Трудная победа нынешней правящей коалиции на выборах в Риге есть продукт этнической мобилизации русскоязычных избирателей, в то время как большинство латышских голосов городские власти потеряли (подробно об этом я писал в прошлой статье). Теперь надо объяснить, как партии «Согласие», категорически отказывающейся от представительства именно русскоязычного населения, удалось достичь такого эффекта.
Свита играет короля
Если мы попробуем одной фразой высказать, чем отличается «Согласие» от ведущих латышских партий страны, то самым точным будет ответ: «Тем, что мы о ней ничего не знаем». Действительно, в любой из тройки составляющих правительственную коалицию латышских партий идет напряженная внутренняя дискуссия, прекрасно известная всем наблюдателям. Мы можем прочитать десятки статей о том, какой политик «Виенотибы» входит в какую внутреннюю группировку и как эта группировка влияет на политику партии в целом.
Эта борьба может выглядеть отвратительно, как схватка пауков в банке, но она естественна: политик обязан быть амбициозным, поскольку он борется за власть. Чтобы обрести власть в стране, надо в первую очередь завоевать ее в собственной партии. Отсюда накал страстей, которые невозможно скрыть. Особенно при нашей избирательной системе, где каждый голосующий поддерживает не только партию, но и ее отдельных политиков и поэтому должен знать, что каждый из себя представляет.
О «Согласии» ничего подобного не пишут. Потому что о позиции отдельных ее политиков информации нет. Они просто молчат, что совершенно дико для представительской демократии. Если нам с экрана телевизора рассказывает о своих планах член правящей в Риге коалиции, то скорее всего это будет либо Нил Ушаков, либо кто-то из «Честь служить Риге» — Андрис Америкс, Эйжения Алдермане, Вячеслав Степаненко.
Вот характерный пример, не замеченный комментаторами. Формально ведущим политиком «Согласия» в думе является Максим Толстой. Он — руководитель фракции и глава важнейшего комитета городского развития. На этих выборах он попал в избирательный список под номером 43. Это опала? Но тогда его надо было выгнать совсем, как подвергнутую остракизму верную сподвижницу мэра Светлану Савицкую. А Толстой избран депутатом, и мы никогда не узнаем, что произошло. А какая была бы сенсация, если б подобным образом задвинули руководителей латышских фракций прошлой думы — Сармите Элерте или Дайниса Лоциса!
Понятно, что такая политика возможна только потому, что у «Согласия» специфический избиратель. Для избирателя латышских партий важно, чтобы страной правила команда. И он участвует в формировании этой команды своим голосом. Избиратель «Согласия» голосует за лидера, полностью ему доверяя. А от команды требуется только одно: дисциплинированно голосовать «за».
Поэтому латышский избиратель в ответ на вопрос, за кого голосовал, скажет «за «Виенотибу»«, «за националистов», «за крестьян». Избиратель «Согласия», как правило, говорит «за Ушакова». Это не хорошо и не плохо — это просто свидетельствует об иной политической культуре.
Новые латышские партии, оттеснившие на рижских выборах представителей правительственной коалиции, пока по структуре предпочтений голосующих похожи на «Согласие». Их избиратель голосовал за яркого лидера — Мартиньша Бондарса или Юту Стрике и Яниса Борданса, — мало зная команду в целом. Но так было вначале и с другими латышскими партиями — «Виенотиба», в девичестве «Jaunais laiks», воспринималась как партия Репше. Потом оказалось, что не ему одному хочется порулить… Так что думаю, подобная судьба ждет и нынешних удачников, если они политически выживут.
Но вот «Согласие» под руководством Ушакова работает уже двенадцатый год, и все больше становится партией одного лидера. И если мы хотим найти сходство с другой политической силой, то его надо искать не в Латвии. Вот «Единая Россия» — это очень близко, и вовсе не потому, что между партиями есть договор о сотрудничестве.
Хочу такого, как Путин
«Согласие» похоже на «Единую Россию» политической философией. Например, безликостью функционеров, на фоне которых должен блистать единоличный лидер. Мы точно так же не знаем, в чем провинился отодвинутый в сторону Борис Грызлов, как не узнаем, что произошло перед выборами с Максимом Толстым. И избирателя это совершенно не интересует. Он уверен, что именно эта партия его любимому лидеру будет верна. Поэтому все политические неудачи списываются на команду, а светлый образ вождя остается на недосягаемой высоте.
Вспомним, как вознесся на вершину Нил Ушаков. Это произошло в кризисный для «Согласия» момент, когда партия раскололась, провалилась полностью на муниципальных выборах, ее создателя и бессменного руководителя Яниса Юрканса выдавили из политики. И вот на съезде делегатам представляют нового лидера — молодого журналиста, которого присутствующие не только не знают — они вообще не помнят, является ли он членом одной из входящих в тогдашнее объединение партий. Но они, естественно, единодушно голосуют за него.
Конечно, ни Путин, ни Ушаков не появились из ничего. И того, и другого выбирали профессиональные политтехнологи, четко понимающие какой кандидат подойдет для имеющегося избирателя. И сами по себе Владимир Путин и Нил Ушаков — люди выдающихся достоинств, огромной трудоспособности и силы воли, потрясающей эрудиции и находчивости, умеющие прекрасно держаться перед телевизионной камерой. Достаточно случайный естественный отбор в узком кругу лидирующих политиков не мог привести к власти таких сильных личностей, поэтому пришлось резко расширить радиус поиска.
Проблема здесь в том, что выбиравшие лидеров политтехнологи прекрасно понимали психологию российского избирателя. Поэтому Путин и возглавляет рейтинги все 17 лет нахождения у власти. А в Латвии эти методы работают только в отношении людей той же ментальности — русскоязычных избирателей. Они составляют примерно четверть электората — мы могли это вычислить на референдуме о русском языке. Поэтому по большому счету правящей партией «Согласие» не станет. Но придти к власти в городах, где подобный избиратель преобладает, оно просто обязано.
Укажу на еще несколько черт, общих для «Согласия» и «Единой России». Во-первых, крайняя идеологическая размытость. «Согласие» называет себя левой партией, гордится достижениями в социальной сфере, но это — в значительной степени демагогия. И та, и другая партия — число популистские. Они за все хорошее и против всего плохого. И это прагматично: надо собрать все голоса, и богатых, и бедных, и предпринимателей, и наемных работников.
Во вторых, единственной ценностью является пребывание у власти. Мы же не можем представить себе «Единую Россию» в оппозиции, правда? Точно так же работает и «Согласие»: ради власти оно способно на отказ от любых своих программных требований, тем более, что они достаточно расплывчаты. И так же настроен избиратель «Согласия». Он смертельно обиделся, когда партию не взяли в правительство после выборов 2011 года, хотя у нее был только 31% мандатов, а любым остальным было куда проще найти программные компромиссы.
По этой причине «Согласие» очень неэффективно в оппозиции — политики не умеют и не хотят там работать. Периодически они просто переходят в правящие партии — так было еще при Юркансе сначала с Америксом, потом — с целой пятеркой депутатов Сейма. Кстати, сейчас Америкс и двое из той пятерки — Дайнис Турлайс и Вячеслав Степаненко — прекрасно дружат с «Согласием» в Рижской думе. И то верно — пусть разными путями, но к власти-то пришли, что старое поминать…
Зато муниципальных депутатов из «Согласия» периодически исключают — то в Лиепае, то в Вентспилсе, то в Юрмале — именно за неодобренное руководством сотрудничество с мэрами. Товарищи просто решили прислониться к власти в индивидуальном порядке, бросив ненужную партию. Сейчас на укрепление периферии направлены три наиболее ярких политика из Сейма — Валерий Агешин, Андрейс Элксниньш и Никита Никифоров. Оппозиционный потенциал фракции еще больше снизился.
Военная тайна
А теперь ответ на вопрос, заданный в начале: почему, опираясь на русскоязычного избирателя, партия это тщательно скрывает? Лежащее на поверхности объяснение — чтобы привлечь латышские голоса — недостаточно. Неужели тот латышский избиратель, который простил Ушакову голосование за русский язык, не простит ему в программе фразы «сохранить учебные заведения на языках меньшинств»? А ведь перевести как можно решительнее это образование на латышский и было целью большинства латышских партий. И люди шли голосовать за «Согласие» именно, чтобы такого не произошло — а не чтобы старшеклассников кормили бесплатно, о чем в программе написано.
И это — не единственный пример. Противники Ушакова вспоминают, что он признал советскую оккупацию Латвии и не признал перехода Крыма России — для большинства его избирателей это категорически неприемлемо. И те мелочи, которые мог безболезненно сделать на муниципальном уровне — переименовать улицу Дудаева и установить где-нибудь вне центра памятник Петру Первому — тоже не попытался даже. Но все эти справедливые упреки никак не влияют на имидж мэра.
Почему так?
Опять надо искать параллели в России — и все становится ясно. Позиция Путина о принадлежности Донбасса однозначна: это — территория Украины, и такой она должна остаться после мирного урегулирования конфликта. Позиция типичного путинского избирателя тоже ясна: Донбасс никогда не отдадут «бандеровской хунте», потому что это станет катастрофой для его жителей, которым этот избиратель сочувствует. Но путинский избиратель не склонен упрекать президента за предательство, так же как и ушаковский не упрекает своего вождя.
И россияне, и русскоязычные латвийцы убеждены, что живут во враждебном окружении. Для России — это весь мир, для русских Латвии — свое государство. И потому лидер не обязан говорить приятную своему народу правду — он должен лгать в интересах общего дела, чтобы не подставиться врагу.
Мы не знаем, что думает реальный Путин о проблеме Донбасса, а реальный Ушаков — о русских детсадах. Считаю, что и того и другого само по себе наличие этих проблем раздражает, они бы предпочли, чтобы их не было. И уж вряд ли Нил Валерьевич отдаст своего сынишку в русский садик при латышской маме. Но и тот, и другой прекрасно знают, что думают их избиратели — поэтому Украина не получит Донбасс, а садики не переведут на латышский.
Оба этих примера показывают, что и авторитарные лидеры зависят от гражданского общества. А также то, что между избирателем и его избранником существует взаимопонимание, которое опирается не на слова, а на суровую жизненную правду.
Я думаю, что конформист Нил Ушаков совершенно не хотел становиться лидером русской Латвии. И я бы предпочел, чтобы у этой Латвии был другой лидер, способный называть вещи своими именами. Но логика естественных противоречий между русскоязычной общиной и большинством населения страны заставила Ушакова играть не свою роль. И он вынужден делать то, к чему вовсе не стремился — подписаться за русский язык, защитить нахального учителя, заявившего о своей нелояльности, писать в социальных сетях по-русски и платить за это штрафы.
И тем более Ушаков это будет делать в ближайшие четыре года, когда его власть так хрупка, а надежда на поддержку хоть какого-то числа латышей совершенно эфемерна. Поэтому я, будучи принципиальным противником и «Согласия» в целом, и Ушакова в частности, голосовал на выборах за их список.
