Der Tagesspiegel: Госпожа Синдеева, Вам была присуждена в четверг в Потсдаме премия M100 Award за защиту свободы печати в России.
Наталья Синдеева: Я вовсе на ощущаю себя защитницей свободы прессы. Когда мы семь лет тому назад основали наш телеканал «Дождь», то мы о таком вообще не думали. Мы были и являемся независимой журналистской платформой. Но если Вы теперь спросите, существует ли в России еще свободное слово, то я вынуждена признать: да, оно существует, поскольку есть мы.
— Так просто?
— Ни в коем случае. Когда мы со временем стали больше и более влиятельными, тогда начались наши проблемы. В 2013 и 2014 годах мы приобрели довольно большое влияние. Власти думали сначала, что мы лишь маленький московский канал. Когда мы начали вести вещание в регионах, то они прижали нас: они выбросили нас из кабельного телевидения, так что мы остались только в интернете. Они позвонили нашим партнерам по рекламе и опорочили нас. Прямой цензуры нет. Но она в этом и не нуждается.
— Что Вы имеете в виду?
— Намного эффективнее работают налоговые органы. У нас есть крылатое выражение: параграф всегда найдется.
— И как Вы живете с этой угрозой?
— Мы пытаемся не думать об этом. Если ты постоянно думаешь только о том, какие последствия имеет то или иное, то ты не сможешь больше работать. Однако мы не можем всегда думать только о самом плохом сценарии. Мы должны работать согласно нашей журналистской этике — и на основе российских законов о средствах массовой информации. А я, как владелица и директор канала, должна защищать своих людей, чтобы власти не нашли никаких предлогов для вмешательства.
— Не боитесь ли Вы, что все же еще раз натолкнетесь на эти препятствия?
— Конечно.
Канал выживает из месяца в месяц
— Как Вы финансируете свою работу?
— Стартовым капиталом послужило наше семейное имущество. Вначале мы вполне хорошо зарабатывали. Но это уже давно закончилось, ничего не осталось и от семейного имущества. Нам пришлось наполовину сократить редакцию. Мы не делаем больше передач о спорте и о культуре. Осталось только основное: новости, интервью, политические передачи. Почти все это — прямой эфир, потому что это дешевле. «Дождь» живет за счет абонентов — а на 15% еще от рекламы и от продажи наших аналитических материалов. А от НПО мы практически не можем брать денег. Если они получают деньги из-за границы и тем самым помогают нам, то и мы по российскому закону являемся «иностранными агентами». Мы можем как-то жить. От месяца до месяца.
— Мы живет во времена «фейковых новостей». Не боитесь ли Вы, что Вы клюнете на ложь, которая будет Вам целенаправленно подброшена в качестве провокации, чтобы использовать ее против телеканала «Дождь»?
— Конечно, такое с нами уже бывало. Мы извинились. Больше ничего еще не произошло. Но еще может.
— «Дождь» является одним из немногих медийных голосов оппозиции в России…
— … это стереотип, который нам приписывают. Мне это не нравится, это просто не соответствует действительности.
Это не платформа оппозиции
— А как бы Вы тогда охарактеризовали Ваш канал?
— Мы не можем быть платформой оппозиции, потому что мы не партия. Мы — не Первый канал, просто с другой стороны. Но, конечно, верно то, что сказал Вацлав Гавел: Если в стране правит ложь, то любая правда является оппозицией. Эмоционально мы в России на стороне либералов. Я признаю это. Некоторое короткое время мы действительно были партией: когда зимой 2011-2012 годов мы сообщали о протестах против фальсификации выборов, то мы тоже носили опознавательные знаки оппозиции — белую ленточку на отвороте. Но затем мы приняли решение: мы являемся независимым органом СМИ. Мы — не группа поддержки Алексея Навального лишь потому, что он против Путина. Мы и его также критикуем.
— В марте следующего года вновь состоятся президентские выборы. Чего Вы ожидаете?
— Если Путин будет вновь баллотироваться, о чем он еще четко не заявил, тогда вообще ничего не изменится.
