С самого начала межвоенного периода отношения между властью ІІ Речи Посполитой и православной церковью были, мягко говоря, не очень дружескими.
Польская власть рассматривала православие как одно из препятствий к ассимиляции украинцев и пыталась подчинить эту церковь себе, а при возможности — и ликвидировать. Кампания, получившая название «ревиндикации» (с польского — «возврат имущества»), достигла своего апогея в конце 1930-х гг., когда на Холмщине, Южном Подляшье и в пограничных районах Волыни начали разрушать православные храмы и принудительно обращать православных в католичество…
Одним из результатов ассимиляторской политики Варшавы (как и жестоких «пацификаций» в начале 1930-х годов) стало окончательное отчуждение украинцев от Польского государства. Ярослав Грицак писал: «Вместо того, чтобы найти общий язык с украинцами, наглядно демонстрируя преимущества демократии и побуждать их к активной творческой роли в государственной жизни, польское правительство постоянно применяло репрессии». По мнению многих украинских исследователей причины кровавого противостояния украинцев и поляков на Волыни в 1943-1944 годах надо искать, в первую очередь, именно в этих акциях правительственных кругов II Речи Посполитой в 1930-е годы. Польский публицист Збигнев Залусский писал: «Никогда межвоенная Польша не была интегрированной страной. Всегда в ней была Польша «А» и Польша «Б».
Два подхода
В начале 1920-х годов православное духовенство на западноукраинских землях в составе Польши оказалось под двойным давлением. С одной стороны, пророссийски настроенные иерархи вызывали подозрение у государственной власти, воспринимавшей их как потенциальную «пятую колонну» (первые послевоенные годы православная церковь на тех землях находилась в подчинении Московского патриархата). С другой — в среде самих верующих началось движение за украинизацию православной церкви — введение богослужений на украинском языке, допуск мирян к участию в управлении церковью и т.п. Сначала польская власть поддерживала такие требования, поскольку это давало ей возможность держать под контролем пророссийскую церковную верхушку и отвлекать украинцев от политической борьбы. В частности, такое отношение было характерно для Волыни, где в 1928 г. воеводой стал бывший соратник Симона Петлюры Генрик Юзевский. Благодаря его содействию движение за украинизацию православной церкви достигло определенных успехов: по состоянию на ноябрь 1935 года в 423 из 678 приходов богослужения полностью или частично проводилось на украинском языке, а в октябре 1934-го Волынская консистория признала украинский как язык епархиального управления.
На Холмщине и Южном Подляшье, наоборот, доминировала ликвидационная тенденция — власть пыталась ограничивать количество православных храмов и не допускать открытия новых. Кроме того, члены правительства закрывали глаза на претензии римо-католической церкви, которая под лозунгом возврата бывших униатских храмов пыталась укрепить свои позиции в регионе. До конца 1930 г. в восточных повятах Люблинского воеводства, по данным статистики правительства воеводства, которую приводит исследователь Григорий Куприянович, стали костелами 144 православных храма, из которых 122 перешли в подчинение римо-католической церкви «в результате стихийной ревиндикации, осуществленной римско-католическим населением или духовенством». А в 1929-м польская власть попыталась провести акцию разрушения «лишних» православных церквей. Планировалось уничтожить 97 храмов, но из-за сопротивления населения, духовенства и украинских парламентариев было разрушено лишь 23.
Операция «Полонизация»
Во второй половине 1930-х гг., после смерти польского диктатора Юзефа Пилсудского, государственная политика в отношении православия стала еще более радикальной. В конце 1935 г. в Варшаве был создан комитет по делам национальностей, который объявил курс на полонизацию православной церкви. Первым его актом стало постановление Синода Православной церкви в Польше, принятое 17 октября 1936 года, утвердившее перевод отдельных литургий на польский язык. Следующим шагом стало решение польской власти о закрытии Государственной духовной православной семинарии в Кременце — единственного на Волыни заведения для подготовки православных священников. Вместе с тем планировалось открыть государственный теологический лицей в Варшаве. Эти шаги вызвали возмущение среди украинцев, но сторонники начатой политики внимания на протесты не обращали.
Активное участие в кампании ревиндикации приняли польские военные. В июле 1936 г. министр военных дел Польши Тадеуш Каспжицкий во время выступления на совещании высшего командного состава заявил, что Польское государство должно стремиться «к подчинению отдельных конфессий ассимилирующему влиянию польской культуры», и особое внимание обратил на «славянское меньшинство». Вскоре военные перешли от слов к делу. В декабре того же года на землях Люблинского и Волынского воеводств создали Координационный комитет во главе с генералом Мечиславом Сморавинским, задачей которого стало проведение кампании по «обращению» православных в католическую веру. Решения комитета были обязательны для местных органов власти.
В конце 1937-го ревиндикационная кампания на Волыни перешла в «горячую» фазу. Она затронула в основном пограничные районы, где «миссионерской» деятельностью занимались подразделения Корпуса охраны пограничья (КОП). Они всячески препятствовали православному духовенству, о чем сообщал в обращении от 10 июля 1938 года к главе Совета министров Речи Посполитой посол (депутат) сейма Степан Скрипник: «Як багатий фактами приклад подібного відношення місцевих влад може бути село Козачки Кремянецького повіту. Парох Козачків — Осників уже не раз був арештований і відпроваджуваний, немов якийсь злочинець, під багнетами до віддаленої на 6 км стражниці. Православний благочинний (декан) лановецького деканату не дістає дозволу на відвідини десяти підлеглих йому парохій. Парох Сурожу — Ходаків має перешкоди при викладах науки православної релігії в школі в Ходакові. Так, напр., 25 травня ц.р. патруля КОПу не впустила його до школи, заявляючи, що має наказ не допускати православного законовчителя до школи». Посол сообщал и о запрете проводить ночные богослужения, что является традицией Православной церкви — например, во время Страстной недели или Пасхи. При этом служащим КОПа устраивать ночные гулянки никто не запрещал.
Новые «крестоносцы»
На Холмщине и Южном Подляшье ситуация была еще более критической. Здесь акцией руководил представитель упомянутого выше комитета генерал Брунон Ольбрихт. 26 октября 1937 года он издал директивы, которыми должны были руководствоваться военные во время проведения ревиндикации. Согласно документу, местное население делилось на три группы: «равнодушные к православной церкви», которых можно убедить перейти в католическую веру; убежденные православные, которые не были сознательными украинцами; «национально сознательные украинцы». К каждой из этих групп должны были применяться различные методы (обращение в католицизм, полонизация православного богослужения, изолирование сетью польских поселений), но конечной целью акции была полонизация населения, которое объявлялось обрусевшими поляками. Кроме того, документом предполагалась поддержка эмиграции украинского населения. Выполнение задач было расписано на многие годы, а к участию в акции, кроме военных, должны были приобщать римо-католическую церковь, школы, административную власть, а также поляков на местах.
Ревиндикационная кампания в этом регионе началась весной 1938 года. К акции активно готовили польское общественное мнение, размещались статьи в прессе об «украинской опасности», где православную церковь обвиняли и в украинизации, и в русификации. С подачи военных проводились также собрания польских общественных организаций и вече католического населения, где принимали резолюции с требованиями «ликвидировать» закрытые храмы, отстранить православных священников и полонизировать православную церковь. А во время Великого поста и Пасхальных праздников начали закрывать внештатные (те, которые содержало само население) и неофициально действующие храмы. Доходило и до закрытия официально действующих приходов. Закрытые решением власти храмы опечатывали, а священников наказывали за богослужение в них. От православного духовенства требовали вести уроки Закона Божия и провозглашать проповеди на польском языке. Параллельно оказывали давление и на население, которое склоняли переходить в католицизм, грозя даже выселением.
В середине мая на Холмщине и Южном Подляшье началась кампания по разрушению православных храмов, продолжавшаяся на протяжении двух месяцев. Официально объявляли, что власть будет убирать «лишние» храмы, которые якобы разваливаются и стоят в местах, где нет православных. В действительности же слово «лишние» трактовалось довольно широко. Например, в с. Приорске Томашевского уезда в июле 1938-го разрушили действующую церковь, несмотря на сопротивление населения. Вопреки давлению вице-старосты и войта гмины, крестьяне отказались переходить в католицизм и не позволяли разрушить храм. Но администрация решила поступить по-своему. Отряд полиции окружил дома, не выпуская людей на улицу, а рабочие в это время разобрали церковь. Государственный вандализм иногда доходил до абсурда. Так, в обращении посла сейма Степана Барана от 21 июля 1938 года сообщалось, что в городке Савине Холмского уезда по приказу уездного старосты разрушили строящуюся православную церковь, которая весной этого же года была отремонтирована, в частности и на средства… из государственных фондов.
Читая в книге Григория Куприяновича «1938. Акція руйнування православних церков на Холмщині та Південному Підляшші» воспоминания о разрушении православных церквей, удивляешься тому, насколько эта акция напоминала антирелигиозную кампанию по другую сторону Збруча. Вот, например, как разрушали храм в с. Межлесье Бельского уезда: «Ранком, о 7 год. на 8 тягарових автах у село приїхали поліцаї та робітники-поляки. Поліція почала гумовими кийками розганяти народ й густо оточила церкву. Війт почав шукати священика, який сховався у сусідньому селі. Робітники почали здирати дах, ламати й викидати з церкви образи та іконостас. Біля 12 год. звалили велику баню, потім почали пилками розрізувати зверху донизу стіни церкви й розтягати їх мотузками. Біля 3 год. вночі, скінчивши свою каїнову працю, поліція й робітники від'їхали». Достаточно немного отредактировать текст — и его ничем не отличишь от описания разрушения храма комсомольскими активистами где-нибудь на Киевщине…
Ревиндикационная кампания вызвала негодование среди широких кругов украинского населения. В Варшаву присылали многочисленные обращения с протестами против разрушения церквей — и обычные прихожане, и духовенство. В начале июля 1938 года чрезвычайный съезд православного духовенства Холмщины принял обращение к властям с требованиями прекратить антиправославную пропаганду и разрушение церквей, оставить выдворенных администрацией священников, созвать Собор Православной церкви, юридически урегулировать отношения между государством и церковью и разрешить возглашать проповеди в храмах и проводить уроки Закона Божия в школах на родном языке. 16 июля 1938 г. в Варшаве собрался Собор епископов Автокефальной Православной церкви в Польше. Его участники обратились к власти с меморандумом, в котором выразили сожаление по поводу кампании, а также приняли послание к верующим, в котором призвали к трехдневному посту в связи с трагическими событиями на Холмщине и Подляшье. Но по адресу послание дошло не везде: документ конфисковала власть, а священников, которые пытались зачитывать его в церквях, наказывали.
Ревиндикацией возмущались не только православные. Вышеупомянутый Степан Баран, который был греко-католиком и послом сейма от Галичины, прислал главе Кабинета министров два обращения в июле 1938 года, поддержав таким образом аналогичные обращения послов и сенаторов от Волыни. В августе с гневным посланием выступил митрополит Украинской греко-католической церкви Андрей Шептицкий. Этот документ власть также конфисковала. Правительство всячески пыталось ограничить публикацию каких-либо материалов о ревиндикационной кампании в прессе, издав даже специальное распоряжение, где критика правительства «в этом деле» признавалась недопустимой. Впрочем, оппозиционные издания все равно критиковали кампанию. И не только украинские. Так, в виленском (вильнюском) «Слове» консервативный публицист Станислав Цат-Мацкевич отмечал: «Мудрый столяр не делает мебель из мокрых досок. В делах национальной, религиозной ассимиляции надо уметь ждать. Никого не обращают методом разрушения храмов». С протестами против кампании выступали и представители польской интеллигенции. Даже римо-католическое духовенство не всегда хотело сотрудничать с властями, понимая, что это ударит по репутации церкви, а после окончания акции открещивалось от нее, заявив, что она не была согласована правительством с Католической церковью. На Волыни, где кампания хотя и не успела принять такие масштабы, но все равно осуществлялась, с открытым протестом выступил сам воевода Генрик Юзевский, назвав ревиндикацию «покушением на Польшу», за что поплатился своей должностью.
Несмотря на попытки власти ограничить утечку информации, о кампании все же узнали за границей. Статьи о ревиндикации появились в иностранной печати. Против нее выступили православные сообщества в разных странах, причем не только украинские и российские. А украинская диаспора за океаном провела в сентябре 1938 года два веча: в Виннипеге и Нью-Йорке.
Виды на будущее
Впрочем, на польскую власть подобные демарши повлияли мало. Хотя разрушение церквей и было постепенно прекращено (в итоге на Холмщине и Южном Подляшье перестали существовать 127 храмов), притеснения православных продолжались и в дальнейшем. В июле 1938-го государственная администрация усилила давление на священников, требуя провозглашать проповеди на польском языке. Исполнение этого распоряжения контролировала полиция. Также с Холмщины и Подляшья продолжали убирать внештатных священников, наказывая их за ослушание арестами и штрафами. Параллельно администрация оказывала давление на православных прихожан, склоняя их к переходу в католицизм. Тех, кто не соглашался менять веру, могли уволить с работы, отобрать концессию, исключить из очереди на парцелляцию (распределение земельных участков во время аграрной реформы). По официальным данным, приведенных Г. Куприяновичем, такое давление испытало около 10% православного населения Холмщины. В феврале 1939 года люблинское воеводское правительство организовало так называемую национальную конференцию, на которой утвердили программу поддержки национально-религиозной политики государства. Холмщину и Южное Подляшье ожидала дальнейшая полонизация, причем путем не только ассимиляции украинцев, но и увеличения доли поляков. Похожий документ приняли и по Волыни по инициативе местного воеводы.
Но уже в сентябре 1939 года началась Вторая мировая война, и польскому правительству было уже не до «восточных кресов». А на Волыни появились новые «освободители», чью тяжелую руку почувствовали и поляки, и украинцы…
