Теракт в Санкт-Петербурге оставил после себя долгую память. 3 апреля 2017 года в городском метро прогремел взрыв, в результате чего 14 человек погибли, а 53 получили ранения. Ответственность за случившееся взяла на себя «Аль-Каида» (запрещенная в России террористическая организация — прим. ред.), а российские спецслужбы рассматривали все как теракт.
19 августа мужчина набросился с ножом на прохожих в Сургуте и ранил восемь человек. Несколько часов спустя ответственность за нападение взяло на себя «Исламское государство» (запрещенная в России террористическая организация — прим. ред.). Как бы то ни было, в данном случае власти не захотели говорить о терроризме.
Россия дает такое определение лишь крупным терактам, которые привлекают к себе пристальное внимание международных СМИ, и предпочитает относить происшествия меньших масштабов к другой категории. Чем же вызвана такая неприязнь к слову «терроризм»? Своим мнением делится Арно Дюбьен (Arnaud Dubien), директор франко-российского аналитического центра «Обсерво» и научный сотрудник Института международных и стратегических исследований.
L'Obs: Почему Россия не считает нападение в Сургуте терактом, хотя «Исламское государство» взяло на себя ответственность за него?
Арно Дюбьен: Это может быть связано с сомнениями насчет профиля и мотивов нападавшего. Способ действия (нападение с ножом) тоже достаточно редок для России. При всем этом «Исламское государство» развернуло активную деятельность на Северном Кавказе. Молодой человек, которого застрелили сургутские полицейские, является уроженцем Дагестана, где уже были теракты ИГ. То есть, имеются правдоподобные предположения, но на данном этапе уверенности нет. Кроме того, рассмотрение всех возможностей дает властям большую свободу в дальнейшей стратегии связей с общественностью. Не исключено, что через несколько дней террористический след будет официально признан приоритетным. То есть, в данном случае мы вовсе не обязательно имеем дело со стремлением России что-то скрыть.
— Как бы то ни было, российские СМИ и информагентства упоминали о нападении лишь вскользь.
— О происшествии действительно мало говорили в СМИ, хотя другие теракты вроде взрыва лайнера Airbus в небе над Синаем в 2015 году или трагедии в петербургском метро в марте этого года привлекли к себе большое внимание прессы. Тем не менее информация ходит по социальным сетям, и россияне оказались в курсе событий в Сургуте. Большинство из них убеждены, что все стало делом рук исламистов.
Стоит вспомнить очевидный факт: прозрачность отнюдь не является приоритетом для российских властей. Кроме того, новый кровавый теракт мог бы подчеркнуть дыры в системе национальной безопасности. Легитимность нынешней власти и самого Владимира Путина отчасти опирается на их способность навести порядок и ликвидировать терроризм. В частности это проявилось в информационном освещении конфликта в Чечне.
Стоит принять во внимание и географическую сторону вопроса. Сургут — это Западная Сибирь. Он очень далеко от Кавказа. Принятие террористического следа было бы равнозначно признанию того, что угроза вышла за привычные границы. Хотя такой уж большой неожиданностью все это, конечно, не назвать. За последние несколько месяцев директор ФСБ говорил об уничтожении ячеек ИГ на Сахалине, на Дальнем Востоке страны. Как бы то ни было, в условиях отсутствия терактов его слова не привлекли к себе особого внимания.
— Признанию неудачи и собственной уязвимости. Затруднительное положение российских властей в этом вопросе, без сомнения, связано с приближением двух значимых событий: президентских выборов в марте 2018 года и Чемпионата мира по футболу летом. Новые теракты не лучшим образом отразились бы на имидже Владимира Путина и России в целом.
— С какими террористическими угрозами приходится иметь дело россиянам?
— Подъем террористической угрозы в России связан с тремя регионами: Кавказом, Средней Азией (включая Афганистан) и Ближним Востоком. В Чечне ситуация внешне «нормализировалась»: Москва передала репрессии президенту республики Рамзану Кадырову, который может руководить ей, как считает нужным, и получает щедрое финансирование из центра. Тем не менее ситуация неустойчивая: многие из уехавших в Сирию молодых людей могут вернуться обратно после вероятного взятия Эр-Ракки и Дайр-эз-Заура. Дагестан до сих пор остается нестабильным и уязвимым.
Второй источник риска для России связан с возможным присутствием на ее территории радикальных элементов среди рабочих-иммигрантов из Средней Азии (главным образом, киргизов, узбеков и таджиков). Наконец, ИГ уже нанесло удар по России на Ближнем Востоке и определенно попытается сделать это вновь.
— Когда интересы России оказываются под угрозой, как она действует?
— Россия организует ответ в зависимости от региона. На Северном Кавказе она действует на своей территории. Репрессивный элемент там очень силен. В Средней Азии все несколько иначе: у нее подписаны соглашения о сотрудничестве с государствами региона, в частности Узбекистаном и Киргизстаном, а также имеются базы в регионе. В Сирии Россия военным путем ведет борьбу с «Исламским государством». Кроме того, она добилась тесного сотрудничества со спецслужбами стран региона, в том числе Израиля, Ирака, Иордании и Египта. То есть, она придерживается классического подхода, однако адаптирует его к конкретным условиям.
