Командующий Национальной гвардией Украины генерал-лейтенант Юрий Аллеров в интервью «Апострофу» рассказал о боях за Лисичанск в 2014 году, о введении стандартов НАТО и реформы в НГУ и о том, когда завершится война на Донбассе.
«Апостроф»: Зимой экс-комбат «Азова», а ныне — народный депутат Андрей Билецкий сделал резкое заявление в адрес командования Нацгвардии. И передал в ГПУ документы, которые, по его словам, свидетельствуют о том, что в НГУ процветает коррупция и служат офицеры-сепаратисты. Что можете сказать по этому поводу? Какие у вас вообще отношения с Билецким?
Юрий Аллеров: Билецкий — это народный депутат, который сегодня занят построением политической карьеры. И площадкой для реализации каких-то его планов и деклараций стал «Азов». «Азов» сегодня существует фактически на двух уровнях. Первый — это воинское подразделение, где есть действительно много людей, которые Билецкому верят. И второй — это Гражданский корпус «Азов», который сплачивает вокруг себя молодых людей. Благодаря этой составляющей он имеет возможность позиционировать себя как политического лидера. Нет у меня сегодня личных отношений с ним, нет на него никакой злости.
— И все-таки, что можете сказать о тех бумагах, которые Билецкий передавал в прокуратуру? О его обвинениях в ваш адрес, в адрес командования НГУ вообще?
— Все те заявления и факты проверили прокуратура и СБУ. Это все сделано. Более того, мы сами просили, чтобы эта проверка была проведена. Потому что мы стараемся быть максимально открытыми.
Еще с 2016 года действует закон, согласно которому все закупки проводятся через Prozorro. Есть некоторые позиции, связанные с государственной тайной. А все остальное идет на площадке Prozorro. Это все — на виду, проводится сравнение с другими военными формированиями. Мы нигде не преувеличивали предложенную стоимость.
— Результаты этой проверки уже были опубликованы где-то?
— Билецкому на его обращения отвечал главный военный прокурор [Анатолий] Матиос. Была проведена еще одна проверка, на этот раз уже МВД. И из озвученных Билецким фактов почти ничего не подтвердилось. Говорю «почти», потому что была одна ситуация по закупке палаток. Но там надо учитывать действующую ценовую политику и предложения, которые нам поступали. Старые палатки, изготовленные более 9 лет назад, нам предлагали дешевле. Там, где уже и нитки сгнили, и все остальное, и ремонтных комплектов нет… А мы закупили новые. И эти новые стоили дороже.
— Логично.
— К сожалению, во время проведения тендеров качество не является основным фактором. Хотя при выборе, как по мне, разумнее было бы сначала смотреть на качество, а уже потом — на цену. И сама система баллов или оценки критериев, считаю, нуждается в доработке. Поэтому и в отношении этих палаток были разногласия в подходах объяснения как моих финансистов, так и аудита МВД. Итог — все процедуры проведены в соответствии с законом.
— Кроме «Азова» в состав Нацгвардии входит и батальон «Донбасс»…
Безусловно, мы изменили организационно-штатные структуры, вывели их в состав воинских частей, провели дополнительную военную подготовку по всем направлениям и критериям, которым должны соответствовать вооруженные формирования. Сегодня они воюют. «Донбасс» в Попасной находится, батальон Кульчицкого — в промзоне Авдеевки. Проходят регулярные ротации.
— У батальона «Донбасс» тоже был достаточно одиозный командир — Семен Семенченко. Не возникало с ним конфликтов?
— Что касается Семена Семенченко — это тоже политическая фигура. И я, если честно, считаю его сложным человеком. Впервые я с ним пересекся в Славянске. Мне тогда сказали, что «Донбасс» прибыл в подчинение частей и подразделений, которыми мы управляем. Очень хорошо помню наше знакомство. Был уже поздний вечер, около 22 часов. Он пришел ко мне, у нас такой там условный штаб был… Я ему говорю: «Добрый вечер! Ты кто?«
— Он еще в балаклаве был или уже нет?
— Нет. В балаклаве он только на людях ходил и перед камерами… Так вот, спрашиваю у него: «Вы кто?» Жестко ему тогда высказал… А он: «Чего это вы со мной так говорите?» Я ему тогда рассказал о себе, что я постепенно шел от курсанта до генерала, от ступени к ступени. И для того, чтобы разговаривать с ним на какие-то военные темы, я должен понимать, на каком уровне он находится. А уровня там никакого нет. Он что-то там рассказывал, что учился в военном училище каком-то и почему-то не закончил.
— Тем не менее есть те, кто считает, что без него батальон «Донбасс» бы не состоялся.
— На войне к нему можно относиться по-разному. Сказать, что он так уж прекрасно руководил подразделением, неправильно. Во многих случаях подразделением руководил на то время Филин, начальник штаба батальона (подполковник Вячеслав Власенко, сейчас — командир 46-го отдельного батальона специального назначения «Донбасс-Украина», — прим. ред.).
Знаете, есть правда войны. Когда в Лисичанск мы начали заходить — был бой. У нас ничего не было, мы на автобусах и УАЗиках атаковали населенный пункт. На Первомайск шли, на Лисичанск, где погиб у меня командир [21-й отдельной криворожской] бригады Александр Радиевский…
Мы взяли у 51-й бригады ВСУ один танк и две БМП — и на автобусах заходили со стороны Северодонецка. Так получилось, что у танка было только четыре выстрела, у БМП текла солярка, и она (БМП) не была рабочей… Они зашли — и сразу вышли. Около 200 гвардейцев начали атаку на Лисичанск без поддержки (на автобусах и пешим порядком). Их начали серьезно обстреливать. Это было недалеко от заправки. Там снайпер убил командира бригады, командира одного из батальонов, контрактника…
Бой продолжался более четырех часов… Я с Радиевским разговаривал в 10. Тогда, к большому сожалению, управление боем осуществлялось с помощью обычного мобильного… А когда позвонил в 11 — он уже не ответил…
Трудно было понять, что там происходит. Это уже потом начались доклады, мы связались с другими офицерами. И узнали о том, что в этом бою потеряли четырех убитыми и заместитель комбрига (Александр Пискун, полковник Нацгвардии, заместитель командира бригады криворожской воинской части 3011, попал в плен 23 июля 2014 года, — прим. ред.) получил ранение. Это случилось за четыре часа — мне доложили, что люди вышли обратно, но не хватает пять человек. Хотя были подтверждены данные о четырех погибших.
А еще через некоторое время мне позвонили на мобильный — не сложно было, очевидно, просчитать. И тот, кто был на том конце, представился «казаком Сережей» и говорит: «Вот тут ваш полковник лежит на столе — раненый…» Оказалось, что у заместителя комбрига были очень серьезные осколочные ранения спины, и они его хотели вывезти в Россию.
— А для чего звонили, если хотели вывезти?
— Звонили потому, что мы были на командном пункте, там был и Муженко Виктор Николаевич, тогда уже руководитель АТО. 95-я и 24-я бригады ВСУ и моя — 3011 [воинская часть НГУ] отбили юг Лисичанска… В городе была Центральная больница с моргом. Было предположение, что людей, которых мы не досчитались, забрали. Все видели, что они погибли, их просто не вынесли с поля боя. Такая динамика была, что не успели. Лисичанск тогда окружили настолько, что ускользнуть было довольно сложно. Заминировали даже некоторые направления… И этот «казак Сережа» просил лишь об одном: чтобы им дали возможность выйти. Поэтому он и звонил.
В то же время по мобильным телефонам эти проходимцы начали требовать у родственников 15 тысяч долларов за тело Радиевского. Они понимали, что он командир…
— А заместитель комбрига?
— Он был в очень тяжелом состоянии. В больнице не было электричества. Ситуация была критической. И тогда я Семену Семенченко поставил задачу… 24-ю и 95-ю бригады ВСУ остановили боевики на крутых склонах вблизи Лисичанска. А они — батальон «Донбасс» — зашли в город. Зашли через частный сектор, с западного направления, ночью. Закрепились. И отчитались: все, мы закрепились и будем здесь. Потому что на севере Лисичанска нам пришлось отойти в связи с потерями, отсутствием поддержки.
Нам также удалось выйти на врачей той больницы, к поискам я подключил также местных патриотов — они мне начали давать информацию. Привлекал даже кое-кого из Северодонецка. И мне рассказали, что нашего раненого заместителя комбрига готовятся вывезти в Россию. И что больницу охраняли боевики с Кавказа.
И действительно, его люди пошли к той больнице. Вооруженные охранники больницы оттуда сбежали. Мы нашли тогда в морге тела наших ребят и подполковника. И тогда Голяков (Александр Голяков, заместитель начальника центрального территориального управления НГУ по общественной безопасности, один из фигурантов обращения Билецкого к ГПУ, на момент описываемых событий сыграл важную роль в спасении Пискуна, — «Апостроф«), он был гражданским на то время, приехал… Время шло на часы. Они его довезли из Лисичанска почти до Красного Лимана (сейчас город Лиман Донецкой области — прим. ред.), а оттуда на «вертушке» доставили в Днепропетровск (сейчас город Днепр — прим. ред.). Где он сразу оказался на операционном столе. Еще бы пара часов — и мы бы его потеряли…
Я это все рассказываю к тому, что Лисичанск стал знаковым и для Семенченко. Он тоже там участвовал. А потом они захватили какую-то базу с кучей имущества и расположились подразделением там.
— Давайте немного о возглавляемой вами структуре поговорим. Вы на момент прихода в Нацгвардию 1,5 года назад подтверждали стремление внедрять в НГУ стандарты НАТО. Как успехи? В чем за это время изменилась Нацгвардия?
— Здесь не ограничишься констатацией фактов с перечнем достижений и проблем. Сегодня наша страна движется в направлении евроинтеграции. Когда мы столкнулись с внешней агрессией, поняли, что такой мощный враг, как Россия, будет постоянно давить на нас и в поисках возможностей влияния постоянно будет раздувать национальные, религиозные проблемы, еще что-то… А объединение с Европой даст нам возможность получить и военную помощь.
И то, что мы взяли курс на евроинтеграцию, очень возмутило Россию. Не могут они смириться с тем, что через границу у них будет страна, которая будет исповедовать европейские принципы и подходы. На месте Украины России нужна не европейская страна, а буферная зона, которая позволит сдерживать своих граждан. Иначе россияне рано или поздно взорвутся: а чего это на Украине хорошо, а у них — плохо? Значит — власть плохая!
Сейчас много разговоров идет о том, что нам необходимо внедрять стандарты НАТО. Но речь не идет о копировании. Это, скорее, направление движения. Я общался со специалистами военной и даже политической сфер, ибо мы имеем Офис НАТО на Украине. В конце мая они провели на базе нашей академии (Национальной академии Национальной гвардии Украины, — «Апостроф) серьезный семинар. Представители НАТО обратились к нам, мы помогли организовать…
Собрали представителей стран НАТО, непосредственно военных атташе стран НАТО и стран, не входящих в Североатлантический альянс, и вместе с руководителем Офиса НАТО провели семинар, на котором задекларировали наше стремление к евроинтеграции, признание и соблюдение их стандартов. Тех, которые нам подходят и к которым мы будем стремиться. И вместе с тем определили последовательные пути, которыми мы хотели бы получить от них помощь для того, чтобы как можно быстрее все реализовать.
Я всегда повторяю: сегодня нам не надо копировать Германию или США. Зато — мы выбираем ключевые нормы, которых следует придерживаться. Это может быть вооружение, определенные требования к одежде, обуви, оружию, средствам связи… И обязательно их учитываем. Этих стандартов — больше тысячи. И сказать, что мы сейчас все скопировали, значит, готовы идти в НАТО — это полный бред.
Сегодня на фоне интеграционных мероприятий, которые проводятся в стране, нам надо изменить ударение в вопросах, связанных с системностью в воинских формированиях.
— В чем это проявляется на практике?
— Мы задекларировали, что планируем в этом году изменить в соответствии со стандартами НАТО управленческую структуру. То есть Главное управление НГУ будет адаптировано под их стандарты. Речь идет не о копировании названий. Речь идет о том, чтобы при взаимодействии военных формирований НАТО и Украины, мы руководствовались едиными системными подходами в организации связи, управления, системы логистики, работы штабов. И как раз в этом направлении мы сейчас ведем определенную работу. Совместные со специалистами НАТО рабочие группы оценивают процесс.
Кстати, мы разработали организационно-штатную структуру Главного управления, передали нашим западным партнерам, а они отправили в Брюссель. Ответа нет уже более двух месяцев, но у нас нет возможности так долго ждать, имеем программу и идем вперед.
Мы четко понимаем, что мы очень отличаемся от других стран, у нас свое историческое наследие, собственная украинская ментальность. Важное видение: какого конечного результата мы хотим и как собираемся этого результата достигать.
Например, мы меняем систему оборота документов, приводим ее в соответствие со стандартами НАТО. Мы это делаем, используя тот потенциал, который у нас есть, и то финансирование, которое есть. И в этих пределах планируем.
Я им так и говорю: «То, что мы концептуально наработали, мы стараемся сразу же и выполнять. И со временем покажем, что это сказали — сделали, это сказали — сделали… А если вы еще и материально нам поможете!.. Нам не надо ваших денег, нам нужно обучение наших специалистов, участие ваших экспертов, подготовка к изучению иностранного языка и т. п…. С вашей помощью мы просто сделаем это быстрее». Нашим западным партнерам очень нравится, когда у них деньги не просят. А я не прошу.
— И чем можете похвастаться сейчас?
— Например, в феврале 2016 года мы задекларировали изменения системы подготовки войска. И сегодня мы полностью переработали программы профессиональной подготовки по разным специальностям. Мы ввели институт инструкторов в военных частях. Разработали штатные изменения. Основали институт главных сержантов, начали уже выпуск сержантов по этим направлениям. Выбрали главного сержанта, старшину Национальной гвардии, уже его познакомили с главным сержантом Вооруженных сил и планируем на перспективу, чтобы он прошел базовый курс подготовки сержантов за рубежом, чтобы дальше распространять и способствовать развитию института сержантов в Национальной гвардии.
Мы пригласили советников из Национальной гвардии США штата Калифорния, у нас есть советники из Румынии, а в перспективе — и из Франции и Турции.
В прошлом году мы стали наблюдателем FIEP — Ассоциации сил жандармерии и полиции стран Европы и Средиземного моря. В этом году мы подали заявку, чтобы стать уже полноправным членом.
— Насколько это реально?
— Жандармерия Румынии стала членом FIEP до того, как Румыния вступила в Евросоюз. Мы имеем все шансы повторить этот путь в этом году!
Спрашиваете, чем горжусь? Тем же институтом сержантов. Институтом военного капелланства, который все декларировали и только мы ввели… На самом деле, есть много вещей, которые мы не только задекларировали, но и успели реализовать. Так что нам есть что показать нашим зарубежным партнерам.
— А на что вам сейчас больше всего нужны деньги?
— Много на что.
— Например?
— Среди задекларированных изменений на первом месте у нас стоит изменение системы управления. Система управления — это пункты управления. Мы полностью ликвидируем сейчас систему связи, которая была отработана в советские времена. Это старые радиостанции, это старые системные подходы, которые до сих пор пытаются контролировать российские спецслужбы — все это надо полностью ликвидировать и построить новую систему.
Речь идет о современных пунктах управления, как те, что базируются в местах постоянной дислокации, так и на подвижных базах. У нас есть возможность прямо сейчас выйти на видеоконференцсвязь с зоной АТО. Там у нас есть современные транспортные средства, есть коммуникации, связанные со спутниковым телевидением…
(Во время чрезвычайной ситуации в Балаклее, когда взрывались склады, мы одними из первых организовали охрану общественного порядка, охрану имущества граждан, эвакуацию населения, обеспечивали питание людей с помощью наших полевых кухонь, психологическую помощь).
Современные радиостанции очень дорого стоят сегодня. Поэтому и приходилось в свое время управлять боем с помощью мобильных телефонов или пользоваться дешевыми радиостанциями. У меня в зоне АТО был свой позывной. И когда я выходил в эфир по радиостанции, бывали случаи, что за 10-15 минут после этого, квадрат, в котором я был, накрывали артиллерией. Так не должно быть. Поэтому средства связи — это крайне важно.
Не менее важной является система подготовки войск — это подготовка инструкторов и, главное, развитие и модернизация учебных центров. Нам нужны современные учебные центры, новые учебные программы и новые тренажеры, которые дадут возможность получать профессиональные навыки и при этом не тратить боеприпасы и не уничтожать потенциал техники. Нужны тренажеры, которые позволят привлекать боевое оружие и боевую технику только на конечной фазе учений. Но это дорогое удовольствие. Например, система имитации боя MILES в США стоит около 5 миллионов долларов.
«Нам нужны современные учебные центры, новые учебные программы и новые тренажеры, которые позволят получать профессиональные навыки и при этом не тратить боеприпасы и не уничтожать потенциал техники», — говорит Юрий Аллеров
— Дорогое удовольствие!
— А умножьте еще на курс доллара — кругленькая сумма в гривнах получается, правда? Вот я и прошу у них: дайте такую систему. Вкладывайте в свое производство, передайте нам готовый продукт. И они на это идут. В этом году США обещают помощь разнообразным оборудованием на сумму около 20 миллионов.
В Старом (поселок в Киевской области — прим. ред.) мы планируем развернуть международный центр профессиональной подготовки по трем направлениям. Там будет подготовка специалистов, которые будут выполнять правоохранительные функции, подготовка спецназовцев и подготовка миротворцев (которые смогут выполнять миротворческие задачи в разных местах планеты). Будет макет города, будут киллер-хаусы, будут макеты стандартных помещений, где можно отрабатывать алгоритмы действий на случай борьбы с терроризмом, охраны общественного порядка и тому подобное. Будет имитация боя, фиксация огневых поражений с двух сторон.
— И западные партнеры готовы это финансировать?
— Они будут приезжать и учиться здесь. И уже выразили готовность помогать нам в реализации этих планов.
Кроме системы подготовки, учебной базы, этих всех модулей и тренажеров, мы переходим совсем в другую плоскость в системе логистики. Мы делаем сегодня центры, которые будут отвечать за требования к качеству продукции, за прозрачность торгов. И в контексте логистики сегодня — это создание современных моделей военных городков, решение вопросов проживания личного состава.
На годовщине бригады быстрого реагирования, например, после того, как мы поздравили личный состав с праздником, начали с ребятами общаться. В 1-м батальоне уже более 600 человек. Бригада еще создается, а личный состав уже выполняет задачи в зоне АТО. Прямо сейчас 200 человек из этой бригады находятся в зоне АТО.
— На какой линии?
— И первая, и вторая, и третья.
— И первая тоже есть? Потому что вас обвиняли как раз в том, что боевая бригада не воюет, как ребятам обещали изначально.
— Есть, сегодня уже есть. Я о них вспомнил, потому что у нас для бригады быстрого реагирования нет ни спортзала, ни общаги. А где жить членам семей? Мы начали развивать инфраструктуру, которая будет давать возможность спокойно служить — их семьи и дети развиваются, а они сами в современных условиях занимаются и спортом, и боевой подготовкой… Это комплексные вопросы.
— Разве сегодня госбюджет сможет потянуть реализацию таких масштабных планов?
— В том-то и дело, что деньги, которые мы берем, используем очень прозрачно. Даже недоброжелатели не смогут нас упрекнуть, потому что мы исключили теневые схемы. По нашим подсчетам, для создания с нуля новой бригады (как та, что мы в Гостомеле сделали) нужно примерно от 4 до 5 миллиардов гривен. Бюджет НГУ на год составляет 9,6 миллиарда гривен. То есть половина финансирования. А мы с начала войны создали 5 новых бригад! Вот представьте — где брать деньги?
— Мне тоже интересно. И где вы брали деньги?
— Четыре бригады мы организовали на базе уже существующих военных формирований — где батальоны, где полки были. А это с нуля вообще. И поэтому, если нам не будут помогать, до полной готовности мы будем двигаться очень долго.
Мы сегодня используем любой потенциал помощи: иностранный, волонтерский, депутатов, просто граждан, которые имеют возможность и желание помочь. Есть такие системные подходы сегодня, которые помогают нам выживать. Вот говорят: «Сколько вы денег тратите на рекламу?» Вы видели, сколько плакатов везде развешаны? А мы ни копейки не потратили! Это все — помощь.
— Вы говорите, что к концу года структура Главного управления НГУ будет изменена. Насколько кардинально?
— Процентов на 70. Я уже говорил, что мы не копируем «натовские» стандарты управленческих структур — мы идем дальше и делаем больше. Потому что у них одни проблемы, у нас — другие.
Например, документооборот между структурными подразделениями должен происходить так: нажал кнопку — и получил необходимую информацию на каждого солдата в любой части военного формирования. У нас сегодня этого нет. У нас компьютеров даже не хватает!.. И я считаю, что создать новую структуру, задекларировать ее и ничего под это не дать — глупо как минимум!
А если я вам скажу, что у меня есть план на территории НГУ поставить здание — восемь этажей вверх и два — вниз, где разместить новый современный центр боевого управления с новой инфраструктурой? На строительство мне надо где-то 120 миллионов гривен, еще 80 — на «начинку». Пока их нет. Но мы делаем проекты. И когда нам предоставят средства — мы уже будем знать четко, на что их направить. Мы сегодня создаем автоматическую систему управления. Я думаю, что до декабря у меня новая современная бригада будет в отделении иметь планшеты — и будем видеть, где каждый солдат находится (в частности, на передовой).
Мы понемногу приходим к тому, что давно уже функционирует в странах НАТО. Но на это нужны время и деньги. Мы не сидим на месте.
— Какие еще новые направления, проекты, на которые не нужны такие средства?
— Сегодня в стране не отработана система психологической реабилитации. А синдром войны — штука сложная. И мы сегодня начали психотренинговый комплекс. То есть бойцы, которые идут на передовую, будут проходить диагностику. Потом, когда они возвращаются, с ними работают, их выводят из этого психического состояния, пытаются ресоциализировать… У нас есть полный план по созданию современного психотренингового комплекса.
— То есть речь идет о том, что наконец будет предоставляться централизованная психологическая помощь для участников АТО, которые возвращаются с фронта? Вы всех будете прогонять через этот центр?
— Да, мы будем делать это постепенно. И еще больше — будем делать выездные группы, которые будут выезжать непосредственно в воинские части и там работать. Для этих нужд закупаем в этом году два автобуса. А вы видели наши автобусы-столовые, кстати?
— Нет.
— Такого нигде больше нет. Представьте: несколько сотен людей стоят в центре города. Как их покормить? Куда им в туалет сходить? И мы делаем такие комплексы, что люди садятся, едят, уходят, сменяют друг друга… Не надо ни мусорить, не надо ходить с котелками. Мы эти вещи сегодня внедряем. Причем все продумано, мы тщательно изучаем аналогичный опыт в других странах, где-то что-то свое придумываем…
Кроме того, мы уже разработали образцы новой формы. Продумали все до мелочей. Включая новую символику и головные уборы — и фуражки, и зимние шапки. Нас пытались троллить в свое время за эти зимние шапки, что они какие-то не такие… (волонтер-инструктор из Израиля Цви Ариэли критиковал командование НГУ за закупку меховых зимних шапок вместо значительно более дешевых флисовых, — прим. ред.).
— И я понимаю, почему троллили. На меховую шапку каску не натянешь!
— Да нет… Скорее, причина в том, что в Израиле в такой шапке очень жарко… Когда ко мне приходила ваша коллега из другого издания, примерила ту шапку на себя. И президенту я показывал, что изготовлена она из натурального меха, а не невесть из чего, как об этом рассказывали критики. Потому что президент не верил, пока сам не увидел.
— Хорошо. А с каской что делать?
— А она спокойно одевается. Опускаешь «уши», завязываешь снизу — и спокойно надеваешь себе каску! Хотя, если уж на то пошло, под каску всегда, как правило, одевается подшлемник — зимой он еще и лицо от холода защитить может помочь. Но на эту шапку, повторюсь, каску можно надеть.
Вернемся к форме. Синего цвета форма предусмотрена для частей, которые охраняют консульства, представительства, занимаются охраной общественного порядка. Цвета оливы — для военных оперативных частей.
— А почему это важно сейчас? Я понимаю, почему важно менять во время войны систему управления, систему подготовки… Но изменение внешнего вида формы?..
— Знаете, что нас подтолкнуло к пониманию, что это правда необходимо? Двигаясь в направлении евроинтеграции, мы заметили, что там очень серьезно различают полицию и жандармерию. Последняя — это военизированное формирование, или, как у нас говорят, воинское формирование с правоохранительными функциями.
Общество зеленую военную форму воспринимает настороженно. Мы создали подразделение для несения службы по охране общественного порядка в горной местности. Как это делается в европейских странах? Жандармы Румынии, карабинеры Италии, жандармы Франции — они все присутствуют там, где люди на лыжах катаются, туризмом занимаются. И они там организовывают отдельные пункты — комендатуры. И кроме правоохранительных функций они еще оказывают помощь и спасают, если это нужно.
И когда мы пришли в Яремче, возле Буковели, вдруг выяснилось, что люди воспринимают нас в штыки. Говорят: «Что вы тут, ребята, делаете? Езжайте к себе в АТО!» Это один такой звоночек был.
А когда мы во время Евровидения проводили экспериментальное ношение новой формы — люди нас воспринимали совсем иначе. Они чувствуют, что в синей форме идет милиционер. Нет никакой внутренней настороженности.
Эта зеленая форма, которая есть в НГУ сейчас — это полевая форма. Мы все равно когда-то должны были бы перейти на новую униформу. Мы не говорим, что то, что здесь нарисовано (показывает толстый альбом с образцами новой формы), будет все и сразу. Понятно, что должно пройти время, мы должны доносить то, что носили раньше — мы же государственные деньги считаем. Цветовые гаммы подобраны, чтобы этот переходный период прошел не так больно. И вот с созданием новых подразделений эта синяя форма как раз будет лучшим сигналом для людей: это — новое формирование, созданное народом, которое предназначено не только для того, чтобы воевать, но и выполнять задачи внутри страны.
— Не жалеете, что в свое время согласились прийти сюда, в Нацгвардию?
— А вы знаете, когда меня спрашивают: «Ну как ты там?», я отвечаю, что сегодня с удовольствием иду на работу. Причина в том, что когда удается все, что мы начинаем командой, которая есть в Нацгвардии, я получаю огромное удовольствие…
— А что ваш опыт, ваши военные знания подсказывают вам относительно того, не грозит ли нам серьезная активизация боевых действий — вплоть до, возможно, полномасштабного вторжения? Насколько долго вообще, по-вашему, продлится война?
— Вы знаете, у меня такое внутреннее ощущение, что война продлится недолго.
— Как она может прекратиться? Благодаря чему?
— Или будут найдены действенные рычаги влияния на Путина, или его просто не станет. Знаю, нельзя никому желать смерти, но так действительно было бы лучше для всех.
Ибо вспомните Гитлера — народ принимал его на ура, а когда его не стало — и война закончилась, и Германия выбрала другой путь развития, превратившись в процветающую страну Европы. В Советском Союзе после периода сталинского террора, когда сам Сталин умер, началась «оттепель». И это — судьба всех тех «вождей»…
Россия также после краха СССР пережила свой период «оттепели» — во времена Ельцина. И есть надежда, что второго Путина там сейчас не будет.
Но это мое личное мнение и надежда. Как руководитель НГУ я могу сказать, что, независимо от правового режима, независимо от политических изменений в стране, Национальная гвардия будет развивать свой потенциал, повышать профессионализм и боеспособность, чтобы защищать безопасность и права своего народа, выполнять свои функции согласно законам Украины и как можно эффективнее противодействовать различным угрозам правопорядку.
