Конкуренция с интернетом привела к закрытию небольших местных газет в глубинной Америке. От этого выиграли крупные газеты в мегаполисах. Но жители мегаполисов традиционно исповедуют либеральные ценности и поддерживают демократов. На этот запрос пресса больших городов и ориентируется. Ей нет дела ни до политических предпочтений, ни до проблем консервативной глубинной Америки. Отсюда и феномен Трампа, и исторически рекордное недоверие американского общества к собственным СМИ.
Еще лет тридцать назад американская пресса могла служить образцом объективной и достоверной подачи информации, примером высочайших профессиональных стандартов. Но не сегодня. В наши дни многие основные СМИ, даже лучшие из лучших, даже такое некогда респектабельное издание, как газета The New York Times, порой больше напоминают PR-агентство Демократической партии. Если не ее агитлисток. Но почему это произошло с одной из лучших в мире журналистских школ? Не менее интересен и другой вопрос: как пресса Нового Света нашла свое место на мировом журналистском олимпе?
Первый опыт партийности
Неудивительно, что идея периодических печатных изданий, как и многое другое, родилась не в Америке, а по понятным причинам пришла туда вместе с колонистами из Англии. С первого номера газеты и журналы издавались в Англии частными лицами, что неминуемо вело к напряженным отношениям с властями. На протяжении всего XVII века молодая английская пресса с переменным успехом боролась за свою независимость. Ее главным оружием была сатира. Эта традиция перекочевала и в Новый Свет.
Первое американское издание, похожее на газету, появилось в Бостоне (колония Массачусетс) в 1721 году. Называлось оно «Куранты Новой Англии». Издавал газету Джеймс Франклин, старший брат того самого Бенджамина Франклина, одного из отцов-основателей, чей портрет красуется на стодолларовой купюре. Сатирические памфлеты быстро принесли газете популярность, а вскоре похожие издания стали появляться и в других английских колониях.
Не прошло и нескольких лет, как редакторы первых газет обнаружили, что читателям очень нравится критика местных властей, а власти сообразили, что в ответ могут просто-напросто взять и закрыть распоясавшееся издание. Самое драматичное столкновение властей с прессой произошло в 1736 году в Нью-Йорке, когда разгневанный сатирической публикацией губернатор пытался обвинить в клевете редактора одной из газет Джона Питера Зенгера. Клевета входила в число уголовных преступлений, что могло доставить журналисту серьезные неприятности. Но суд присяжных оправдал Зенгера, ставшего впоследствии признанным героем борьбы за свободу прессы. Так зарождалось напряжение, которое с тех пор постоянно сопутствовало отношениям между властями и журналистами.
Однако настоящей политической силой газеты стали только в преддверии борьбы колоний за независимость от британской короны в последней трети XVIII века. Победившая республика в числе прочих свобод конституционно гарантировала свободу прессы. Несколько десятилетий борьбы первых поколений американских журналистов за независимость от властей в конце концов увенчались успехом.
Между тем газетное дело в народившемся Союзе американских штатов оказалось теснейшим образом связано с их политической жизнью, которая протекала хотя и бурно, но без особого разнообразия. Признанные идеологи молодой республики Александр Гамильтон и Томас Джефферсон в непримиримых спорах о государственном устройстве образовали две столь же непримиримые партии, отражавшие их взгляды. Для продвижения своих взглядов и в борьбе за симпатии избирателей каждая из партий, оспаривавших право на руководство страной, обзавелась собственной прессой.
Именно партийная пресса спустя полвека после обретения независимости стала доминировать в американской журналистике. Редакторы местных газет, по существу, были представителями своих партий. А их газеты представляли собой сборники политических деклараций вперемежку с сообщениями о партийных мероприятиях.
Но времена меняются. К концу XIX столетия многие издатели, среди них — знаменитые Уильям Рэндольф Херст и Джозеф Пулитцер, сумели разглядеть тренд растущего консюмеризма. Они первыми увидели, что реклама дает куда больший доход, чем партийное финансирование. А публика все меньше интересуется политикой, предпочитая спорт и другие новости. Сойдя с рельсов узкопартийной тематики и, соответственно, партийной тенденциозности, они смогли значительно расширить свою аудиторию.
А вот традиция идеологического разделения на издания, примыкающие к либеральной или консервативной мысли, осталась. В разное время эти различия бывали заметны больше или меньше, но они были всегда. Сегодня, например, эти различия находятся в своей высшей фазе, американские СМИ раздирает непримиримый антагонизм. На переднем крае этой борьбы с либеральной стороны стоят The New York Times, Boston Globe, Washington Post, телеканалы СNN, MSNBC. C консервативной — газеты The Wall Street Journal, New York Post, Chicago Tribune, телеканал FOX.
В авангарде
Но и здесь не надо заблуждаться насчет чистоты идеологических взглядов. Вот уже более 30 лет практически весь медийный рынок в Америке (точнее, 90% рынка) разделен между шестью гигантскими корпорациями. Среди них News-Corp, Disney, Time Warner, CBS и другие. Понятно, что главная, если не единственная задача всех шести гигантов — получение прибыли для своих акционеров. Каждая из этих корпораций создает информационный продукт в соответствии со взглядами того сегмента аудитории, который она обслуживает.
Это вроде сшитого на заказ костюма, люди получают именно то, за что они готовы платить. Либералы получают свой либеральный контент, консерваторы — свой консервативный. Это совсем не значит, что руководство этих шести гигантов и входящих в них СМИ непременно исповедует или воплощает либеральные или консервативные идеалы. Как, скажем, директор шоколадной фабрики, производя востребованный продукт, сам может ненавидеть сладкое. Точно так же и информационные гиганты создают продукт, искусно его пакуют и продают публике именно то, что она заказывает, то есть хочет читать, смотреть и слушать.
Именно на этом пути на протяжении последних десятилетий происходило постепенное разрушение профессиональных стандартов в журналистике, которыми американские СМИ славились в 1960-1980-е годы и которые, вне сомнений, можно считать золотым веком американской журналистики.
Это было время, родившее понимание особой миссии прессы как контролера власти. В понятие профессионального долга прочно вошли задачи изобличения случаев произвола и коррупции властей, необходимость говорить о том, что государству хотелось бы скрыть от людей, — о конфликтах интересов, некомпетентных решениях, кумовстве и других неприглядностях. В те годы СМИ достойно представляли интересы общества.
Так, в 1960-е годы пресса сыграла заметную роль в подъеме движения за права человека. Без поддержки прессы едва ли удалось бы организовать столь массовые протесты, в том числе миллионный марш на Вашингтон, едва ли стало бы возможно вовлечь в это движение столь широкий слой белой Америки и добиться демократических реформ, самая важная из которых положила конец сегрегации.
В начале 1970-х опять-таки во многом благодаря прессе была закончена война во Вьетнаме. Вопреки стараниям Пентагона, засекретившего все, что творилось во Вьетнаме, прессе удалось вскрыть завесу секретности и показать обывателю войну во всей ее неприглядности. Шок разоблачений вызвал в Америке гигантскую протестную волну. Одним из самых ярких расследований стал документальный фильм об ужасах вьетнамской войны, снятый Уолтером Кронкайтом, бессменным ведущим вечернего выпуска новостей CBS на протяжении 19 лет, человеком, который пользовался абсолютным доверием американцев.
Благодаря Кронкайту и другим журналистам антивоенные настроения в США достигли таких масштабов, что власти уже не могли их игнорировать. Более того, другим следствием выступления Кронкайта стало решение президента Джонсона отказаться от выдвижения своей кандидатуры на второй президентский срок. Тогда Джонсон сказал свое знаменитое «Коли я потерял Кронкайта, я потерял средний класс американцев».
Немного позже пресса подняла Уотергейтский скандал на такую высоту, что президент Никсон был вынужден досрочно сложить полномочия. В этом смысле журналисты в те времена действительно были четвертой властью. Влияние прессы было чрезвычайно велико, что придавало журналистам чувство особой значимости и одновременно повышенной ответственности за то, о чем они пишут и что говорят.
Так было до середины 1980-х годов, когда на медиарынке за аудиторию боролись 50 крупных корпораций и только 10% рынка входило в сферу влияния информационных гигантов. Острая конкуренция большого числа игроков ориентировала издания не столько на идеологические различия (в те годы СМИ не разбегались далеко от политического центра ни вправо, ни влево), сколько на борьбу за каждого читателя, зрителя, слушателя, к какому бы лагерю они ни принадлежали. Выигрывал тот, кто, перешагнув барьер идеологии, объективным и достоверным освещением завоевывал доверие публики.
Тому же в большой степени способствовало и массовое распространение телевидения. Телевидение — занятие дорогое, на порядок, а то и на два дороже газетного дела. Чтобы получать доход, ему нужна огромная аудитория, которую можно запродать рекламодателям. Уже только по коммерческим соображениям телевидение в те годы не могло позволить себе принять какую-то одну сторону. Поддерживая либералов, оно неизбежно теряло бы зрителей среди консерваторов, и наоборот. Это было время, когда коммерческая эффективность находилась в прямой зависимости от качества работы журналистов. В результате семь из десяти американцев испытывали тогда доверие к СМИ.
Мой опыт работы в Америке пришелся на 1990-е годы. Я имел возможность оценить не только мастерство и профессионализм американских коллег, но также их принципиальность и честность, преданность своему делу. Я ценил их за то, что в этой среде не берут взятки, что журналисты не пишут и не говорят то, во что не верят сами. Хотя уровень доверия прессе был в то время уже несколько ниже, чем в предыдущие два десятилетия, но все же оставался относительно высоким. Тогда массмедиа все еще верили шести из каждых десяти американцев.
Однако механизм профессиональной эрозии уже был запущен. Репутация СМИ падала с каждым годом, а начиная с 2004 стремительно полетела вниз. Сегодня менее трех из каждых десяти американцев верят тому, что пишут газеты и показывает телевизор. Что же произошло с прессой?
Эффект Трампа
Глядя на сегодняшнее состояние американской журналистики, не могу отделаться от образа пепелища когда-то прекрасного дома. Причин у этого бедствия было несколько. Одна из основных — перемены в государственной информационной политике. Так, в 1980-е годы была отвергнута доктрина справедливости, которую Рейган считал противной самой идее капитализма. С того времени правило балансировать одну точку зрения аргументами другой стороны перестало быть обязательным. А это открыло путь однобокому освещению и тенденциозному анализу событий.
Кроме того, со времен президентства Рейгана постоянно расширялся лимит на число СМИ, которыми может владеть одна компания. Шла концентрация медиаресурсов в руках нескольких наиболее сильных медийных групп. По мере их укрупнения росло и влияние каждой из них. Иные из гигантов откровенно использовали свое влияние в идеологических целях. Ярким тому примером может служить появление в империи Мёрдока телекомпании Fox, изначально заточенной на консервативные взгляды и неизменно выступающей в поддержку Республиканской партии.
Но самый мощный удар по традиционным СМИ нанесло развитие новых технологий. Появилось кабельное телевидение, а с ним начался стремительный рост объема телевещания. В этой лавине новых возможностей кабельные каналы стали строить свои бизнес-модели на нишевом принципе. Они ориентировались либо на консервативный, либо на либеральный сегмент аудитории. Этому способствовала и растущая поляризация между двумя ведущими партиями. Политикам от республиканцев и демократов с каждым годом становилось все труднее находить общий язык и принимать согласованные решения. Разобранная по идеологическим углам аудитория все меньше была склонна доверять СМИ из другого лагеря.
Но если бы только это. Во многом и сами журналисты повинны в потере своей репутации. Чего стоят, например, недостоверные статьи о наличии оружия массового поражения в Ираке. Пресса слепо вторила официальным обвинениям, раздувая кампанию против Хусейна, которая привела к военному вторжению США в Ирак.
Другой исторический прокол пришелся на 2016 год, когда незадолго до выборов все основные СМИ радостно объявляли о неминуемой победе Хиллари Клинтон.
Примеров масштабом поменьше — горы. Предвзятость и сомнительная достоверность, как кредиторская задолженность, накапливались на счетах массмедиа. Как печатная пресса, так и электронные СМИ все реже придерживались когда-то жесткого правила бетонной стеной отделять новости от комментариев и аналитики, факты от мнений, что еще больше подрывало доверие к прессе.
В отличие от нас, в Америке нет государственных СМИ, власти не могут владеть или как-то иначе контролировать средства массовой информации. А следовательно, не имеют возможности пытаться манипулировать общественным мнением. Но, как мы видим, это не спасает американские СМИ от потери доверия. Помимо кабельного ТВ, этому способствовал еще один технологический прорыв — появление интернет-ресурсов. Они окончательно сокрушили монополию на информацию традиционных СМИ.
Это привело к потере большой части аудитории, переключившейся на интернет, и, соответственно, к потерям рекламных поступлений, что вынуждало традиционные СМИ сокращать персонал. Так, например, число работников в газете Los Angeles Times с 2001 года сократилось за 15 лет почти в три раза. Сокращение персонала неизбежно сказалось на качестве публикаций. Сегодня стало просто некому проверять ни их орфографию, ни их фактическую точность. А что, как не достоверность информации, определяет доверие аудитории.
Но и это еще не все. Конкуренция с интернетом привела к закрытию большого числа местных газет в сельской местности и небольших городах, то есть в глубинной Америке. От этого выиграли крупные газеты, которые расположены в больших мегаполисах на Западном и Восточном побережье. Но вот что здесь важно: жители мегаполисов, например Лос-Анджелеса, Нью-Йорка, Сан-Франциско, традиционно исповедуют либеральные ценности и поддерживают демократов. На этот запрос пресса больших городов и ориентируется. Ей нет дела ни до политических предпочтений, ни до проблем глубинной Америки. А в своих взглядах эта часть страны как раз склоняется в сторону консервативных ценностей, к поддержке республиканцев, к поддержке Трампа. Стоит ли говорить, что доверие глубинной Америки к либеральным СМИ из мегаполисов стремится к нулю.
Свою роль в потере доверия к СМИ и в упадке их влияния сыграло появление социальных сетей. Из всей массы информации люди склонны отбирать для себя только то, что подкрепляет их убеждения. Сети позволяют любому и каждому, в том числе глупым и некомпетентным, беспрепятственно распространять свои мысли и сомнения относительно текущих событий. И вот здесь начинает работать самонастраивающийся механизм: идеи набирают обороты по мере того, как в интернете образуется улей единомышленников. Пользователи попадают в группы общей политической мысли и уже больше никогда из них не выбираются, у них просто нет шанса посмотреть на мир иначе, столкнуться с альтернативными взглядами.
Появление идеологических кластеров породило убийственный для журналистики соблазн некритичного отношения к информации. Та информация, что отвечает взглядам издания или канала, принимается без должной проверки, а та, что идет вразрез, автоматически отсеивается. Нынешнюю ситуацию хорошо описывают слова редактора одного из изданий: «Не так важно, правдива информация или нет, важно, что она вписывается в наш дискурс».
Примерно в таком состоянии американские СМИ подошли к очередному испытанию — президентским выборам 2016 года. И вот здесь возникает еще один интересный аспект журналистской профессии — взаимоотношения прессы и власти.
В последние год-полтора журналистский корпус стал зол и агрессивен. Он преследует власть в лице своего президента, то и дело норовя, словно свора гончих, схватить его за пятки. А если удастся, то и догнать, завалить и растерзать. Поначалу, когда Трамп только-только появился на политической сцене, пресса не принимала его всерьез. Притязания Трампа на Овальный кабинет выглядели забавным курьезом, вроде появления Жириновского. Но яркие и неполиткорректные эскапады миллиардера, то и дело переходящие в откровенное хамство и пошлость, собирали большую аудиторию.
Образованным и в массе своей тяготеющим к либеральным взглядам журналистам этот самовлюбленный грубиян и циник Трамп был отвратителен. Его этическое и эстетическое непотребство возмущало их до глубины души. Однако, презрительно плюясь и негодуя, СМИ предоставляли ему эфир и газетные полосы — Трамп делал рейтинги. А пресса тем самым делала Трампа.
В своем снобистском угаре журналисты, как и большинство экспертов и политиков, упустили главное — почему Трамп сумел увлечь такое количество американцев. Они приписывали успехи Трампа низкому уровню электората, находили еще с полудюжины других причин, но не уловили, что миллиардер оказался единственным кандидатом, который почувствовал запрос страны на перемены, блистательно этот запрос эксплуатировал и, по сути, стал символом этих перемен.
Слившись в едином порыве с его политическими соперниками — демократами, журналисты копали во все стороны в поисках компромата на Трампа. И конечно, находили достаточно грязи, благо личность клиента давала тому немало оснований. Так начиналась война на поражение Трампа, которая нашла еще более яростное продолжение после его вступления на президентский пост.
Эта война не знает ограничений и правил ведения боя. Непримиримость к Трампу основных СМИ уже стала больше похожа на травлю, чем на критику. Сегодня пресса пускает в ход не просто компромат, но и любые слухи и даже фейки, если это хоть как-то работает против Трампа. Любой его промах или неловкое слово (а Трамп не устает давать к тому поводы) пресса раздувает в очередной скандал, бесконечно тиражируя негатив, который изливают на президента его противники.
Задача формулируется предельно просто — добиться досрочного отстранения Трампа от власти. Поразительно то, что ряд ведущих журналистов открыто признают, что их работа не отвечает никаким журналистским стандартам. Но какие, к черту, стандарты, говорят они, когда речь идет о судьбе страны. А страна, считают они, в опасности.
Спасая, как им представляется, страну, СМИ сейчас объективно работают на создание кризиса. Постоянные атаки на президента парализуют работу руководства страны, втягивая в конфликт и другие ветви власти. СМИ поляризуют людей, все глубже раскалывая Америку на два непримиримо враждебных лагеря. И это уже трудно называть журналистикой. Пропаганда, политический активизм, коммерческая конъюнктура или что-то еще, но только не журналистика.
Следует ли из этого, что на профессиональных стандартах, которыми некогда был славен журналистский корпус Америки, пора ставить крест? Не обязательно. Но, видимо, перемены к лучшему в массмедиа могут прийти только с переменами в политической жизни. А поскольку главным катализатором журналистского кризиса является Дональд Трамп, то буря утихнет либо с его успешным переизбранием на второй срок в 2020 году, либо с его бесславным падением — будь то в результате досрочного отстранения от власти или неудачной попытки переизбрания. В последнем и более вероятном случае просто-напросто исчезнет главный раздражитель прессы и большой части населения. И, напротив, его переизбрание на второй срок будет означать победу его политической линии и мандат доверия народа на управление страной. И вот тут при любом сценарии для американской журналистики, надо думать, наступит момент истины, время разбора полетов, зализывания ран и поиска выхода из сложившегося тупика.
