Для тех, кто когда-либо пережил ситуацию отделения одного государства от другого, даже если это стало последствием распада империй, нет ничего страшнее. В жизни я слишком часто становился свидетелем сепаратистской политики, чтобы испытывать оптимизм на ее счет и оправдывать хоть какую-нибудь из них.
Определяющим и наиболее сильно меня затронувшим эпизодом стало разделение Восточного и Западного Пакистана в 1971 году. Оно вылилось в кровавую гражданскую войну и вторжение Индии в Восточный Пакистан, в то время как Западный потерпел унизительное поражение, закончившееся созданием государства Бангладеш. Это был переломный момент в истории Южной Азии.
Обе части Пакистана оказались в равной мере затронуты падением колониального владычества Великобритании в 1947 году, и, безусловно, было нелепо поддерживать ситуацию, когда две части одной нации разделены индийской территорией протяженностью 1 600 километров. Тем не менее, за 24 года совместного существования что-то было создано, и разрушение этого чего-то вызвало такую глубокую эмоциональную травму, что ни одна из сторон до сих пор не сумела набраться храбрости ни на то, чтобы извиниться перед другой за принесенные с собой смерть и хаос, ни воздвигнуть монументы, чтобы почтить память павших, ни наладить нормальные отношения. Бангладеш предъявляет длинный список жалоб Пакистану, и эти страны практически не имеют связей. Сегодня, 46 лет спустя, по обе стороны продолжает бушевать ненависть, ярость и несдержанность, которые не рассеются сами собой и не позволят двум государствам одного региона установить нейтральные отношения.
Вторым разделением, которому я был непосредственным свидетелем, стал распад Советского Союза. Он был воспринят с ликованием в Прибалтике и в других бывших советских республиках, но с ужасом в пяти центрально-азиатских, лидеры которых решительно не знали, как руководить своими теперь уже независимыми государствами. Они хотели остаться с Россией, хотели, чтобы их не заставляли выходить из Союза, к которому они прикипели с 1917 года. Миллионы русских и представителей других национальностей, проживавших в республиках, были вынуждены покинуть свои дома. Собрать свои пожитки и уехать после того, как несколько поколений выросли вдали от некогда родных мест, по принуждению, без средств к существованию, без семей и друзей, было невероятно тяжело. Мифическая Родина-мать не всегда принимает своих детей с распростертыми объятиями.
Но националистические и патриотические настроения восторжествовали, хотя афганцы существуют как нация всего 250 лет. Кто бы мог сказать, что они, изможденные десятилетиями войны, которая стоила миллиона жизней и тотального разрушения страны — как это сейчас происходит в Сирии — воспротивятся желанию могущественных держав купить их и будут бороться за свое единство. Из этого страны гораздо более либеральные, процветающие и просвещенные, чем Афганистан, могли бы извлечь для себя важный урок.
