Механизм и логика китайского контроля над интернетом не так просты, как может показаться на первый взгляд. Список «стоп-слов» и запретных тем постоянно меняется. Варьируются и рекомендации властей, касающиеся контента, — от полного табу на ту или иную тематику до пожеланий «не выпячивать» острые вопросы или на время ограничить их обсуждение в сети.
Цензурные ограничения могут быть постоянными, а могут вводиться временно — в связи с важными мировыми и внутренними событиями либо памятными датами (так, ежегодный пик внимания контролеров интернета приходится на 4 июня, годовщину событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году). Наибольшую строгость интернет-цензура проявляет во время партийных съездов или ежегодных сессий Всекитайского собрания народных представителей.
Во время встречи G20 в Гамбурге в китайском интернете неожиданно появилась новая зона особого контроля — при попытке прокомментировать практически любой популярный пост в социальной сети «Вэйбо» (新浪微博), где упоминался Владимир Путин, пользователь сталкивался с блокировкой. На экране появлялась надпись: «Этот пост запрещено комментировать» (此条微博禁止评论). Кроме того, очень часто отключалась функция репоста — такими публикациями невозможно было поделиться в ленте со своими друзьями.
Китайский образ Путина
Сначала на эту странность обратили внимание пользователи «Вэйбо». Опытным путем им удалось выяснить, что запрет на комментарии касается не всех постов с упоминанием российского президента, а только тех, которые могут широко разойтись по сети. При этом главным было как раз не содержание (оно могло быть совершенно нейтральным и безобидным), а популярность самого публикатора: если у него достаточное количество друзей (более тысячи), то все перепечатки и комментарии к заметкам о Путине на всякий случай блокировались.
Десятого июля об этом написала на своем английском сайте Financial Times, одиннадцатого июля аналогичная статья появилась на китайскоязычном сайте FT. Вывод газеты: действия цензуры стали следствием золотого периода, который переживают сейчас китайско-российские отношения. Как заявил в интервью FT китайский журналист Цай Шэнкунь (蔡慎坤), Путин стал первым зарубежным лидером, который получил привилегию быть защищенным от критики в китайском интернете. Обычно такая защита распространяется лишь на высших руководителей КНР.
Однако эта версия была опровергнута очень быстро: уже ко времени публикации статьи запрет на комментирование любых записей, связанных с Путиным, был снят так же неожиданно, как введен. Можно обратить внимание и на то, что запрещались не сами публикации, а их дальнейшее распространение. Кроме того, не очень понятно, какую критику в адрес президента России могли ожидать контролеры китайского интернета.
Путин для китайской аудитории герой безусловно положительный, в соцсетях есть несколько пабликов китайских фанатов президента РФ, которые наперебой публикуют его высказывания, — особенно привлекает жесткая внешнеполитическая риторика, популярны и фотографии. При этом в комментариях нередко звучат слова восхищения физической формой президента и его близостью к народу. Стоит привести список наиболее популярных путинских тегов (или тем (话题) — в терминологии «Вэйбо»): «Я и идеальный мужчина Путин» (#我和男神普京#), «Крутой парень Путин» (#硬汉普京#), «Великий государь Путин» (#普京大帝#).
Образ Путина столь авторитетен, что китайские интернет-полемисты нередко приписывают ему нужные для себя высказывания. Так, в разгар территориальных споров Китая с Японией по поводу островов Дяоюйдао в сети появилась придуманная путинская цитата: «У России нет лишней земли, в территориальных спорах не может быть переговоров, а только война!» (俄罗斯没有一寸土地是多余的!领土争端没有谈判，只有战争！). Сейчас эта и другие псевдоцитаты, приписываемые Путину, вновь в ходу в связи с обострением обстановки на стыке границ Китая, Индии и Бутана.
Так или иначе, сразу же после окончания июльского саммита G20 любые новые записи, где содержалось слово «Путин», можно было свободно комментировать и широко распространять. Следовательно, если в запрете и была какая-то логика, то она связана не с китайско-российскими отношениями и даже не с личностью самого президента России, а с тем, что происходило в Гамбурге.
В пользу этой версии говорит то, что достаточно критические статьи по поводу отношений с Россией никак не цензурировались ни до, ни во время, ни после «особого периода» 7-8 июля. Если догадки Financial Times по поводу блокировки комментариев очень быстро были вычищены цензурой (об этом говорят данные Центра изучения журналистики и массмедиа Гонконгского университета, который занимается мониторингом китайского интернета), то, например, статья на китайском сайте FT о современной внешней политике КНР известного китайского политолога Дэн Юйвэня (邓聿文) спокойно присутствует в соцсетях, в блогах и на некоторых информационных порталах в самом Китае. Хотя в ней содержится не просто мягкая критика действий Пекина на российском направлении, а призыв к полному отказу от близких отношений с Москвой.
Разрешенная критика
Есть смысл подробнее остановиться на этой публикации, чтобы понять уровень допустимого при обсуждении как вопросов внешней политики в целом, так и более узкой темы — отношений Китая с Россией. Дэн Юйвэня можно отнести к праволиберальному спектру китайской политической мысли, но его никак нельзя назвать диссидентом или несистемным интеллектуалом. Относительно недавно ученый занимал официальный пост в Центральной партийной школе КПК (до 2013 года Дэн был заместителем главного редактора печатного органа ЦПШ — газеты «Сюэси шибао», 学习时报).
Любопытно, что, работая в цитадели подготовки партийных кадров, Дэн Юйвэнь не был коммунистом, он член одной из «демократических партий» — Революционного комитета Гоминьдана и даже входит в одну из комиссий Центрального комитета РКГ. Дэн Юйвэнь также числится старшим научным сотрудником одного из китайских мозговых трестов — Института Чахар (察哈尔学会; The Charhar Institute), сотрудничает с ведущими китайскими и зарубежными СМИ.
В статье для китайского сайта Financial Times Дэн Юйвэнь пишет о необходимости реформирования китайской внешней политики, и в этом плане он мало отличается от других китайских специалистов по международным отношениям, которые не перестают обсуждать, каким образом растущий Китай должен проявлять себя в ближайшей периферии и в глобальном масштабе. Вся разница в выстраивании приоритетов и в радикальности предложений. Дэн Юйвэнь в начале своей статьи пишет о том, что он выступает за системные изменения как дипломатического мышления, так и дипломатической практики. Пока, по словам эксперта, китайская дипломатия в ее нынешнем виде приводит лишь к тому, что в мире Китай «боятся, но не уважают» (畏而不敬).
Предложения Дэн Юйвэня по поводу России просты и как раз очень радикальны — Китаю необходимо отказаться от «отношений квазисоюза» (准同盟关系) и избегать излишней близости с Россией. Автор замечает, что в новую и новейшую историю два государства оказали особенно сильное влияние на Китай — это США и Россия, однако американское влияние было «активным и позитивным», а российское — «пассивным и негативным». Дэн Юйвэнь, не исключая общности интересов Москвы и Пекина на тактической основе, предостерегает от того, чтобы сближение с Россией приобрело характер стратегии, а создаваемый союз или квазисоюз были направлены на противостояние США.
Дэн Юйвэнь приводит целый перечень претензий к России. Во-первых, по его оценкам, в двусторонних отношениях Москва по-прежнему пытается играть ведущую роль. Во-вторых, Россия изо всех сил стремится сдерживать КНР, что проявляется, например, в Шанхайской организации сотрудничества. Россия настойчиво втягивала в ШОС Индию, чей интерес к организации был небольшим. Эти усилия Россия предпринимала именно с целью сдерживания КНР.
Однако главную опасность для Китая Дэн Юйвэнь видит в нынешних конфликтных отношениях России с Западом. Противоречия России с США и Евросоюзом сильнее, чем противоречия Китая с этими мировыми игроками, и в такой ситуации китайско-российский союз может легко превратить Китай в пешку в российской конфронтации с Западом. Общие интересы Китая и России не идут ни в какое сравнение с общими интересами Китая и США, поэтому с точки зрения стратегических интересов Китая заключение квазисоюза с Россией имеет больше минусов, чем плюсов, полагает Дэн Юйвэнь.
У Дэн Юйвэня есть единомышленники, хотя его взгляды, безусловно, не относятся к мейнстриму, тем более их нельзя отождествлять с официальной позицией.
Между тем некоторые тревожные нотки по поводу опасности втягивания Пекина в противостояние России и Запада в последнее время звучат все чаще, причем из уст более авторитетных и статусных экспертов. Часть экспертов считает, что Россия все больше маргинализируется в мировой экономике и такой партнер вряд ли интересен для Китая. Другие обращают внимание на двойственность положения стратегического партнера — признавая сохранение роли Москвы в международных делах, эксперты обращают внимание на риски, связанные, как они пишут, с «ослаблением России». Для нашей темы важно другое — что такие мнения властями не подавлялись раньше и сейчас они не являются заботой идеологических цензоров.
Всегда на первом плане
Ссылку на статью Дэн Юйвэня Financial Times давала в своем аккаунте в «Вэйбо» трижды — сначала в три часа ночи в понедельник 3 июля, в тот же день в 17:25 (прайм-тайм — когда китайцы пролистывают свои гаджеты, готовясь к ужину) и потом повтором в субботу 8 июля в 20:00 (как лучший материал недели). Ни одна из этих публикаций не была заблокирована, функции репоста и комментирования также не отключались. Вряд ли это произошло из-за невнимательности администрации «Вэйбо» и цензурных органов. Ведь распространял статью не просто зарубежный аккаунт, но и очень авторитетный — у Financial Times в «Вэйбо» 1,5 млн подписчиков. А при блокировке комментариев к постам про Путина 7-8 июля контрольная планка была куда ниже — всего тысяча подписчиков.
Опрос китайских экспертов показал, что ясности по поводу действий цензуры во время саммита «двадцатки» у них нет. Один из авторитетных международников сказал мне, что не стоит даже задумываться над логикой действий китайской бюрократической машины: «Сегодня им показалось, что есть какая-то опасность нежелательного контента, связанного с Путиным, потом увидели, что ничего не происходит, и отказались от запрета на комментарии и репосты».
Некоторые эксперты согласились с тем, что блокировка нежелательных комментариев свидетельствует о высоком уровне китайско-российского взаимодействия и особом характере партнерства двух стран, показывает желание Пекина не навредить двусторонним отношениям. Правда, они не могли объяснить, почему вспышка интереса цензуры к публикациям о Путине была столь кратковременной и точно совпала с саммитом «двадцатки».
Ранее несколько источников, осведомленных о практике контроля над интернетом, рассказывали, что китайские интернет-СМИ получили указание блокировать личные нападки на российского президента. Что стоит за этим указанием и было ли оно, сказать трудно, но директива вряд ли объясняет описанную ситуацию. Два дня в июле блокировались не нападки, а просто сама информация о персоне, вернее, ее широкое присутствие в сети.
Кажется, это и подводит нас к разгадке. Просмотр номеров главной партийной газеты «Жэньминь жибао» показал, что за все время гамбургского саммита Путин упоминался в издании только один раз — в сообщении о неформальной встрече группы БРИКС, которая прошла на полях «двадцатки» под председательством Си Цзиньпина.
На страницах «Жэньминь жибао» полностью отсутствовала одна тема, которая в начале июля была в центре внимания российской и мировой прессы. Речь идет о первой встрече Владимира Путина и Дональда Трампа. Китайская «газета номер один» полностью проигнорировала ее — в дни работы G20 не было ни малейшего упоминания о переговорах президентов России и США. Не было даже краткой информационной заметки, чего уж говорить про развернутые комментарии.
Похоже, именно на то, чтобы увести из центра внимания аудитории тему российско-американских переговоров, и были направлены нелогичные на первый взгляд действия китайских цензоров. Можно предположить, почему это делалось. В год партийного съезда при комментировании любых внутренних и международных событий в фокусе внимания должен быть Си Цзиньпин, который по концентрации власти превзошел двух своих предшественников — Ху Цзиньтао и Цзян Цзэминя.
Об особенностях китайских репортажей о работе Форума международного сотрудничества «Один пояс — один путь» мы уже писали. Планируя тактику медиареагирования для «двадцатки», китайские органы пропаганды справедливо предположили, какая тема будет носить наиболее яркий и сенсационный характер, и сделали все возможное, чтобы переговоры Путина и Трампа ни в коем случае не затмили участие председателя КНР в заседаниях G20.
Чувствительность ко всему, что связано с «ядром» китайской политической машины — Си Цзиньпином, — возросла многократно. В Китае не поняли, почему российские СМИ стали смаковать минутное опоздание китайской делегации на переговоры Путина и Си Цзиньпина в Астане на полях саммита ШОС. Тогда в зале для переговоров некоторое время Китай был представлен лишь самим Си Цзиньпином и главой его секретариата Дин Сюэсяном (丁薛祥). Шуточное обращение Путина к Си Цзиньпину — «Один боец!» — напугало китайских цензоров. Было сделано все, чтобы остановить распространение ролика в китайской сети, убирались и все текстовые пересказы этого эпизода, а также появившиеся интернет-мемы и популярные комментарии: «изолирован», «как одиноко», «один ведет бой» (被孤立, 好孤独, 一人作战). Лидер, в важный момент оставленный соратниками, не лучшая картинка для образа Си Цзиньпина как сильного руководителя.
На сайте китайского Центрального телевидения по итогам визитов Си Цзиньпина в Россию и Германию появился любопытный документ, в котором методично перечисляется, как внимательно телевизионщики сообщали о важных встречах и заявлениях председателя. Это больше похоже на официальный отчет, который, видимо, и раньше посылался в вышестоящие инстанции, но теперь такое время, что о лояльности лидеру требуется заявлять открыто и громко.
