Бахрам Амир Ахмадийан, эксперт по проблемам Центральной Азии и Кавказа, побеседовал с информагентством «Habar-online» о возникшей в данный момент напряженности в отношениях между Ираном и Таджикистаном.
В последние дни нарастает напряжение в отношениях между Ираном и Таджикистаном. Таджикистан закрыл все научные, культурные и образовательные центры Ирана, находящиеся на его территории, и началось противостояние сторон. У обеих стран возникли разногласия в связи с «Партией исламского возрождения Таджикистана» (ПИВ) и пребыванием в Иране генерального секретаря партии, что стало причиной постепенного обострения двусторонних отношений. На этом же фоне заметно активизировала свою деятельность в этом центральноазиатском государстве Саудовская Аравия, и, как кажется, на этой же почве там возрастает число приверженцев салафизма и ваххабизма. В связи с этим возникает опасность роста подобных настроений среди ираноязычных народов. Именно об этом информагентство Habar-online беседовало с экспертом по проблемам Центральной Азии и Кавказа.
Habar-online: Таджикистан предпринял определенные шаги по закрытию иранских культурных, научных и образовательных центров, что дало начало дальнейшему процессу осложнения отношений с Ираном. По Вашему мнению, почему отношения между Ираном и Таджикистаном приобрели сложный характер именно в последние дни, и что можно предполагать относительно будущего?
Но в данный момент в Таджикистане уже укрепляются те силы, которые связаны с экстремизмом. Или теми экстремистскими силами, которые связаны с ИГ (запрещена в РФ — прим. ред.) или же ваххабитскими или салафитскими течениями. Конечно же, правительство Таджикистана использовало против умеренных политических сил те же механизмы, что оно задействовало и в противостоянии экстремистам. Возможно, даже используется некий сценарий, цель которого — обвинить Исламскую партию Таджикистана в терроризме, причислить ее к террористическим организациям, и, таким образом, полностью пресечь ее деятельность. Налицо сильное стремление подавить эту силу полностью, поскольку ПИВ сумела получить места в парламенте страны, но в перераспределении власти ей участвовать не разрешили. Это в итоге окончилось расколом внутри партии, которую затем объявили вне закона.
— И какова в данном случае позиция, занятая Ираном?
— Что касается Ирана, то эта партия как раз стояла между правительством и экстремистскими силами, обеспечивая хрупкий баланс сил и необходимую стабильность. После отстранения этой партии от политики, объявления ее террористической структурой, задержания, арест или высылки из страны ее ведущих деятелей, политическая атмосфера в стране стала напряженной. Генеральным секретарем партии был Мухиддин Кабири. Провозглашение этой партии незаконной и эмиграция генерального секретаря в Иран совпали по времени. И Иран действительно приветствовал его деятельность и оказывал ему поддержку как лидеру политической партии. Но это вызвало решительное недовольство в Таджикистане Эмомали Рахмона. Кажется, Рахмон использовал эту ситуацию для того, чтобы полностью сосредоточить власть в своих руках, что не могло не отразиться на отношениях его с Ираном.
— В каких областях и на каком уровне развивались отношения данной страны и Ирана ранее?
— Иран реализовывал в этой стране два инвестиционных проекта. Один из них — это плотина и гидроэлектростанция в Сангтудэ, а другой — строительство пятикилометрового туннеля в Ходженте. Они были полностью осуществлены иранцами, никто другой не инвестировал в эти проекты. При этом Иран оказывал стране политическую поддержку, а также развивал отношения в культурной сфере. Также там работал Комитет по оказанию помощи, который оказал реальную поддержку многим семьям. Была проведена большая работа по организации различных мероприятий в области культуры. Все это было для Ирана тем средством, которое способствовало развитию отношений с данной страной. Но в данный момент это превращается в дополнительный фактор усложнения отношений.
В отношениях таджиков и иранцев нет проблем: и те и другие заинтересованы во взаимодействии. В Иран получают приглашения таджикские деятели культуры, в разных областях заняты предприниматели из Таджикистана. Сотрудничество развивается и по линии иранской Академии персидского языка и литературы. Таджикистану оказана большая помощь, а сейчас в свете развития напряженности и осложнения отношений между государствами, это может спровоцировать две проблемы. Одна из них — это рост влияния в Таджикистане экстремистских сил, тогда как умеренных, подобных ПИВ, уже не существует. Вторая связана с тем, что данный процесс будет встречать противодействие народа и представителей таджикской элиты. Часть народа, интеллигенция и ученые, которые имеют преимущества благодаря консультационной деятельности в стране Ирана, регулярно посещают Иран по различным поводам. Поэтому данный неконструктивный процесс противодействия культурному сотрудничеству с Ираном должен быть осужден в интеллектуальных кругах, в СМИ, на научных конференциях и в международном сообществе в целом.
— В Таджикистане начала активную деятельность Саудовская Аравия, которая, как кажется, стремится занять в стране нишу, которую прежде занимал Иран. Какие это может породить проблемы, имея в виду пропаганду ваххабизма и салафизма среди ираноязычного населения?
— По данному поводу у нас было некоторое неверное видение проблемы, ибо мы, развивая деятельность в области культуры, обращали большее внимание на религиозное измерение, нежели на цивилизационные или культурные аспекты. В любом случае шиизм на взгляд таджикского правительства, полностью состоящего из суннитов, не выглядит привлекательным. Однако страна-конкурент, подобно Саудовской Аравии, может легко найти подход к такой стране и пропагандировать здесь учение ваххабизма, под тем соусом, что, дескать, Иран стремится насаждать здесь шиизм и шиитское вероучение. Раньше учение ваххабизма воспринималось в Таджикистане как угроза, но теперь для него сформировались подходящие условия, поскольку его основные конкуренты устранены. Привлечение Саудовской Аравии и открытие 35 учебно-религиозных центров происходит по политическим соображениям, и политизированный ислам, продвигаемый Эр-Риядом, здесь в подобных условиях будет далее обретать более прочные позиции. И господин Рахмон может в религиозных кругах утверждать, что Иран якобы стремится «навязать нам» учение шиитов, и сейчас нам следует развивать контакты с суннитским государством и смотреть на него как на «средоточие откровения». Все мероприятия, проводящиеся в память о великом мусульманском улеме Абу Ханифе, очевидно, проводились с помощью суннитских стран (Абу Ханифа — исламский богослов VIII века, основатель одноименного ханафитского мазхаба, наиболее распространенного среди мусульман-суннитов — прим. ред.). Поэтому на данном этапе Иран имеет мало рычагов влияния на ситуацию, однако же международное сообщество и образованные круги могут осудить данную проблему. Она может также обсуждаться и в интеллектуальной среде Таджикистана, которая все же тяготеет к Ирану. Эта ситуация может привести к скрытому недовольству в данных кругах, где могут также обсуждаться способы ведения цивилизованной борьбы за некоторое уменьшение связей Таджикистана и Саудовской Аравии. Следует сказать, что Таджикистану может быть также нанесен значительный ущерб, поскольку уровень связей с ним Ирана продолжал быть довольно низким. Таджикистану же эти связи могут сулить более значительную выгоду, поскольку Иран уже вкладывал и намерен и далее вкладывать сюда свои инвестиции.
— По вашему мнению, открыты ли еще те дипломатические каналы, с помощью которых ситуацию можно урегулировать?
— Как представляется, в нынешней напряженной ситуации нет необходимости прибегать к каким-либо поспешным шагам, и дипломатические рычаги вполне могут исправить положение. В любом случае в ближайшее время будут предприняты необходимые действия, и нет необходимости об этом беспокоиться. Сейчас положение вовсе не такое, при котором Таджикистан занимает господствующее положение во внешней торговле Ирана, и следовательно, таджикская сторона должна приложить все старания, чтобы урегулировать трудности.
