Дебаты Навальный — Стрелков, о недопустимости которых неделю говорили московские либералы, состоялись. Если мерить успех цифрами, то можно даже сказать, что прошли успешно: свыше ста тысяч зрителей на каналах Навального (в Youtube и на официальном сайте самопровозглашенного кандидата в президенты) плюс трансляции на «Дожде» и сайте «Эха Москвы». Да и вообще, не заметить нельзя: русская политика теперь так устроена, что любое действие Алексея Навального становится новостью номер один ввиду отсутствия на сцене иных политиков. Вот и поговорим.
Что это было
Что нового зритель, следящий за деятельностью Навального, смог узнать по итогам дебатов о самом Навальном? Ничего. У Навального отработанный уже набор лозунгов о необходимости борьбы с коррупцией, аккуратные попытки обойти болезненные темы вроде Крыма и временами явная растерянность, когда оппонент начинает повторять азы государственной пропаганды.
Иное дело — Игорь Иванович-Всеволодович Стрелков-Гиркин, бывший вождь ополченцев Славянска, бывший министр обороны ДНР, человек, не без гордости утверждавший, что без него и не было бы никакой войны на востоке Украины. Когда он был на пике славы, биографию и взгляды отставного чекиста разобрали по косточкам. Изучили и взломанную почту, и выступления на форуме антиквариев, и сборник сказок для детей.
Но для широкой публики явление Стрелкова новость. Его просто не было. Его забыли. Большинство и не интересовалось никакими взглядами, сразу решив для себя, кто он, — герой войны за освобождение русского мира от иноземного ига или военный преступник.
Навальный зачем-то вынул Игоря Ивановича из чулана, гримеры стряхнули с генералиссимуса нафталин, и публика выяснила, что перед ней довольно скучный конспиролог с советско-монархической кашей в голове. «Красно-коричневый», как выражались раньше. Запад мечтает уничтожить матушку-Русь еще со времен Гостомысла, Ельцин сломал страну в 1991-м (по указке, разумеется, Госдепа), а коммунистическому базису нужна монархическая надстройка.
Если вынести за скобки монархические симпатии и рассуждения о том, что хороший Путин сломался в 2014-м, когда не решился двинуть танки на Киев, перед нами типический продукт современного государственного агитпропа. Гиркин-лайт, без выпадов в адрес Путина, вполне органично смотрелся бы на любом из бесконечных политических ток-шоу государственного ТВ, которые и сегодня, как в 2014 году, когда хороший Путин сломался, посвящены в основном разоблачению происков Госдепа и обсуждению бед Украины.
Бывших не бывает, Гиркин хоть и «в запасе», но по-прежнему часть той корпорации, представители которой правят нами. О работе своей в ФСБ он по ходу дебатов напоминал неоднократно. И, в общем, примерно такой же круг идей определяет сегодня внешнюю политику страны и методы борьбы с врагами (включая Навального) внутри. Навальный по ходу дебатов даже явным образом терялся и называл позицию оппонента «детской». Но она, конечно, не детская. Она — при некоторой корректировке — практически официальная. Другой и не может быть у государства, исполнившего разворот на сто восемьдесят градусов и двинувшего в детство.
Зачем это было
Вопрос «Зачем?» появился сразу же после того, как Навальный объявил, что принимает вызов Стрелкова и готов с ним дебатировать (даже любопытно, где он этот вызов обнаружил, как забрел на мало кому ныне известный сайт движения «Новороссия», где бывший министр несуществующей страны публикует видеопроповеди для немногих верных). У вопроса есть понятная этическая составляющая: для многих в оппозиции, в том числе и соратников Навального, Стрелков-Гиркин прежде всего военный преступник.
На этическую претензию у Навального нашелся прагматический ответ. Он написал в своем блоге, что многие наши сограждане разделяют взгляды Стрелкова на украинскую ситуацию, а он, Навальный, — кандидат в президенты, ему нужна поддержка всей России, а не только тех, кто выходил на марш против войны с Украиной в далеком 2014-м.
Есть и еще один ответ, тоже понятный в логике президентской кампании, которую ведет Навальный. У него единственный настоящий оппонент — Путин. Путин от дебатов бегает, значит, Навальному следует действовать ровно наоборот.
Правда, логика кампании ломается об обычную человеческую логику: Путин традиционно игнорирует хотя бы номинально равных, потенциальных и даже зарегистрированных кандидатов в президенты. Гиркин Навальному не конкурент, ни на какие выборы он не собирается, ожидая, видимо, когда прозревшие сограждане принесут ему, рыдая, шапку Мономаха. Это даже оказалось неплохим аргументом в ходе дебатов. Гиркин несколько раз повторил, обходя неудобные для себя темы: «Я в президенты не собираюсь, вы кандидат, вы и отвечайте».
И Навальному приходилось отвечать, объясняя, например, что война в Донбассе России не нужна, потому что слишком дорого стоит. Это, мягко говоря, позиция уязвимая, это Навальному будут припоминать еще долго, и еще это естественный итог подмены этики прагматикой. Сиди в студии, делай вид, что перед тобой политик, а не человек, начинавший войну и подписывавший приказы о бессудных расстрелах. Глотай после попытки задать по-настоящему острый вопрос — о том, откуда у Стрелкова в Славянске появилось оружие и деньги, или о малайзийском «боинге» — ответы про военную тайну и офицерскую честь. А я тебе скажу — я при конях служу, остальное военная тайна.
Старая сказка
В какой-то момент дебаты свелись к несколько даже комическому спору, заставляющему вспомнить классиков:
— Я националист, Игорь Иванович, а вы, Игорь Иванович, совсем не националист.
— Нет уж, увольте, Алексей Анатольевич, это я националист, а вы, с позволения сказать, колпак, фетюк и Ельцину наследник. И штафирка, конечно. Пока вы в университетах учились, я людей убивал (последняя фраза, кстати, не шутка, а краткий пересказ одной из растянутых реплик Стрелкова).
— И все-таки позвольте, Игорь Иванович…
Помимо проговоренных причин для странной встречи самого заметного из оппозиционных политиков и забытого широкой публикой убийцы, есть ведь и подразумеваемые. Есть, например, такой исторический факт: в ряде стран Восточной Европы и в странах Балтии советские режимы хрустнули, когда оппозиционно настроенные либералы и оппозиционно настроенные националисты выступили против них единым фронтом. Именно благодаря такому объединению на смену советским режимам пришли (со всеми возможными оговорками) режимы демократические, а не то, в чем оказалась постсоветская Россия на двадцать шестом году своего существования.
Этот факт держат в уме многие российские либералы. И даже те, кого и в минимальных симпатиях к националистам подозревать не приходится, рассуждают время от времени о возможности и даже необходимости такого ситуативного союза. Не знаю, что об этом думает Навальный, но его диалоги с польским диссидентом Адамом Михником, который о таких союзах знает не понаслышке, изданы в виде книги.
А еще есть гипотеза, будто народ наш по натуре националист и ксенофоб, и если только дать ему волю, поддержит не просто умеренных националистов, а любых нацистов. Это важная пугалка для либеральной интеллигенции, пропагандистский трюк, которым власть время от времени пользуется.
Можно, например, подсчитать, сколько раз Владислав Сурков, один из архитекторов российской внутренней политики нулевых, на разные лады повторял мысль, что народ наш не готов к демократии. Сколько раз публицисты провластных изданий пугали либералов русским фашизмом, объясняя, что первым и, возможно, единственным итогом свободных выборов в России будет развешивание либералов на фонарях. Сколько фильмов об ужасах русского фашизма показало российское ТВ. И сколько националистов под шумок село за мыслепреступления.
Оборотная сторона этой гипотезы — просыпающееся иногда в оппозиционерах ощущение, что надо бы, наверное, популярности ради дикому народу, живущему ксенофобскими чаяниями, подыграть, соблюдая, конечно, по возможности кое-какие приличия. Где-то на стыке исторического факта и сомнительной гипотезы, предположительно, и родилась идея дебатов со Стрелковым.
Впрочем, стоит оговориться: сам Навальный в отличие от многих своих либеральных сторонников никогда националистов не чурался. Из «Яблока» его в свое время изгнали как раз за национализм, на Русские марши он ходил исправно, участвовал в митинге «Хватит кормить Кавказ» и традиционно включает в политические программы пункт о визовом режиме со странами Средней Азии.
Можно спорить о том, насколько рецепты тридцатилетней давности, отрабатывавшиеся в странах, уступающих России и в размерах, и в этническом разнообразии населения, годятся для современной России. Можно посмотреть социологию, чтобы уяснить, что антиамериканские настроения нынче сильнее любых прочих, и с легкостью заключить, что ненависть (вот с любовью сложнее) к соседним и дальним народам очень сильно зависит от вектора государственной пропаганды, а значит, сущностным свойством нашего народа не является.
Так, например, опросы Левада-центра за последние несколько лет показывают, как сильно менялась оценка ситуации на Кавказе по мере нагнетания антиукраинской истерии. Сейчас, кстати, согласно свежим данным ВЦИОМа, из 38% россиян, которые в принципе видят военную угрозу стране, 31% ждут нашествия украинцев. Это второе место; на первом с двукратным отрывом, естественно, американцы. Кавказ в массовом сознании болевой точкой быть перестал.
Националист № 1
Но вот о чем спорить не приходится, так это о том, что политический национализм в России ни разу не добивался значимых результатов (если не вспоминать, конечно, триумф ЛДПР на выборах 1993 года, но чтобы вспомнить, надо ведь всерьез считать, что у Жириновского есть политические взгляды, а это сильное утверждение). Зарегистрированных партий у националистов нет. Все заметные движения разгромлены.
РНЕ («Русское национальное единство»), которым пугали интеллигентных детей в девяностые, запрещено. Его лидер Александр Баркашов создал собственную секту и ушел в монахи. ДПНИ («Движение против нелегальной иммиграции») (организация, запрещенная в РФ — прим. ред.), имевшее хоть какой-то медийный успех в нулевые, запрещено, его лидер Александр Белов-Поткин сидит («Что вы мне рассказываете про какого-то Белова-Поткина», — возмущался Стрелков на дебатах с Навальным). Славянский союз Дмитрия Демушкина запрещен. Созданное на месте Славянского союза ЭПО (этно-политическое объединение) «Русские» запрещено. Демушкин сидит. Список можно длить. И это все — организации, пытавшиеся работать в легальном поле.
Лидеры и вожди карликовых движений, из числа тех, кто пока на свободе, ведут бесконечные споры о том, кто правильнее поддерживает святую борьбу народа Донбасса, но активнее — о том, кто из них еврей и кто агент охранки. Все достижения в прошлом, и все они довольно умеренные. Теперь даже Русских маршей проводится по четыре штуки зараз, и ни на один не приходит больше тысячи человек.
Очевидно, что вне зависимости от того, насколько сильны националистические чаяния в русском народе, не политические националисты эти чаяния выражают. И уж совсем точно — не Игорь Стрелков, чье движение «Новороссия» существует только виртуально, а созданный для «перехвата власти» (если я правильно помню манифест) «Комитет 25 января» ожидаемо развалился после пары заседаний. Должно быть, участники не договорились о том, кто же из них все-таки еврей.
Зато есть Путин. Путин пришел к власти, перехватив риторику «красно-коричневых», пообещав вернуть державе величие и выиграть чеченскую войну. Путин вернул Крым. Путин поссорился с лидерами Запада (или, выражаясь языком государственного агитпропа и редких в Москве таксистов «славянской внешности», — «заставил уважать Россию»). Путина очевидно хватает, чтобы большинство жителей постимперии удовлетворяли свои имперские — они же, похоже, и националистические — порывы. Рынок занят, ниши нет.
Представить себе ситуативный союз Навального с Путиным даже труднее, чем их же дебаты. Навальный обещает Путину мирную старость в случае сдачи в плен; Путин ведет огонь по штабам. И, видимо, вывод из этого только один: не надо изобретать союзников, наступая в кровавую грязь неразрешимых этических проблем. Судьбу страны решит не выдуманный электорат Стрелкова, а реальный электорат Путина. Нормальные, кстати, люди, которым ни коррупция, ни произвол, ни бесправие точно так же не нравятся, как и Навальному, и русским националистам, и многим еще прочим.
