«Пусть твоя тревога станет моей». Так Эмилия, мать русского пианиста Евгения Кисина, пыталась оградить его от «внешнего мира». И в то же время создала все необходимые условия для того, чтобы невероятный талант ее сына стал достоянием планеты. А раскрылся он, когда мальчику было всего 11 месяцев: родители заметили, как малыш напевал тему фуги ля минор из второй части «Хорошо темперированного клавира» Баха, которую разучивала на фортепиано его старшая сестра Аллочка.
Кисин — одно из самых недавних явлений пианиста-вундеркинда в долгой череде других имен, начало которой положил непревзойденный Вольфганг Амадей Моцарт, писавший симфонии, когда ему еще не было десяти. Если в одиннадцать месяцев Женя напевал, то в два года, по свидетельству близких (Эмилия была учителем фортепиано), уже импровизировал на пианино. В шесть лет мальчик попал к преподавателю Анне Павловне Кантор в музыкальную школу имени Гнесиных в Москве, где родился и жил.
Анна Кантор по сей день является его бессменным учителем. В десять лет Кисин впервые выступил с оркестром, исполнив 20-й концерт Моцарта; в 11-летнем возрасте отыграл свой первый сольный концерт в Москве. А в 1984 году, в возрасте 13 лет, дебютировал в престижном Большом зале Московской консерватории, исполнив два концерта Шопена вместе с оркестром Московской государственной филармонии под руководством Дмитрия Китаенко.
В последующие месяцы в Советском Союзе было выпущено пять записей его живых выступлений. В 1987 году, в возрасте 16 лет, Кисин уже давал концерты в Восточной Европе, Японии, а кульминацией его гастролей стало выступление на Берлинском фестивале в 1988 году, где он играл вместе с «Виртуозами Москвы» Владимира Спивакова — в том же году в декабре он дебютировал с Гербертом фон Караяном на концерте Берлинского филармонического оркестра.
Заключавший контракт только с одной звукозаписывающей компанией Deutsche Grammophon, Кисин оставался для широкой публики своего рода сфинксом. Выдающийся пианист, законный преемник великих русских музыкантов, таких как Рихтер и Гилельс, тщательно скрывал подробности своей личной жизни.
Один из ценителей музыки, уроженец Сан-Паулу и завсегдатай самых известных европейских летних фестивалей классической музыки, рассказал, что Кисин стал «более земным», вырос как человек и «даже обзавелся невестой». Свадьба с Кариной Арзумановой, состоявшаяся 11 марта в Праге, и публикация этого букета личных и творческих откровений завершают нынешний облик пианиста.
В недавно опубликованной автобиографии Кисина «Воспоминания и размышления», которая состоит из трех частей («Детство, молодость и разное»), читатель найдет такие признания пианиста: «говорят, что меня в раннем возрасте заставляли играть на фортепиано. Неправда. Я сам все время рвался к инструменту, хотел играть, импровизировать» или «меня все время спрашивают, кем бы я стал, если бы не выбрал музыкальное поприще: гидом или внештатным журналистом. Эти профессии объединяет то, что они позволяют делиться с другими тем, что самому человеку дорого, важно и интересно». Помимо более близкого знакомства с пианистом еще важнее для нас понять, каким образом исполнительские интерпретации Кисина обретают столь личный, проникновенный характер. Всякий, кто присутствовал на его концерте в Сан-Паулу два года назад, осознал, какой риск берет на себя пианист.
Он доводит до предела драматизм Бетховена, подчеркивая и без того разительные контрасты между лиризмом и неистовством, которые сменяют друг друга в его мощном прочтении Appassionata (соната № 23, опус 57), и в то же время держит слушателя в страшном напряжении.
После концерта я долго размышлял о причинах столь необузданной (и именно потому замечательной) версии исполнения. Ответ нашелся в этой книге. В ней Кисин пишет о том, что Бетховен, играя свои сонаты, менял темп в соответствии с музыкальным настроением, это общеизвестный факт. «Но в России, даже среди самых уважаемых музыкантов, по сей день непоколебимо предубеждение, что „венских классиков следует исполнять в одном и том же темпе"».
Из другого отрывка мы узнаем, что музыкант «любит декларировать стихи и прозу. Дома у меня есть записи того, как в три года я читал „Трех медведей" Толстого на разные голоса. Я регулярно провожу поэтические вечера, читаю стихи на русском и идише. На одном из таких вечеров мне довелось участвовать с Жераром Депардье: я читал русские и еврейские стихотворения в оригинале, а он читал их подстрочные переводы на французский». Именно Депардье побудил Кисина заняться декламацией. Любопытно, что Кисин, стоя под душем, не поет, а читает статьи и стихи: «Это мой способ расслабиться».
Одна из таких статей — «Два приветствия колониализму» (Two Cheers for Colonialism), в два раза больше, чем статья, которую вы читаете сейчас, была написана в 2002 году индийским режиссером Динешем Д'Суза. «Он блестяще развенчивает марксистские мифы о том, что Запад возвысился ценой разграбленных колоний и что без западного империализма страны третьего мира могли развиваться быстрее, а население — жить лучше. Д'Суза один за другим уничтожает эти стереотипы, встроенные в сознание, а также в подсознание многих адептов левой политкорректности».
Простим музыканту его политическую наивность. В конце концов «дома взрослые никогда не говорили о политике при детях». О том, что «Сталин был плохим», Кисин узнал только в школе, тогда же научился собирать и разбирать знаменитый автомат Калашникова. Ах, эти универсальные парадоксы репрессивных режимов. Кисин, немного стесняясь, расточает похвалы Хренникову, самому изворотливому «Сарнею» русской музыки советского периода, за то, что тот достал ему ордер на новую квартиру, которая была значительно больше предыдущей (площадью 36 квадратных метров), где вся семья (шесть человек) ютилась на протяжении десятилетий. Подобные жесты «завоевали сердце» вундеркинда.
А ведь это тот самый негодяй Хренников, который в 1948 году помог Жданову подвергнуть репрессиям Шостаковича и Прокофьева; он всегда оставался близок власти, манипулируя струнами музыкальной политики до самой своей смерти в 2007 году в возрасте 94 лет.
Уже на протяжении 20 лет Кисин выходит на сцену с талисманом в кармане. «Сразу же после моего концерта в Карнеги-холл ко мне подошла старшая дочь Артура Рубинштейна Ева и вручила платок с инициалами „А. Р.", сказав: „Вы единственный пианист, чье исполнение напоминает мне отца"».
Кисин носит с собой еще один талисман, которым, к счастью, поделится с нами в сентябре. После 25 лет с Sony Classical пианист возвращается к Deutsche Grammophon и выпускает альбом по своему вкусу: двойной альбом, посвященный Бетховену, с записями только живых выступлений на концертах по всей планете.
В репертуаре, разумеется, Appassionata (Амстердам, 2016), а также четыре другие наиболее известные сонаты композитора: Лунная, опус 27, № 2 (Нью-Йорк, 2012), Прощальная, опус 81, № 26 (Вена, 2006), опус 2, №. 3 (Сеул, 2006), 32 вариации на оригинальную тему (Монпелье, 2007) и соната-завещание, опус 111, №. 32 (фестиваль в Вербье, 2013).
