Широко распространено мнение о том, что российская внутренняя и внешняя политика существуют независимо друг от друга.
Но это не тот путь, который позволил бы разобраться в России и в ее исламском мире.
Не последняя в этом отношении причина состоит в следующем: отношение Кремля к своим мусульманским гражданам неразрывно связано с тем, каким образом он относится к соседним мусульманским государствам из числа республик бывшего Советского Союза.
И поэтому, когда Путин подтверждает свои добрые намерения в отношении проживающих в этих странах мусульман, возникает вопрос о том, какие действия он предпринимает в случае проявления недовольства на населенных мусульманами территориях самой Российской Федерации.
Самым большим источником озабоченности является испепелявшее все на своем пути наступление, которое он приказал провести в 1999 году, будучи еще премьер-министром при Ельцине.
Более того, бывшие советские республики в Центральной Азии, ставшие независимыми государствами, имеют свои собственные причины не доверять российским утверждениям о добрых намерениях.
Русские и их правители демонстрируют нечто вроде постимперского синдрома, который поразил также Британию и Францию после Второй мировой войны, когда они лишились отказались своих колоний в разных частях мира.
Россия все больше пытается сделать так, чтобы другие великие державы не получили влияния в бывших советских республиках на юге уже не существующего СССР — и не подлежит сомнению то, что поддержание Путиным связей с ними переплетается с российскими военными операциями на Ближнем Востоке.
Вовлеченность России в дела исламского мира определяется тремя факторами: мусульманским фактором в Российской Федерации, мусульманским фактором во взаимодействии России с бывшей советской Центральной Азией и мусульманским фактором в рамках российских военных и политических интервенций на Ближнем Востоке. Ни один из перечисленных факторов не может быть правильно понят, если рассматривать его в отрыве от двух других.
В более отдаленной перспективе и скорее раньше, чем позже, это треугольное взаимодействие станет центральной осью событий, поскольку российский президент, правительство и службы безопасности столкнутся с многочисленными вызовами.
Иностранцы-мусульмане не имеют никакого значения для руководства в Москве, и они могут служить лишь средством для достижения какой-то цели, тогда как попытка Путина представить себя в качестве лучшего друга исламского мира является не более чем позой — и к тому же лицемерной.
У его нет предпочтений относительно того типа ислама, который он находит у своих мусульманских союзников и клиентов. Иранец Али Хаменеи — шиит, Асад в Сирии — алавит, Эрдоган в Турции — суннит.
Российская внешняя политика направлена, в основном, на сокращение американского воздействия в тех частях Европы и Ближнего Востока, где СССР когда-то обладал влиянием. Задача состоит в том, чтобы восстановить бывшие русские позиции и влияние.
Путина совершенно не беспокоит то обстоятельство, что он делает ставку на жесткие меры внутри России и за ее пределами. Путин намерен добиться того, чтобы мир признал Россию в качестве великой державы, интересы которой требуют уважительного к себе отношения, и он подавляет политическое инакомыслие в Российской Федерации, где бы оно ни возникало.
Политика Путина изобилует рисками. Российские политики и военные открыто вмешиваются в происходящие в исламском мире события под предлогом универсального принципа защиты суверенитета отдельных государств. Однако это явно не соответствует их собственному поведению в Крыму и в восточной Украине. Асад, Хаменеи и Эрдоган понимают, что Путин считает их своими пешками в геополитической шахматной игре. Сами они надеются использовать его в своих собственных национальных интересах. Путин считает, что пока российские наземные силы находятся на минимальном уровне, не существует опасности возникновения такой сложной и запутанной ситуации, которая сложилась в 1979 году после советского военного вторжения в Афганистан, а также после возглавлявшегося Америкой вторжения в Афганистан и Ирак на рубеже тысячелетий.
Однако политика на Ближнем Востоке более непредсказуема, чем игра в шахматы, потому что она проводится без установленных правил. Военные интервенции, даже те, в ходе которых происходят успешные наступления, могут вызвать катастрофические последствия.
Катастрофа для Путины еще не произошла, однако он не наделен большим даром предвидения, чем Леонид Брежнев в отношении Афганистана, или Джордж Буш-младший в отношении Ирака.
Путин любит производить такое впечатление, что он может делать все, что хочет. Однако реальность такова, что Россия не способна в течение долгого времени диктовать условия в отношении своей интервенции в Сирии.
Российская экономика имеет серьезные слабости, связанные с ее зависимостью от цен на рынке нефтехимических продуктов. Международная позиция этой страны основывается на узком фундаменте доходов от продажи природного газа и нефти, и поэтому попытка Москвы обрести влияние за пределами российских границ все еще может оказаться химерической.
В первую очередь Америка будет иметь возможность осложнить российское присутствие в Сирии так же, как американцы создали в свое время проблемы для Советского Союза во время войны в Афганистане. Более того, российские союзники, вероятно, будут пытаться использовать имеющиеся у них возможности для того, чтобы навязать свой выбор своему патрону.
Весьма вероятно, что Москва окажется втянутой в такие конфликты на Ближнем Востоке, которые она не сможет заранее предсказать. Тем не менее, популярность Путина продолжает оставаться на высоком уровне из-за того, что он без особого уважения относится к американским президентам. Он восстановил доверие у народа, моральный дух которого сильно понизился в последнем десятилетии двадцатого века, а также повысил жизненный уровень и котировки рубля. 1990-е годы — это тот период, который российский народ пытается забыть.
Путин поставил свою репутацию в зависимость от способности продолжать делать так, чтобы Россию уважали и боялись за границей. В результате возникает потребность в агрессивном поведении; и чем больше Путин ведет себя как бешеная собака на глобальной арене, тем больше российский электорат им восхищается.
Он испытывает все большее искушение относительно рискованных действий, но при этом нельзя не учитывать, что и одного рискованного действия будет более чем достаточно на Ближнем Востоке, Украине или в государствах Балтии.
Разыграв националистическую карту в российской политике, он не может теперь вытащить ее из колоды и отложить в сторону. Любому возможному преемнику будет сложно оставаться в своем кресле, если он не будет проводить активную националистическую политику. Все это порождает опасность для глобального мира, которая, судя по всему, будет все более серьезной и более масштабной.
Кроме того, было бы ошибкой думать, то российские мусульмане будут всегда соглашаться с российской внешней политикой на Ближнем Востоке и отвергать критику Путина со стороны исламистов.
Внимание российских телеканалов к сирийской гражданской войне, особенно к российским военным операциям, неизбежно приводит к усилению внимания общества к разрушению городов. Хотя широковещательные средства массовой информации с 2015 года настаивают на том, что российские боевые самолеты атакуют только исламистские повстанческие формирования, не требуется большого воображения для того, чтобы представить себе тысячи убитых жестоким образом мусульман-суннитов.
Российская повестка на Ближнем Востоке способна вызвать негативные последствия для российского руководства.
Ситуация, возможно, еще более взрывоопасна в бывшей советской Центральной Азии, где репрессивные клептократические режимы занимают господствующее положение после крушения коммунизма. Эпизодические проявления недовольства показывают, что эти авторитарные системы являются более слабыми, чем они кажутся.
Местные исламисты видят возможность распространения своих идей среди тех мусульман, которые недовольны тоталитаризмом. Потенциал взрыва социального протеста существует в нескольких государствах на южных границах России.
Одним из возможных результатов может стать появление исламистского режима где-нибудь на территории бывшего Советского Союза, и такой режим, вполне может превратиться в проблему для России, которая с 1991 года поддерживает антиисламистские силы во всем этом регионе.
В такой ситуации Россия стала бы особенно уязвимой из-за своей заметной роли в оказании помощи антисуннитским силам в Сирии, Иране и Ливане. Суннитское и джихадистское правительство в центральной Азии вряд ли будет стремиться к заключению соглашения с российской правящей элитой.
У Чечни долгая история. Российское завоевание произошло всего полтора столетия назад, и многие чеченцы, как и другие соседние народы, просто отказываются считать свой Северный Кавказ частью России.
Последние всплески чеченского сопротивления были подавлены в 1999-2000 годах, однако достигнутое умиротворение, возможно, долго не продержится. Кроме того, нельзя считать само собой разумеющимся то, что волжские татары и крымские татары всегда будут вести себя тихо.
Другие страны уже сталкивались с неожиданным ростом исламистского экстремизма среди своих молодых мусульман, и в Российской Федерации все больше разогревается котел недовольства.
Помимо этого, как внутри страны, так и за ее пределами Россия на протяжении многих веков, начиная с эпохи Золотой Орды, обладает непосредственным опытом общения с исламским миром. Она смогла справиться со своими мусульманами без особых проблем, а начался этот процесс в 15-ом веке, когда Московия избавилась от монгольского ига; и поскольку российские границы расширились, все больше и больше мусульманских общин оказались под властью русских царей.
Хотя восстания происходили довольно часто, императорская армия намного превосходила по своим возможностям силы повстанцев. Претензии России относительно контроля над действиями Оттоманской империи стали причиной военного нападения британцев и французов на Крым. В то же время российские власти российские власти пытались предотвратить распространение через их головы влияния оттоманов на российских мусульман.
В 20 веке внутренние и внешние факторы стали еще более острыми, поскольку коммунистические революционеры попытались интегрировать мусульманские сообщества бывшей Российской Империи. Одновременно они разрушали исламскую веру и создавали коммунистические партии в мусульманских странах, находившихся под контролем европейских империй, в том числе на Ближнем Востоке.
Когда Советский Союз после Второй мировой войны превратился в сверхдержаву, Кремль попытался завлечь все мусульманские государства в сферу своего влияния, хотя одновременно он продолжал препятствовать отправлению исламской веры внутри своих собственных границ. Исламская вера стала возрождаться в Советском Союзе в годы перестройки, и активное сопротивление коммунистической власти усилилось.
В 1989 году Советская Армия ушла из Афганистана под давлением со стороны моджахедов. После крушения коммунизма в 1991 году антироссийски настроенные исламские активисты — в отличие от джихадистов в 19-ом веке и в начале 20-го века — использовали современные технологические возможности.
Победы российских вооруженных сил на севере Кавказа не смогли полностью очистить российскую территорию от террористов. Хотя правящей элите удалось стабилизировать ситуацию в Российской Федерации, нет оснований полагать, что эта стабильность будет существовать долго.
Это одна из причин того, что Путин в большой степени полагается на авторитарные методы для подавления инакомыслия. И, в основном, именно поэтому в период экономической рецессии, когда правительство сокращает свой направленный на поддержание благосостояния бюджет, он пытается заручиться поддержкой националистических кругов в своей стране.
Это создает рискованную обстановку в России, в ее ближнем зарубежье и на Ближнем Востоке.
Опасности, связанные с маневрами Путина, возрастают, и можно лишь надеяться на то, что он будет вести себя осмотрительно в тех или иных отношениях с администрацией Трампа. Если судить объективно, то это будет в национальных интересах России.
Но даже если Путину и удастся сохранить Асада у власти в Дамаске, подобный исход не принесет постоянного мира на Ближний Восток — и Россия может неожиданно оказаться втянутой в болото войны, как это произошло с Советским Союзом в Афганистане.
Если Путин не будет вести себя осторожно, то другие силы будут вынуждены сдерживать его. Но даже в этом случае переговоры предпочтительнее войны, а стабильность лучше неопределенности.
Путин заработал очки, добившись признания России в качестве великой державы. Но это держава с ахиллесовой пятой в области своей экономики, а также с учетом китайского соседа, который значительно опережает Россию в промышленном и технологическом динамизме.
Шансы на мир, в конечном итоге, будут зависеть от признания российскими правителями того, что их перспективы долгосрочного успеха зависят от их готовности относиться к Западу как к партнеру, а не как к врагу.
Рейган и Горбачев в конце 1980-х годов продемонстрировали, чего можно достичь в условиях взаимного доверия. Но если в конце 1980-х годов России был крайне необходим перерыв в гонке вооружений, то сегодня Россия ищет способ раскачать мировой порядок.
Глобальная политика вступила в период нестабильности, и исламские факторы оказывают разрушительное воздействие на поиски мира.
Эта статья является отрывком из новой книги «Россия и ее исламский мир» (Russia and Its Islamic World).
