Попытки испанского правительства подавить референдум о независимости Каталонии при помощи грубой силы вызвал у многих членов Евросоюза множество вопросов, касающихся степени приверженности Испании демократическим нормам — спустя 42 года после смерти фашистского диктатора Франсиско Франко. Премьер-министр Бельгии Шарль Мишель (Charles Michel) выразил мнение представителей Евросоюза, написал в Twitter: «Насилие никогда не должно становиться ответом».
Воинственная позиция Мадрида, порицаемая подавляющим большинством как грубая и постыдная гиперреакция, тем не менее, послужила весьма противоречивым сигналом для потенциальных сепаратистов по всему Евросоюзу. Суть его заключается в том, что мирные кампании, проводимые в соответствии с прописанным в Уставе ООН универсальным правом на самоопределение, кампании, которые исключают насилие и проводятся посредством традиционных политических средств, в конечном итоге обречены на провал. Другими словами, насилие — это единственный ответ. Простите, Шарль.
Премьер-министр Испании Мариано Рахой (Mariano Rajoy) сделал все возможное для того, чтобы предотвратить этот референдум, который суды сочли нелегитимным, однако его призывы и угрозы оказались неубедительными. Именно так и выглядит демократия. Последовавшее за этим решение Рахоя применить физическую силу, чтобы навязать свою волю гражданам, решившим воспользоваться базовым правом, предоставляемым им демократией, стало пугающим напоминанием о прошлом Испании и весьма мрачным предвестником будущего. Это диктатура.
Разумеется, никто на самом деле не верит в то, что стремление Каталонии к независимости угаснет после воскресных кровавых столкновений, в результате которых сотни людей получили травмы. Вероятно, действия Рахоя наоборот перевели эту кампанию в новую, более радикальную фазу, возможно, подготовив почву для новых столкновений, встречного насилия и начала подобных протестов в других частях страны, к примеру, в экономически обделенном регионе Галисия.
В Стране Басков, где сепаратисты ЭТА вели длительную террористическую кампанию, в результате которой 800 человек погибло и тысячи были ранены, мечта о независимости оказалась под угрозой, но о ней не забыли. Опасность заключается в том, что новое поколение более молодых басков, которые убеждены в том, что Мадрид забыл о них, и которых возмущает то, что произошло в Барселоне, возможно, захотят пересмотреть решение ЭТА о бессрочном перемирии и разоружении, принятое в 2010 году.
Цепная реакция после попыток правительства подавить референдум в Каталонии может выйти за пределы Испании. В определенный момент в прошлом организация ЭТА тайно поддерживала связь с Ирландской республиканской армией (ИРА) в период острого конфликта в Северной Ирландии. Тогда эти две группировки активно делились опытом друг с другом. Белфаст, как и Бильбао, является еще одним местом, где несогласное меньшинство тоже не испытывает особого восторга от таких мер, как деволюция, ограниченная автономия и распределение полномочий. Маргинальные группировки, такие как новая ИРА, совершившая несколько терактов с 2012 года, находят оправдание своим действиям в насилии со стороны государства.
Сходства между Каталонией и другими предполагаемыми очагами сепаратизма в Европе, возможно, преувеличены. «Лига Севера» имеет довольно значительное влияние в некоторых частях севера Италии, но она не настаивает на независимости всерьез. То же самое можно сказать о консервативных националистах Баварии на юге Германии и Тироля, чье недовольство часто находило выход посредством Христианско-социального союза — «сестринскую» партию правящего Христианско-демократического союза Ангелы Меркель. Более близким примером для сравнения может послужить Шотландская национальная партия.
Однако с каталонскими националистами все эти группы объединяет их неприязнь по отношению к централизованной власти государства. Прежде результаты многих опросов показывали, что большинство каталонцев не поддерживают независимость от Мадрида. Но, как и в Шотландии, большинство, очевидно, сомневается в легитимности далекого центрального правительства, которое говорит на другом языке, прибегает к политическому диктату, вводит несправедливые налоги и отдает меньше, чем забирает.
Попытка Рахоя и его министров представить движение за независимость Каталонии как часть более масштабного и начавшегося недавно подъема в странах Европы правого национализма, ксенофобии и популизма, была откровенной клеветой. Многие каталонцы не верят правительству в Мадриде. Но это вовсе не значит, что они отказываются от таких ценностей, как терпимость и инклюзивность. Любой, кто побывал в Барселоне, скажет, что все как раз наоборот.
Однако различия могут размываться. Такие политики, как новый лидер «Лиги Севера» Маттео Сальвини (Matteo Salvini), с радостью пользуются недоверием и разочарованностью избирателей в центральном правительстве, чтобы продвинуть свои антииммигрантские, исламофобские и националистически-популистские программы. Во Франции ключевым посланием «Национального фронта» на президентских выборах была идея о том, что государство лишилось дееспособности. Именно это стало основой противоречивой политической программы этой партии на выборах.
В прошлом году Партия независимости Соединенного Королевства Найджела Фараджа (Nigel Farage) сделала нечто подобное в Великобритании, сыграв на недоверии к «политической элите», чтобы мобилизовать поддержку Брексита. На сентябрьских выборах в Германии ультраправая партия «Альтернатива для Германии» всерьез поколебала позиции двух ведущих партий, чей рейтинг упал до рекордно низкого уровня. Успех «Альтернативы для Германии» стал проявлением не столько принятия принципов неофашизма, сколько стремлением отказаться от сложившегося статус-кво.
Если рассматривать восстания в Каталонии в этом более широком контексте, они являются проявлением хаотичного, общеевропейского, многоуровневого разрушения авторитета и легитимности традиционного, всесильного, единообразного национального государства, а также постепенной утраты контроля основными левоцентристскими и правоцентристскими партиями. Храбрые избиратели Каталонии встали в авангарде нового движения к такой Европе, в которой идентичность будет пересматриваться радикальным образом. Если лидеры и правительства, подобно правительству Рахоя, будут упорствовать и отказываться проявлять гибкость, они рискуют лишиться своих позиций.