Брюссель — Уже много лет еврозона считается зоной катастрофы, а обсуждение будущего этого валютного союза часто концентрируется на теме его возможного распада. Когда в прошлом году британцы голосовали за выход из Евросоюза, их решение было отчасти продиктовано восприятием еврозоны как неработающего проекта, который, вероятно, уже нельзя спасти. Но в последнее время еврозона превратилась в любимчика финансовых рынков — и для этого есть причины.
Открытие латентных сил еврозоны долгое время задерживалось. Для восстановления после кризиса 2011-2012 годов странам еврозоны потребовалось несколько лет. Но сейчас в пересчете на душу населения темпы экономического роста в еврозоне выше, чем в США. Уровень безработицы тоже падает. Да, он падает медленнее, чем в США, но отчасти это объясняется различием в тенденциях численности экономически активного населения.
В то время как в еврозоне численность экономически активного населения растет, в США, начиная примерно с 2009 года, она снижается. Уход американцев с рынка труда объясняется явлением, которое экономисты называют «discouraged worker» (люди, которые перестали искать работу). После рецессии 2009 года данный тренд усилился.
В принципе, снижение численности экономически активного населения должно было стать проблемой и для еврозоны, поскольку период с очень высоким уровнем безработицы, поразившей многих трудящихся в Европе, оказался продолжительным. Тем не менее, в реальности за последние пять лет размер рабочей силы в еврозоне вырос на 2,5 миллиона человек. А поскольку за тот же период было создано пять миллионов новых рабочих мест, темпы сокращения безработицы уменьшились вдвое.
Кроме того, восстановление в еврозоне оказалось устойчивым, что отчасти неожиданно на фоне отсутствия постоянных бюджетных стимулов. Выяснилось, что горячие дебаты по поводу политики сокращения госрасходов были некорректны: и критики этой политики, и официальные защитники переоценивала объемы проводимых сокращений бюджетных расходов. Средний, с поправкой на цикличность, бюджетный дефицит остается почти неизменным с 2014 года — и находится на уровне 1% ВВП.
Конечно, в странах еврозоны наблюдаются значительные различия в ситуации с бюджетом. Но этого следовало ожидать в условиях, когда валютный союз настолько разнороден. Правда же заключается в том, что даже во Франции, которую часто называют отстающей, дефицит бюджета и размер госдолга находится на уровне, аналогичном американскому.
Сравнение с США, а также с Японией опровергает и популярное мнение, будто бюджетные правила еврозоны, в том числе (печально) знаменитый Пакт стабильности и роста и «бюджетный пакт» 2012 года, оторвались от реальности. Да, ни одну страну официально не наказывают за превышение дефицита или размера долга. Однако шум по поводу отдельных нарушений правил затмевает более широкую, фундаментальную тенденцию ответственного отношения к государственным финансам, чему способствуют бюджетные правила ЕС. Все это означает, что «мягкая политика сокращения госрасходов», реализуемая во многих странах еврозона, видимо, оказалась в конечном итоге правильным выбором.
Конечно, не следует переоценивать экономическую силу еврозоны в долгосрочной перспективе. В течение нескольких ближайших лет средние темпы роста экономики здесь могут по-прежнему превышать 2%. Но по мере того, как рынок труда будет впитывать оставшихся безработных, а более пожилые работники продолжат свое возвращение на этот рынок, источники неиспользуемой трудовой силы со временем окажутся исчерпаны.
Как только еврозона достигнет так называемой «точки Льюиса» (когда избыток трудовых ресурсов исчерпан и начинают расти зарплаты), темпы роста упадут до уровня, который лучше соответствует ее демографической динамике. Данная динамика не является особенно благоприятной: население трудоспособного возраста в еврозоне будет снижаться примерно на половину процентного пункта ежегодно в течение — как минимум — ближайшего десятилетия.
Но даже в этом случае темпы подушевого роста в еврозоне вряд ли окажутся намного меньше, чем в США, поскольку разница в их темпах роста производительности сейчас незначительна. В этом смысле будущее еврозоны может выглядеть как японское настоящее: реальные годовые темпы роста чуть превышают 1%, уровень инфляции остается упорно низким, но при этом темпы роста подушевого дохода сравнимы с темпами в США и Европе.
К счастью для еврозоны, она войдет в этот период высокой безработицы и низких темпов роста в хорошем состоянии, в том числе благодаря той самой спорной политике сокращения госрасходов. А США и Япония, напротив, приближаются к состоянию полной занятости в тот момент, когда их бюджетный дефицит превышает 3% ВВП, то есть примерно на 2-3 процентных пункта выше, чем в еврозоне. У США и Японии также намного выше долговая нагрузка: соотношение госдолга к ВВП сейчас равняется 107% в США и превышает 200% в Японии, в то время как в еврозоне этот показатель равен 90%.
Есть доказательства того, что в период после финансового кризиса, когда монетарные власти становятся неэффективны (к примеру, номинальные процентные ставки оказываются на нулевом уровне), увеличение расходов за счет дефицита бюджета имеет необычно сильный стабилизирующий эффект. Но тут есть важная нерешенная проблема: если ситуация на финансовых рынках нормализовалась, будет ли дальнейшее сохранение дефицита бюджета обеспечивать такие же сильные стимулы?
Тот факт, что процесс восстановления экономики в еврозоне начал сейчас догонять аналогичный процесс в США, причем при отсутствии какой-либо последовательной политики бюджетного стимулирования, означает, что ответ на этот вопрос — «нет». Более того, опыт еврозоны показывает, что, хотя спланированное стимулирование за счет госбюджета может изменить ситуацию к лучшему во время острой рецессии, отмена мер стимулирования в тот момент, когда острая необходимость в них исчезла, является более предпочтительным вариантом действий, чем сохранение данных стимулов на неопределенное время. Из-за политики сокращения госрасходов (то есть снижения бюджетного дефицита сразу после завершения рецессии) процесс восстановления экономики может занять больше времени, но, как только это происходит, экономические показатели оказываются даже более стабильны, потому что государственные финансы находятся в устойчивой положении.
Джон Мейнард Кейнс однажды сказал, что «в долгосрочной перспективе мы все умрем». С точки зрения достаточно длительной перспективы, это, может быть, и верно. Но это не оправдывает отказа от долгосрочного планирования. Более того, у еврозоны, кажется, появилась долгосрочная перспектива, а ее экономика при этом вполне жива.
