Распад Югославии и обострение национальных различий повлекло за собой и лингвистические последствия: теперь нужно было говорить на боснийском в Сараево, на хорватском в Загребе, на сербском в Белграде и на черногорском в Подгорице. Лингвисты признают наличие региональных вариантов, однако признают, что все эти народы говорят на одном языке, к которому некоторым хотелось бы вернуться.
30 марта множество балканских интеллектуалов представили в Сараево Декларацию об общем языке. Они стремятся покончить с лингвистическими ссорами, которые разделяют четыре бывшие югославские республики с 1990-х годов. «Используют ли в Боснии и Герцеговине, Хорватии, Черногории и Сербии общий язык? Ответ — да», — говорится в преамбуле к этому документу, где в частности уточняется: «Речь идет об общем языке полицентрического типа, то есть языке, на котором говорят несколько народов в нескольких государствах с существованием признанных вариантов, как обстоят дела с немецким, английским, арабским, французским, испанским, португальским и многими другими языками». Как отмечает лингвист Ранко Бугарский, «разница в том, что у нас названия есть у вариантов, тогда как общий язык больше не имеет статуса и лишился официального названия».
Реакция не заставила себя ждать. Наиболее остро она проявилась в Хорватии. В ходе пасхальной службы архиепископ Загребский Йосип Бозанич назвал это «агрессией против хорватского языка», тогда как президент Колинда Грабар-Китарович посчитала, что «этот так называемый общий язык — политический проект, который умер вместе с Югославией». «У этого языка нет названия, потому что все и так знают, что речь идет о сербском», — заявил в свою очередь сербский лингвист Милош Ковачевич. Этот ярый националист считает сербский язык «сокровищем», которое хотят «украсть» соседние народы.
В югославскую эпоху ни у кого не было сомнений по поводу существования общего языка, на котором говорят 15 миллионов человек на Балканах, не считая крупных диаспор. Язык назывался сербско-хорватским или хорватско-сербским, а писать на нем можно было с использованием как кириллического, так и латинского алфавитов (обучение проводилось сразу двум формам письма). Этот язык был в ходу в федеральных институтах и командовании югославской армии. Кроме того, он соседствовал со множеством других языков, которые использовались и преподавались в федерации: словенский, македонский, албанский, итальянский, венгерский, цыганский, рутенский, чешский, турецкий, словацкий и т.д.
БХЧС в Сорбонне
После кровопролитного распада федерации в 1990-х годах больше не осталось консенсусного понятия для описания бывшего сербско-хорватского языка. В Международном трибунале по бывшей Югославии его называли БХС (боснийско-хорватско-сербский), тогда как в Сорбонне предложили обозначением БХЧС (Ч — черногорский). По словам писателя и переводчика Владимира Арсенижевича, который был одним из инициаторов Декларации об общем языке, «вопрос обозначения вызвал бурные споры. Использовать такие понятия как «сербско-хорватский» или «югославский» невозможно, так как с ними слишком многое связано. Мы, южные славяне, обычно называем его «наш язык». Словно в стремлении к общей идентичности, несмотря на политический конфликт…
В Хорватии с 1990-х годов были приложены большие усилия, чтобы подчеркнуть отличия «хорватского» от общей нормы. Так, хорватам свойственно придумывать неологизмы или использовать лингвистическую кальку для иностранных понятий: у них в ходу, например, zračna luka («воздушный порт»), тогда как боснийцы и сербы называют его aerodrom, или понятие pasolstvo (существует и в русском) при том, что соседи пользуются словом ambasada… Эту тенденцию еще больше обостряют поборники чистоты языка, создавая зачастую малопонятные слова. Каждый год в стране проходит привлекающий большое внимание СМИ конкурс на «лучшее новое хорватское слово». В Сербии все крутится вокруг кириллицы, которую рьяно защищает влиятельная православная церковь. Она представляется символом «сербскости», которой грозят средства связи вроде интернета, где доминирует также используемая в стране латиница.
Напряженность вокруг языка приводит в некоторых случаях к смешным ситуациям. Так, хорваты подобно белорусам и украинцам используют старославянские обозначения месяцев: travanj (буквально «месяц трав») против april у соседей. В зонах со смешанным населением люди зачастую используют перифразы вроде «четвертого месяца». Ситуация еще больше осложняется с утверждением «боснийского» (в нем признается ряд тюркизмов, которые практически не используются в разговорном языке) и «черногорского». В последнем используется как кириллица, так и латиница, а после провозглашения независимости в 2006 году в него были добавлены две согласных для отображения особых для страны звуков. Сербские националисты не признают существования черногорской идентичности, и лингвистический вопрос регулярно выходит на первый план в этой маленькой стране, которая недавно вступила в НАТО. Еще несколько лет назад в банкоматах на севере Черногории (там живут православные, причем одни считают себя сербами, а другие — черногорцами, и крупные боснийские общины) предлагались варианты «родного языка»…
Расцвет региональных СМИ
Как бы то ни было, все это никогда не мешало людям из разных стран понять друг друга. По словам хорватского лингвиста из Боснии и Герцеговины Йосипа Баотича, различия между вариантами сербско-хорватского не превышают 10% лексики. На самом деле, идущие с начала 1990-х годов споры носят в первую очередь не научный, а политический характер. Доказательством этого «взаимопонимания, которое обеспечивает практически беспроблемное общение» носителей разных вариантов языка, служит появление целого ряда региональных СМИ: Radio Slobodna Evropa, балканская «Аль-Джазира», входящий в группу CNN информационный канал N1. Несмотря на ряд проблем экономического характера (книги в Хорватии стоят дороже, чем в Сербии или Боснии и Герцеговине), издательским проектам удалось преодолеть транснациональные трудности.
В 2009 году Владимир Арсенижевич создал ассоциацию Krokodil для «продвижения культуры диалога, примирения и восстановления разрушенных связей в Западных Балканах». Он стремится вернуть былой блеск южнославянской литературе. «Я вырос в Хорватии, но живу в Сербии и сочетаю слова двух вариантов языка, — объясняет он. — Когда я начал писать, у меня возникли проблемы с издателями, которые хотели изменить слова». То же самое говорит и социолог Игорь Штикс, который родился в Сараево, учился в Загребе и Париже, а сейчас живет в Белграде. «Я всегда спрашиваю у переводчиков, на каком языке пишу, но никто не в силах мне ответить», — шутит он.
«Во имя так называемых языковых отличий у нас укрепляют существующие границы и создают новые. Языковая политика четырех государств делает упор на различиях и, как следствие, формирует вредоносные и опасные практики, а также ведет к недопустимой и прискорбной сегрегации в школе по «родному языку». Все это создает поколения молодых националистов», — негодует Ранко Бугарский. Авторы Декларации об общем языке утверждают, что не преследуют какой-либо политический проект (националисты из их стран сразу же обвинили бы их в ностальгии по старому общему государству). Как бы то ни было, полученный их инициативой отклик явно говорит о стремлении жителей Балкан перешагнуть через возведенные за четверть века барьеры.
