Десятки тысяч поляков вышли недавно на акции в поддержку независимости юстиции. В ходе митингов писатель Яцек Денель в Варшаве произнес речь об агрессивной политической риторике. Денель — один из ключевых польских лириков и романистов. На немецком языке недавно вышел его роман «Сатурн». В данном эссе автор пишет о том, как в Польше произошла радикализация польского языка.
I
Чтобы понять настоящий язык нашей политики, необходима инвентаризация. За последние 15 лет в Польше доминировали две основанные в 2001 году партии: «Право и справедливость» Ярослава Качиньского и «Гражданская платформа» Дональда Туска. Обе партии — правые. «Право и справедливость» следует более крайнему, националистическому, религиозному и критическому курсу по отношению к Европе, «Гражданская платформа» — скорее умеренная, космополитическая и проевропейская. По вопросам, касающимся экономики или ценностей, различия не такие большие, как можно было бы подумать, основываясь на взаимной ненависти.
На протяжении восьми лет (2007-2015) неолиберальная «Гражданская платформа», которую не без оснований упрекали в пассивности и высокомерии, извлекала политический капитал из представления партии «Право и справедливость» в коварном образе. Истерии, преувеличению и теории заговора Туск противопоставил так называемую политику «теплой водопроводной воды» — развитие инфраструктуры при поддержке ЕС, строительство автодорог и спортивных сооружений. «Гражданская платформа», состоящая из прогрессивного крыла (выступает за однополые браки и ЭКО) и консервативного крыла (находится под сильным влиянием католической церкви), любой ценой избегала дебатов и без борьбы передавала другим прерогативу толкования, когда речь шла об образе современного общества.
«Право и справедливость» делала упор на деградацию ценностей, виной которой был, по всей вероятности, ЕС, предостерегала о беженцах, террористах, паразитах и переносчиках опасных заболеваний. Она использовала недовольство и после выборов оказалась у власти, в том числе потому, что при разделении мандата была в выигрыше от того, что много голосов пришлось на партии, которые не вошли в парламент — 37% голосов дали большинство мест в Сейме, так что «Право и справедливость» могла править в одиночку.
II
Языковые изменения произошли уже в ходе первого срока (2005-2007) «Права и справедливости», когда была провозглашена «война происхождения». С 90-х годов все крутилось вокруг «декоммунизации» и начавшейся в 1997 году «люстрации», в ходе которой должно было быть выявлено, были ли политики, судьи или высшие чиновники тайными сотрудниками коммунистических спецслужб.
Противников, которые не сотрудничали с разведкой, преследовали иным образом — либо их вне зависимости от данных архивов или судебных решений продолжали обвинять, или же обвиняли их настоящих или выдуманных предков. Депутат Марек Суски заявил в этой связи, что корректное отношение предков гарантирует «генетический патриотизм». Особым случаем была президентская избирательная кампания 2005 года, когда Яцек Курский (тогда руководитель избирательного штаба «Права и справедливости», а ныне глава пропагандистского телевидения) обвинил Дональда Туска в том, что его дед добровольно вступил в ряды вермахта. В действительности его, как заключенного концентрационного лагеря, вынудили вступить в ряды вермахта, позднее он сбежал к войскам союзников. Этот «дед в вермахте» стал, вероятно, решающим фактором на выборах.
Я не буду сейчас обсуждать само собой разумеющиеся вещи о том, что каждый несет ответственность только за свои поступки, а не за поступки родителей или дедов. Но самое интересное во всем этом — непоследовательность. Категории коммунист, посткоммунист, тайный сотрудник стали абсолютно нормальными. Аналог Карла Люгера «Кто еврей, это решаю я» — партия решала и решает, кто является (генетическим) коммунистом. Сын коммуниста стал в партии «Право и справедливость» вице-премьером, сын сталинского преступника был государственным секретарем в министерстве юстиции и сам, будучи судьей, осуждал оппозиционеров.
Депутат Станислав Пиотрович — бывший когда-то членом коммунистической партии и в ходе действия военного права прокурором, предъявлявшим обвинения, в том числе и по политическим делам — сегодня играет ведущую роль в борьбе с независимой юстиции во имя «декоммунизации» и призывает по иронии судьбы своих противников, которые частично были антикоммунистическими оппозиционерами: «Прочь коммуны!»
Политические события комментируются библейским языком
III
Политическая сцена в Польше неподвижна: основная модель состоит из сильного руководителя во главе партии, альфа-самца с сильным эго, который из-за страха потерять власть не подпускает новых лидеров, и поэтому молодое поколение остается безликим. Как в случае с провинциальным театром с небольшим заполнением, актеры всегда остаются на сцене, неважно какое направление берет действие.
После каждого потрясения политики перебегают от одной партии к другой, тот, кому она нанесла наибольшие оскорбления, сейчас же становится ее союзником и наоборот. Министр обороны от «Права и справедливости» Радослав Сикорский был при правительстве «Гражданской платформы» министром иностранных дел, его тогдашний коллега из «Гражданской платформы», министр юстиции Ярослав Говин, сегодня является вице-премьером в правительстве «Права и справедливости». Рекордсмены успели сменить несколько партий. Неудивительно, что общество устало от этих «непотопляемых лиц» и сомневается в честности их намерений. Не удивляет также и то, что политические манеры — или скорее их отсутствие — у большинства представителей политического класса ярко выражены.
Языковая жестокость вызывает ответную реакцию. Хотя я не считаю верным тезис о том, что вербальная агрессия по обеим сторонам одинакова сильна, но нельзя сказать, что партия «Право и справедливость» виновата во всем. На другой стороне слышны абсолютно непростительные высказывания, например, что «Качиньского нужно застрелить и выпотрошить», «Качиньский ведет себя как больной убийца» (Януш Паликот), «я называю отребье своим именем» (Владислав Бартошевский), «давайте побьем банду» (Радослав Сикорский) и пр.
В декабре 2015 года Ярослав Качиньский из-за критики нового правительства в иностранных СМИ утверждал, что «cуществует привычка доносить на Польшу за границей». Эта «традиция национального предательства», которая подходит «идее генетического патриотизма», будет «в генах некоторых людей, худшего сорта поляков. Этот худший сорт в настоящее время чрезвычайно активен, потому что чувствует себя под угрозой». Он продолжил: политики, журналисты и люди из сферы культуры, которые критикуют «Право и справедливость», сумели только благодаря войне и коммунизму попасть в элиту, она заботятся только о своих интересах и обворовывают общество. Неудивительно, что это высказывание вызвало негодование. Качиньский отказался не только извиняться, но и радикализировался еще больше, заявив журналисту: «А сейчас серьезно. Сотрудники гестапо и члены национальной армии относятся к одному сорту людей? По моему мнению, нет».
Так, человек, который критиковал новое правительство в иностранной прессе — как и я сейчас — деградировал до «сотрудника гестапо».
IV
Для риторики лагеря «Права и справедливости» апрель 2010 года был важным моментом, когда президентский самолет упал под Смоленском, в результате катастрофы погибло почти 100 человек, в том числе брат-близнец Ярослава, президент Лех Качиньский. Уже на следующий день после катастрофы наметился новый нарратив: речь больше не шла о подозрительных связях, коррупции, сломленном государстве. Как в средневековой легенде о короле Попеле, который пришел к власти, отравив двенадцать своих родственников, так и Туск вместе с Владимиром Путиным организовал убийство элиты партии «Право и справедливость», чтобы избежать переизбрания Леха Качиньского. И неважно было, что на борту самолета находились члены разных партий, и что рейтинг популярности у президента был невысок. История убийства символически идеально вписывалась в исторический контекст Катыни, где 70 годами ранее жертвами сталинского преступления пали свыше 20 тысяч польских офицеров.
Ранее Ярослав Качиньский предъявлял недоказанные обвинения о тайных силах. И вот речь идет о конкретном преступлении и якобы убийственном правительстве. У нарратива разные направления. Параллельно с официальной комиссией, которая расследовала падение самолета, работала еще комиссия самопровозглашенных экспертов, которая при помощи банок Red Bull и вареных сосисок проводила «испытания» и пыталась «доказать», что самолет был разрушен изнутри взрывом бомбы или потерпел крушения в результате вызванного искусственным путем тумана. Из первоначальных высказываний скорби развились многомесячные траурные мероприятия, которые напоминали о катастрофе («преступлении»), религиозно-политические демонстрации, которые обозначали начало «смоленской религии», феномена, занявшего место между народной набожностью и агрессивной пропагандой.
Зачастую политические события комментируются библейским языком. Что касается политиков партии «Право и справедливость» речь среди прочего шла о «благословенном выстреле». А в отношении Леха Качиньского говорили, что он «сидит по правую руку от отца».
Для Качиньского речь идет о революции, полном взятии государства
У почитания есть еще и другая сторона. Улица и интернет молниеносно радикализировались — на плакатах и в комментариях были такие слова как убийца, предатель, слуги России. Туск превратился в «господина Туска», председателя парламента (а следующий президент Коморовский превратился в «Коморусского»). Говорили о смоленской лжи, которой растушевывают преступление Смоленска. Из-за страха перед последствиями политики «Права и справедливости» избегали прямых обвинений и довольствовались подчиненным положением.
Только недавно, когда Ярослав Качиньский многократно вспоминал слова своего брата, которые контрастируют с нынешними политическими действиями, он действовал «за пределами правил», как он сказал, и выкрикнул в Сейме: «Не поминайте имя моего покойного брата своими предательскими устами, вы с ним расправились, вы его убили, вы канальи». Тем самым он выразил то, что двигало его действиями и что ранее не было настолько явным — требование мести.
Вероятно, Качиньского не интересует правление само по себе. Для него важна революция, полное взятие государства, единоличное господство, которое позволит ему — словно Титу Андронику — жестокую месть воображаемым убийцам его брата.
С такого рода настроением, конечно, развивается менталитет «осажденной крепости». Оппозиция — это не только оппозиция, но и смертельный враг, в парламенте больше не издают законов, он становится инструментом мести. Повсюду плетутся заговоры, которые ведут к старым, коммунистическим структурам и в Кремль, и каждый, кто медлит, меняет свое мнение или показывает готовность к компромиссам, становится предателем, коллаборационистом или агентом врага. Язык и лежащие в его основе эмоции функционируют в соответствии с тактикой выжженной земли. Нет пространства для переговоров, мосты рушатся, деревни и поля выжигаются. Это поле битвы тотальной войны за язык.
Это заметили и в ходе протестов против трех законов, не соответствующих конституции, которые должны укрепить независимость судей. Когда президент Анджей Дуда — который ранее все прилежно подписывал, так что получил прозвище «шариковая ручка» — наложил вето на два из них, произошел бунт правых в интернете. Недавно еще великий государственный деятель, теперь Дуда сравнивается со сталинским преступником, его называют агентом, шпионом, предателем и так далее. Их детей пожирают и языковые революции.
V
Нынешние протесты имеют также и языковую сторону. Министр внутренних дел сказал о массовых демонстрациях с участием тысяч людей, что среди них было много «гуляющих». Вместе с тем, его коллега по партии назвал протестующих — преимущественно молодых и очень молодых людей, рожденных после 1989 года — «старыми большевистскими привидениями и вдовами Штази», что привело к статусам в Facebook о воображаемой карьере маленьких детей в спецслужбах.
Речь шла и о развитии, которое может указывать на количественные изменения и изменения в поколениях.
В обоих политических лагерях политики и журналисты используют дискриминирующий, сексистский, гомофобский и расистский язык. Что касается консерваторов, это мало удивляет, но и другой лагерь часто использует такие термины, подтрунивает над небольшим ростом и вероятном гомосексуализмом Качиньского, распространяет истории о его возможном психическом заболевании, почитает бедняков и инструментализирует женщин (например, по поводу феминистских протестов — «Мы поддерживаем женщин, потому что они сексуальны»).
Молодое поколение разочаровано не только в политическом классе в целом, но и в плоских, сексистских шутках и нехватке рефлексии со стороны тех, кто проиграл на недавних выборах, но по-прежнему не видит своей вины и не намерен оставить неолиберальный проект, который остается неизменным с 90-х годов. Есть такие протесты как No Logo, на которые не зовут политиков. Во Вроцлаве на сцену не пустили оппозиционного политика, в Познани политиков поблагодарили за поддержку и пригласили их не к микрофону, а помочь правоохранительным органам.
Вероятно, тактика выжженной земли привела к ослаблению обеих сторон, к блокаде, которая делает невозможной меры по осмыслению и обмену аргументами и взглядами, так что остаются только пожары, из которых должны возникнуть абсолютно новые силы, свободные от споров оппозиционеров 80-х годов, которые не замечают, что они один за другим достигают пенсионного возраста.
