Игра престолов: Семья прежде всего, Америка прежде всего

На протяжении семи лет зрители по всему миру неотрывно следят за действием сериала «Игра престолов». Интервью с киноведом Керстин Штуттергейм (Kerstin Stutterheim) о феномене этого телесериала и причинах такого успеха.

Neue Zürcher Zeitung: Госпожа Штуттергейм, почему именно сериал «Игра престолов» вызвал ваш исследовательский интерес?

Керстин Штуттергейм: Лично меня привлекло то, насколько потрясающе хорошо построено повествование «Игры престолов». Сериал возвращает телевизионную эстетику, которая была определяющей в течение последних 50 лет, назад к кинематографической форме повествования. Здесь не все подчинено диалогу, нужно внимательно смотреть, чтобы понять, о чем идет речь. Это в свою очередь означает, что все участники создания сериала взаимодействуют согласованно и ансамбль актеров вносит такой же вклад, как и сценаристы или сценография. Поэтому в данном случае так интересна совместная работа.

— Как раз закончился седьмой сезон, который привлек еще больше зрителей по всему миру, чем предыдущие. Чем вызван такой успех?

— Этот сериал обращается не только к своим преданным поклонникам, он ориентирован на все поколения и разные группы интересов. Здесь есть широкая группа центральных персонажей, и поэтому разнообразнейшие главные герои, которым могут симпатизировать многие зрители.

— Уже семь лет в сериале рассматриваются темы власти, силы и насилия. В чем «Игра престолов» соответствует духу времени?

— Как в Америку Трампа вписывается этот Джон Сноу, морально положительный персонаж, к которому, кажется, теперь все сводится, как к наследнику трона Семи Королевств?

— В Джоне есть многое от классических героев вестернов. Верно, что он абсолютное олицетворение нравственного добра. Но он также принадлежит системе, которая принимает насилие, как часть повседневной жизни. На протяжении всего сериала Джон остается превосходным фехтовальщиком на мечах. Он, как герой вестерна, который идет на риск в суровой местности, он идет туда, потому что может силой ответить на насилие. Он может добиться победы нравственного добра, потому что владеет военным искусством. Таким образом, он типичный представитель американской культурной истории. Белый завоеватель, готовый на все ради семьи и благополучия его социальной группы. Теперь Джон, бастард, описывается так, что его социальная группа охватывает больше, чем традицию, он получил очень современные черты, которые решительно отличают его от Дональда Трампа. Но сериал начался значительно раньше (смеется).

— Почему почти во всех известных американских сериалах речь в основном идет о семье — «Даллас», «Клан Сопрано», «Во все тяжкие», «Американцы», «Озарк», «Игра престолов»?

— Это берет свои истоки со времен колонизации Америки: защита своей семьи относится к самоидентификации и культурной памяти. Поэтому мы встречаемся с этой темой почти во всех американских фильмах, не только в новых сериалах. Возьмем, например, фильм «Крепкий орешек», герой делает все для спасения семьи.

— Но сериал получил поклонников и далеко за пределами Америки.

— Возможно, американские сериалы так интересны многим именно потому, что здесь показывается принципиальное отличие от самоопределения в Европе. Речь идет о чем-то отличающемся от того, что обычно наполняет нашу жизнь, а именно: семья прежде всего, Америка прежде всего, и лишь потом весь остальной мир. В Европе, напротив, со времен эпохи Просвещения индивидуум имеет свободу быть независимым в обществе, даже вне семьи. Уже греческие произведения рассказывают о том, что невозможно будущее, в котором семья находится на первом плане, его обеспечивает сплоченность социальных групп, что в нашем случае означает, что государство оказывается наравне, если не важнее семьи. Американские фильмы так притягательны потому, что они по-прежнему ставят такую древнюю тему, как семья, превыше всего.

— Почему действие такого сериала, который ориентируется на семью, как на американское центральное звено, перенесли в фантастическое европейское средневековье?

— Я тоже задавалась этим вопросом. Жанр фэнтэзи притягателен, а в Европе просто больше замков, чем в США: возможно, местоположение в этом жанре — часть пиара. Центральная Европа, а особенно фантастическая Англия или остров, на котором мы находимся, имеют так много отсылок к Шекспиру, ведьмам и всяким причудливым магическим вещам. И я думаю, что это одна из причин, почему действие происходит в вымышленном Соединенном Королевстве. Кроме того, британский остров страдал от ужасных войн с раннего до позднего средневековья, это историческая подоплека, которую использовали создатели сериала.

— Ассоциации с Шекспиром вызывают и многие британские актеры и их язык.

— Да, по произношению можно сразу сделать классификацию. Конечно, это очень полезно в плане темпа повествования, когда без слов рассказывается о кастинге, костюмах, визуальном оформлении места действия. Это очень мудрое, толковое оформление и в визуальном плане отличается от общепринятой телепродукции, которая тратит время на то, чтобы произнести то, что можно было бы на самом деле просто увидеть.

— «Игру престолов» часто критиковали за обилие насилия и секса.

— Насилие и секс снова отсылают к старым американским основополагающим понятиям, говорящим, что согрешивший понесет за это наказание. Здесь это приводит к тому, что все персонажи, которые вовлечены в гомосексуальные отношения или лишь мечтают об этом, относительно быстро погибают, потому что это недопустимо. А насилие здесь вполне закономерный инструмент осуществления мужской власти в контексте войн или иерархий. К тому же относительно чрезмерное количество секса и насилия — своего рода фирменный знак частного платного канала HBO, этим он отличается от общественных американских каналов, у которых более строгие установки по этой тематике, кстати, даже более строгие, чем на немецком общественном телевидении. Границы с порнографией в «Игре престолов» размываются, потому что сексуальные сцены очень искусно интегрированы в действие. Например, важные отрывки диалогов вплетаются в сцены непосредственно до или после секса. Сцены с насилием также, прежде всего, служат удержанию мужской власти. Такое решение для этого эстетического выражения, конечно, отражает представление об иерархии, то есть признание и утверждение патриархального общества. Я снимаю шляпу перед качеством этого сериала, хотя и не в восторге от такой консервативной установки.

— Вы упрекаете сериал в ослаблении женских персонажей. Можно ли в действительности так сказать о Сансе, Арье и Бриенне, которые постоянно продолжают свое развитие?

— Актрисы замечательные, им отведено много игрового времени на экране. Но если мы вернемся к теме иерархии и структур власти, Арья и Санса (больше, чем Бриенне) зависимы от патриархальных основополагающих структур, в которых строится повествование. Постоянно появляются эпизоды, в которых женщинам необходимо разрешение на то, чтобы сделать что-то. При этом речь идет о вопросе, кто в конечном счете настоящий лидер, а кто выполняет побочную роль.

— Вы не считаете возможным, что персонажи двух сестер получат дальнейшее развитие?

— Вполне возможно, что Санса станет леди Винтерфелл.

— Тогда бы она стала наследницей Нэда Старка и, возможно, могла бы даже стать королевой Севера.

— Да, но совершено точно, что она не станет королевой Семи Королевств. Было приложено столько драматургических усилий, чтобы сделать Джона тем, кем он сейчас является, что я не верю, что от этого откажутся.

— С грядущим восьмым сезоном сериал закончится. Как вы оцениваете в целом его значение для истории телесериалов?

— Я думаю, что «Игра престолов» многое изменил за эти годы, в том числе и повлиял на другие проекты, сегодня киноэстетика начала переноситься на телевизионную продукцию. Эту тенденцию развития явно подтолкнули создатели «Игры престолов». Уже в первых сериях постановщики ориентировались на большое кино и глубокие традиции повествования, и, конечно, на Шекспира.

— В этот раз последний сезон выйдет не в течение года, как раньше, а только в 2019 году. Можно предположить, что писатель Джордж Мартин (George R. R. Martin) еще только готовится представить свою последнюю книгу, или сериал стал окончательно самостоятельным?

— Уайсс (Weiss) и Бениофф (Benioff) с самого начала совершенно иначе распределили линии повествования, вся форма повествования отличается от романов; драматургия опирается больше на Шекспира. Поэтому я не думаю, что они ждут выхода романа, скорее, это связано с дорогостоящим производством. Тем более что создатели сами поднимали планку все выше от сезона к сезону. Я думаю, что съемки последней битвы обошлись очень дорого. Для съемки остались зимние месяцы, а цифровая обработка несомненно тоже требует больших затрат.

— В седьмом сезоне был наведен относительный порядок, были определены позиции альянсов. Как вы думаете, что будет в восьмом сезоне?

— Ключевым вопросом в духе аналитической драмы был бы: что случится с Джоном, когда он узнает, что он настоящий наследник престола, и что изменится в его отношениях с Дейнерис?

— В своей книге вы исходите из того, что Джон в седьмом сезоне узнает правду о своем происхождении, чего не случилось.

— (Смеется). Итак, мы вплотную подошли к этому, и теперь это гарантирует, что мы все-таки посмотрим и восьмой сезон. Кроме того, вопрос в том, удастся ли Джону и Дейнерис вовремя попасть в Винтерфелл. В конце будет признан король Семи Королевств вместе с королевой, выступающей на его стороне; остальные дома будут распределены, среди кого, теперь большой вопрос. В этом сериале замечательно то, что здесь есть несколько сквозных непрерывных линий повествования, вокруг которых можно развивать сюжет. Опять же, за пределами популярного телеповествования скрывается много неожиданностей, потому что, как и у Шекспира, персонажи могут сменять друг друга, если их принципиальные позиции близки.