Представьте себе трехлетнего ребенка, сидящего в припаркованной машине. Представьте, что он там может делать! Включать и выключать переключатели. Включить свет. Включить стеклоочистители. Включить радио. Практически все — но только не завести машину, чтобы куда-нибудь на ней уехать. Для этого ему нужен бензин в баке, достаточно длинные ноги, чтобы дотянуться до педали «газа». Но, прежде всего — нужно знать, как водить машину.
А теперь подумайте о том, как президент Трамп управляет внешней политикой США. Представьте, что он в этой политике может делать! Делать заявления в Твиттере. Выступать со страшными угрозами со своего гольф-курорта. Угощать зарубежных лидеров шоколадным тортом у себя в Мар-а-Лаго. Практически все — но только не добиваться ощутимых успехов. Для этого ему нужны реальные инструменты: планирование, процессы, дипломаты и союзники. Без них ничего не получится.
Это не моя метафора. Ее придумал один мой знакомый — раздосадованный чиновник, который вот уже полгода наблюдает за тем, как США теряют влияние. Но с помощью этой метафоры можно прекрасно объяснить события последних нескольких дней. Трамп — это малое дитя в машине. А остальные члены администрации — или, по крайней мере, некоторые из них — это взрослые, пытающиеся сохранить движение американской дипломатии в правильном направлении. Хотя всех необходимых инструментов ни у кого из них тоже нет.
Прежде, чем объяснять, стоит повторить: простого военного решения для проблемы Северной Кореи не существует. Все принимаемые в одностороннем порядке планы нанесения превентивного удара означают высокие риски. Северокорейские ракеты, спрятанные под землей в горах или установленные на мобильных пусковых установках, обнаружить нелегко. Но даже если мы сможем нанести по ним удар, то в случае нанесения ответного удара с применением обычных вооружений в зоне поражения вполне может оказаться столичный южнокорейский город Сеул с населением около 25 миллионов человек. А если кто-нибудь задумает нанести неожиданный ядерный удар, то этому городу точно так же угрожают радиоактивные осадки.
Единственным реалистичным решением проблемы по-прежнему является политика сдерживания (та самая, которая на протяжении почти 45 лет использовалась против СССР) в сочетании с санкциями, дипломатией и проведением новой кампании по защите прав жителей КНДР. Но для проведения кампании по защите прав человека необходим такой Госдепартамент, который верит в права человека, а тот Госдепартамент, который возглавляет Госсекретарь Рекс Тиллерсон, в них не верит. Для осуществления дипломатии требуются дипломаты, но, учитывая, что в Южной Корее нет посла, а у Госсекретаря нет помощников по контролю над вооружениями или по делам Азии, дипломатов у Госдепартамента тоже нет.
Санкции работают лучше, возможно, потому, что администрация назначила постпредом в ООН Никки Хэйли (Nikki Haley). На прошлой неделе Совет Безопасности ООН проголосовал за введение новых санкций в отношении Северной Кореи, и это решение позволит усилить давление на режим. Но для того, чтобы ощутить результаты санкций, потребуется много времени. А если риторика и поведение президента будут подрывать единство международного сообщества, санкции вообще не будут работать.
Поскольку для того, чтобы политика сдерживания была эффективной, необходимо тщательного подбирать слова. Высказывания в адрес такого самовластного правителя-параноика, как Ким Чен Ын, должны быть предельно понятными: если вы запустите ядерную ракету, которая убивает людей, мы нанесем ответный удар с превосходящей силой. Если вы осуществите запуск ракеты с провокационной целью, мы будем действовать более взвешенно и нанесем соразмерный ответный удар. Министр обороны Джим Маттис попытался послать подобный сигнал, когда призвал Северную Корею «прекратить рассмотрение мер, которые приведут к уничтожению ее режима и гибели ее населения» и «отказаться от стремления обладать ядерным оружием».
Трамп же, напротив, продолжает говорить так, будто у него нет ни дипломатов, ни генералов, будто его словам не предшествовал ни политический, ни даже мыслительный процесс. Его заявление, с которым он выступает в перерывах между раундами игры в гольф, о том, что на любую «угрозу» со стороны Северной Кореи США готовы ответить «огнем и яростью,… подобных которым мир никогда не видел прежде», отличается опасной неопределенностью. Что он имеет в виду, говоря об «угрозах»? Северная Корея угрожает все время и делает это на протяжении нескольких десятилетий. Что он подразумевает под словами «огонь и ярость»? Почти сразу же Тиллерсон, стремясь исправить эту ошибку, сказал американцам (но не жителями Южной Кореи), что им следует «по ночам спать спокойно», поскольку у него нет «опасений по поводу именно этой риторики», видимо, имея в виду, эту президентскую риторику. Затем президент выступил с еще более громким заявлением, предупредив, что в Северной Корее «с людьми произойдет такое, о чем они даже представить себе не могли»
Вряд ли это способствует разрешению проблемы. Честно говоря, президент уже отказался от своего самого важного инструмента — от возможности выступать в качестве последней инстанции, последней ступени на лестнице эскалации. Угрозы должны начинаться на более низких уровнях, расти на уровне Кабинета министров и, наконец, озвучиваться президентом только тогда, когда ситуация по-настоящему опасна. И его слова должны звучать предельно серьезно. Вместо этого у нас есть президент, от гневных слов которого, может просто отмахнуться даже его собственный Госсекретарь. Трамп уже столько раз лгал по столь многим вопросам, так много преувеличивал и с важными видом разглагольствовал, что даже северокорейцы смеются над его «страшными» словами, считая их «абсолютной чушью». У него нет никаких полномочий и поэтому он — словно дитя малое, сидящее в припаркованном автомобиле — не может добиться выполнения ни одной нормальной угрозы. Его слова могут испугать Пхеньян, но с таким же успехом и подстегнуть его — и, скорее всего, лишь будут способствовать повышению опасности для всех нас.
