ЖЕНЕВА — Эммануэль Макрон одерживает одну победу за другой. Всего за год он прошёл путь от неопытного политического аутсайдера, не имевшего поддержки истеблишмента, до президента Французской Республики и лидера новой политической партии, получившей впечатляющее большинство в парламенте. Сможет ли он продолжить в том же духе?
Недавние успехи Макрона объясняются не только удачей, но и его способностью пользоваться ошибками других. Избирателям, потерявшим доверие к политическому истеблишменту, он предложил привлекательный вариант, не требовавший от них смещения к крайностям, правой или левой. Его стали воспринимать как умного разрушителя разрушительного популизма.
Особенно разумной была экономическая программа Макрона: она стала безукоризненным ответом на результаты ведущегося уже более десяти лет анализа болезней, поразивших французскую экономику. Он пообещал высвободить совершенно закостеневший рынок труд; облегчить избыточное налоговое бремя, удушающее предпринимательство; наконец, сократить экономические размеры разбухшего французского государства (его ежегодные расходы составляют 57% ВВП) путём частичной отмены громоздкого регулирования и рационализации устаревшей системы социальной защиты.
После избрания Макрон сохранял свой имидж «глотка свежего воздуха», сформировав достаточно молодое, разношёрстное правительство из, может быть, неопытных, но умных и полных энтузиазма людей. Те, кто уже давно сетует на экономический упадок во Франции, не могли поверить чуду, которое разворачивалось у них перед глазами.
Но большие ожидания могут предвещать большие разочарования. И первые сигналы от администрации Макрона оказались тревожными. Обещанная реформа рынка труда активно готовится и может быть одобрена уже в сентябре, однако макроэкономическая программа правительства, сформулированная премьер-министром Эдуаром Филиппом, стала серьёзным разочарованием.
Филипп заявил, что планирует сократить государственные расходы всего лишь на три процентных пункта ВВП в течение пяти лет. Он также отложил несколько разумных решений о снижении налогов, стимулирующих рост экономики, причём некоторые из них отложены до 2022 года, когда истекает нынешний президентский срок Макрона. Пару дней спустя Макрон сменил курс, слегка ускорив процесс снижения некоторых налогов. Но при этом он собирается повысить социальный налог в 2018 году, представляя это в виде частичной компенсации снижения других налогов.
В защиту такого подхода Филипп ссылается на Счётную палату (Cour des Comptes), официальный орган надзора за государственными финансами, который сообщил о серьёзных перерасходах бюджета в 2017 году, ставших результатом лицемерных предвыборных обещаний бывшего президента Франсуа Олланда. Новая власть должна вернуть дефицит бюджета на уровень 3% ВВП, как и было обещано Францией в прошлом году её европейским партнёрам. Филипп утверждает, что это вопрос доверия.
Однако удовлетворение бюрократов в Брюсселе и Берлине грозит ослаблением начавшегося восстановления экономики Франции и, соответственно, поддержки нового президента страны, причём именно в тот момент, когда надо проводить важные, иногда даже непопулярные реформы. (Сегодня подушевой ВВП страны едва превышает докризисный уровень, а безработица начала снижаться лишь в прошлом году). Европейские лидеры, наверное, предпочли бы небольшое превышение дефицита бюджета, чем потерю народной поддержки проевропейским президентом Франции из-за снижения госрасходов.
Макрон должен всё это понимать. Тогда почему же он берёт на себя этот макроэкономический риск? И, что ещё важнее, указывает ли этот шаг на то, каким будет его президентство в дальнейшем?
Согласно наиболее позитивной интерпретации, Макрон решил сфокусировать внимание на глубоких и смелых реформах, а к макроэкономическим вопросам подходит с осторожностью, во многом так же, как и его предшественники — Николя Саркози и Олланд. Оба сначала отвергали политику сокращения госрасходов, но всё равно стали её проводить.
Однако когда Саркози и Олланд начали поддерживать меры по сокращению госрасходов, они увидели, как их рейтинги общественной поддержки стремительно обвалились. Полагает ли Макрон, что ему и дальше будет сопутствовать удача в виде, например, более активного восстановления экономики, чем сейчас прогнозируется? Или же он просто верит в то, что находится на более сильных позициях, чем его предшественники, и это позволит ему выжить в условиях недовольства темпами экономического роста и уровнем безработицы? Иными словами, движет ли Макроном вера или самоуверенность?
Согласно наиболее тревожащей интерпретации решений Макрона, он уже стал заложником собственной администрации. Высшие госслужащие Франции, подобные тем, кого он пригласил в правительство, традиционно обладают двумя общими свойствами: они слишком осторожны и плохо разбираются в макроэкономических стратегиях.
На этом фоне кажется вероятным, что в администрации Макрона многие очень серьёзно относятся к европейским соглашениям, даже слишком серьёзно, а кроме того, их пугает идея энергичного снижения расходов, потому что размер их власти определяется размером кошелька под их контролем. Если такое толкование верно, французское правительство будет и дальше неустойчивым, а налоговое бремя — удушающим.
Но возможен и третий вариант: Макрон считает, что для продвижения своей концепции Евросоюза ему надо действовать на европейской сцене безукоризненно, соблюдая самые строгие немецкие стандарты. Такой подход был бы разумен, если бы Макрон действительно предлагал какую-то новую концепцию для ЕС. Но во время предвыборной кампании он по большей части перефразировал традиционные французские идеи: общеевропейское правительство и министр финансов еврозоны с отдельным бюджетом для финансирования инвестпроектов в государственном секторе.
Большинство других стран ЕС уже отвергли эту концепцию, причём многие считают, что даже сама Франция не согласится на передачу суверенных полномочий, которую предполагают подобные реформы. В любом случае, ЕС сейчас не в той форме, когда можно обсуждать подобные радикальные шаги. Главным приоритетом ЕС должен быть ремонт того, что не работает: не до конца сформированный банковский союз, плохо функционирующий Пакт стабильности и роста, избыточное регулирование, пустая иммиграционная политика.
Быстрое восхождение Макрона объясняется его способностью говорить правильные вещи в правильных обстоятельствах. Но это также означает, что он попал в Елисейский дворец, так и не показав, кто же он на самом деле. Можно надеяться, что он окажется тем человеком, которого мы увидели в его хорошо продуманной экономической программе, с которой он вышел на выборы, а не в его макроэкономических решениях, принятых уже после того, как он пришёл к власти.
