень громко, так что политики решили этим воспользоваться. Кто-то сделал на мне рекламу, использовал в своей популистской кампании. Президент тоже понимал, что должен что-то предпринять. Когда речь идет о жизни других людей, политики не ведут себя искренне. В них нет духа патриотизма. Ведь патриотизм — это способность отдать все ради своей страны, а они выступают патриотами лишь своего кошелька и готовы забрать из бюджета последние гривны. Поэтому я не питаю иллюзий насчет своего освобождения. Я благодарна за то, что они сделали, но еще больше благодарности я испытываю к украинскому народу, украинской диаспоре и жителям всех тех стран, которые поверили украинцам. Это была сила людей со всего мира.

— Вы были на Майдане, воевали, провели два года в российской тюрьме. Это стоило того?

— Конечно, было бы лучше, если бы все это обошло меня стороной, мне бы жилось легче. Но это не было напрасно. Каждый день — это новый урок, а полученный багаж знаний наверняка принесет пользу в будущем. Возможно, скоро станет еще хуже.

— Конечно.

— А потом бы пошли в батальон «Айдар»?

— Потом я бы отправилась на фронт и в тот батальон, который там находится. Если бы это оказался «Айдар», то да. Офицер, который десять лет получал жалование за свою службу, не может прятаться за спинами добровольцев.

— Через два года на Украине пройдут парламентские и президентские выборы. Вы как-то говорили, что хотите стать президентом.

— Не знаю, как ответить, чтобы это прозвучало нормально… Я готова взять на себя ответственность за страну и выставить свою кандидатуру на президентских выборах. В парламентских выборах будет участвовать моя политическая сила. Боже, как ужасно это звучит из уст политика…

— Блок Надежды Савченко?

— Это будет политическая партия «Гражданская платформа Надежды Савченко». Почему все привязано к моему имени? Потому что больше у меня ничего нет. Это моя честь, я ставлю ее на карту. Я верю, что эта сила не станет политической партией в классическом понимании, из одной такой я уже ушла, а в новые вступать не хочу. Я не вижу в них будущего и способности развиваться в верном направлении.

— Чем ваша партия будет отличаться от других?

— Она поможет демонтировать нездоровую политическую систему, которая была создана 25 лет назад, перестроить государственную архитектуру и дать людям шансы на удобное существование в ее рамках. Это будет симбиоз разнообразных систем, мы не будем бездумно принимать или отбрасывать какие бы то ни было идеи.

— Несколько таких проектов, которые собирались быть честными или даже были таковыми, провалились без помощи олигархов и их СМИ.

— Этот проект получит поддержку олигархов и СМИ. Мы только не станем следовать примеру других партий и говорить, будто не берем у них денег. Лгать нельзя.

— Вы хотите вернуться в армию?

— Я очень хочу летать, но я вернусь в армию только тогда, когда дела на Украине наладятся, а украинская армия станет боеспособной. Но сначала придется всем этим заняться.