Любая душа жаждет хороших новостей. Особенно осенью, когда за окном дождь и слякоть.
Но приходят плохие. Оказывается, никто нас больше не любит, Европе мы порядком надоели, а нашу столицу считают одной из худших на Земле.
Ну да ладно: любят или не любят, считают волевыми и продвинутыми или жадными и тупыми — это всё эмоции, с которыми можно и поспорить. С фактами сложнее. Особенно когда их выкладывает столь авторитетный источник, как журнал The Economist.
Издается он в Лондоне с 1843 года, и с тех пор лишь однажды проиграл в суде дело о достоверности публикаций (Сингапуру). Репутация журнала не подвергается сомнению, его популярность растет, успехи очевидны: 65 миллионов фунтов стерлингов дохода за прошлый год. К тому же, его откровенно побаиваются: The Economist крушил карьеры президента Всемирного банка Пола Вулфовица, премьера Италии Сильвио Берлускони, президента Аргентины Кристины Фернандес, когда те были еще на коне. Так что киевской власти будет сложно отмахнуться (подумаешь, какой-то там «журнальчик» чего-то там насочинял) от нелестных оценок результатов ее деятельности.
А теперь подробнее. В ежегодном исследовании Киев определили в десятку наименее пригодных для жизни городов — 131-е место из 140, и он оказался в компании со столицами Камеруна, Зимбабве, Пакистана, Алжира, Папуа-Новой Гвинеи, Бангладеш, Ливии, Нигерии и Сирии.
47,8 итоговых очков из ста возможных. Более того, по отдельным показателям (стабильности и развитости инфраструктуры) Киев уступил половине названных городов, и лишь в сфере образования и здравоохранения добился приемлемых результатов. Удивляет и стремительность сдачи прежних позиций: за последние пять лет показатели Киева в рейтинге снизились на 21,4 пункта. Это самое стремительное падение в мире. Даже у пятерки худших по динамике развития дела шли лучше: Дамаск сподобился на минус 16,1, Триполи — на 6,2, Детройт — на 5,7, Москва — на 5,6.
Такие оценки вводят в состояние, даже отдаленно не напоминающее стремление к поиску оправданий. Их нет, и в ближайшее время киевляне вряд ли услышат от городского руководства внятные пояснения причин столь заметного ухудшения дел. Хотя к очередным выборам оно этим, вероятно, озаботится. Народ послушает-послушает да и скажет свое веское слово. Но, боюсь, его нельзя будет напечатать.
Крушение мифов
Киев переживал разные времена с разными правителями, вождями, диктаторами, сатрапами, царями, генеральными секретарями, президентами, косточки которых неизменно перемалывал и благополучно выплевывал. Бывало, приходил в полный упадок и оказывался у гибельной черты, но находил в себе силы снова и снова подниматься с колен, а в периоды благоденствия развиваться и расцветать. Но то было в эру милосердия. Ныне царит эра алчности, и неудивительно, что жадность загнала наш Город на задворки мировой цивилизации.
Существуют вещи, не требующие доказательств. И так ясно, что Солнце восходит на востоке, подброшенный камень падает вниз, а любая киевская высотка — это овеществленный памятник взятке. Любая. И что? Что-нибудь меняется? Если и меняется, то к худшему. В итоге чарующий силуэт города, еще недавно столь славный и совершенный, что первой тройке мира — Мельбурну, Вене, Ванкуверу — браться было некуда, теперь настолько искорежен, испохаблен, стандартизован, что прежнего чисто киевского очарования ему уже не вернуть.
Другой пример. Он касается каждого, потому как не дышать человек не может. В Киеве я живу с 1948 года и могу засвидетельствовать: в середине прошлого века горожане вбирали в свои легкие воздух совершенно иного качества и вкуса. Это был санаторный воздух, который впору было консервировать и продавать на экспорт.
Киевский атмосферный коктейль всегда состоял из трех главенствующих компонентов: ароматов густых хвойных лесов, опоясывающих город полукольцом с севера и северо-запада, воздушных масс над речными просторами и прилетающими с юга потоками, настоянными на степных травах. Увы, хвойные леса вытесняются новостройками и коттеджами, преимущественно построенными на незаконно отведенных землях; освежающие речные бризы улетают туда, где нас нет, а туда, где есть мы, приползают запахи гниющих синезеленых водорослей из рукотворных морей и клубы ОВ в виде выхлопных газов более миллиона автомобилей. Стыдно сказать: плотность вредных веществ, выбрасываемых в атмосферу на один квадратный километр, у нас сегодня в четыре раза больше, чем в Донецке, Харькове, Одессе, да и по всей Украине. Наше неоценимое достояние утрачено — чистое-пречистое стало «ниже допустимой нормы».
Помню, как, приземлившись в Цюрихе, вышел к автобусу и ощутил необычное головокружение. Оказалось, от альпийского воздуха. Он был сродни тому воздуху, который глотнул с детства в родном Киеве.
Как долго мы будем жить, в очень большой, хотя до конца и не выясненной мере, зависит от того, чем мы дышим. А эта субстанция ухудшается. Изо всех загрязнений 80% — «заслуга» автомобилей, каждый из которых за год извергает тонну вредных веществ. Парадокс: на киевскую душу, вроде, их приходится меньше, чем в продвинутых городах, но их присутствия на улицах больше. И это при нашем качестве дорог! Проблема эта многослойная, в которой общая культура города и горожан — центральная ось.
Понятное дело, без транспортных развязок, качественного дорожного покрытия (попробуйте объяснить немцу, что такое «ямковый ремонт» — не поймет), мостов, виадуков и прочего не обойтись, но есть две мегазадачи, решать которые следует незамедлительно. Или решать, или бежать в Грузию, куда прежний мэр уже протоптал дорожку. Первая: существенно ограничить въезд транспорта в исторический центр города (как это сделали в Ванкувере), или превратить его в сплошную автопарковку. Вторая: зверски, решительным образом трансформировать городской транспорт, загнав на городскую свалку все, абсолютно все маршрутки. Можно не на свалку — можно продать по сто (хорошо, по тысяче) гривен за штуку районным центрам.
Когда-то Киев самопровозгласил себя самой зеленой столицей Европы, хотя общая площадь зеленых насаждений составляет 7900 гектаров из 83600 га (хороший показатель, но далеко не «самый»). Отзвуки этого мифа нет-нет, да и прорываются в аллилуйных эпитафиях по нашему Городу. Было, да ушло: островки зелени один за другим исчезают под каменными плитами застроек, город стал каким-то грязным, пыльным, заваленным мусором. В нынешнем году киевляне особенно остро ощутили последствия этого процесса. В условиях необычной жары многие не находили привычных зеленых убежищ, а спасительных дождей выпало вдвое меньше, чем в прошлом году. А вот чего было точно больше, так это обмороков, гипертонических кризов и сердечных приступов.
Главная городская боль
В начале XX века киевские чиновники тоже брали взятки. С утра раннего им с черного хода завозились бочонки с только что набранной днепровской водой. Ее анализы не сохранились, но и так понятно, что чистой, вкусной и без загрязнений. Ныне в анализах недостатка нет, и они бесстрастно фиксируют: состав забираемой из Днепра и Десны воды содержит почти всю таблицу Менделеева, а содержание железа, марганца и меди превышает норму в 18, 57 и 40 раз соответственно. Вода в городе классифицируется как загрязненная и грязная и на 69% не соответствует установленным санитарным нормам.
По мнению академика Владислава Гончарука, водопроводная вода в Киеве вообще не является питьевой и отличается очень плохим качеством (IV и V класс). Если начистоту, это техническая вода, в которой можно только купаться. А в этом киевляне отказывать себе не привыкли. Недаром же ходят в мировых лидерах по расточительности, потребляя на человека 520 литров воды в сутки, в то время как в крупных европейских городах расходуют 80-200 литров. И правильно делают: вода у них вкусная, хорошо очищенная, даже целебная, а у нас из кранов порой течет отрава.
Это не фигура речи, не журналистское преувеличение, а хладнокровное заключение сотрудников Института коллоидной химии и химии воды имени А. Думанского НАН Украины, обнаруживших в водопроводной жидкости токсичный диоксин и особо зловредные грибки микромицеты (первоисточники цирроза печени, воспаления легких, рака и пр.), которые нельзя уничтожить даже сильнейшими современными антибиотиками. Уместно вспомнить, что по данным Всемирной организации здравоохранения 90% болезней вызваны потреблением некачественной воды, от которой умирает людей больше, чем от всех форм насилия, включая войну. Украина — не исключение (70% смертности).
Ныне забранную из природных водоемов воду на станции очистки обеззараживают в основном хлором. Для устранения неприятного запаха и вкуса применяют активированный уголь, диоксид хлора или перманганат калия. Будь за окном 1957-й год, слова бы никто не сказал, напротив, муниципальные СМИ не преминули бы протрубить: «Смотрите, какая у нас в Киеве сложная процедура очистки воды!» Но уже в те годы в развитых странах приходили к пониманию, что хлорированная вода даже в малых дозах опасна для людей и животных. Дело в том, что природа не сотворила хлора в свободном виде. Это искусственно созданный препарат. Неорганический. Он токсичен. Он убивает не только кишечную палочку, но и, незаметно, нас с вами. Фильтры, за исключением тех, что по цене в несколько тысяч долларов, лишь привносят дополнительное загрязнение, бутилированная вода, если она находилась в пластике более двух дней, тоже канцерогенна.
Все, что нам остается, — замораживать водопроводную воду в холодильниках и таким образом частично избавляться от вредных веществ. Или брать за горло депутатов Киевсовета и трясти их до тех пор, пока не впишут в бюджет города строку о финансировании всего комплекса мер по очистке воды, чтобы и у нас в этом отношении все было, «как у людей». А у людей для обеззараживания воды применяют серебрение (обогащение ионами серебра), озонирование или еще более прогрессивный способ — ультрафиолетовое облучение, как это делают с невской водой в Санкт-Петербурге.
Но даже в том случае, если водозаборная станция будет выдавать кристально чистую воду, к потребителю она будет приходить уже грязной и опасной. Ведь, она проходит через сеть труб, которые простираются на пять тысяч километров, и многие из них лежат в земле десятки, а то и сотню лет. За эти годы они накопили все вредные вещества, которые только могут быть. Внутри любой трубы возникает микрофлора. Это мутанты. Не будь это правдой, там не слизь была бы внутри, а какая-то неорганическая масса. А это другая форма жизни, искусственно созданная на Земле. И очень опасная. Так что пора начинать систематическую замену этого хлама на современные трубы, срок службы которых до 70 лет, и только после этого будет смысл закупать дорогое оборудование для очистки воды. Если делать что-то одно, результата не будет.
Такой вес городскому бюджету с одного подхода не взять. Но кто сказал, что совокупный интеллект Киевсовета не способен справиться с пусть грандиозной, но все же решаемой задачей? Может быть, даже задачей номер один для современного города. Вот, к примеру, вариант: направить на эти цели половину ресурсов, полученных от взяток на сооружение высоток, или от рекламного, или от парковочного бизнеса.
Дело не в нехватке ресурсов, дело в желании, заряженности на результат, в чувствах, которые испытываешь к родному Городу. Смогли же их предшественники (мэр Александр Омельченко) сотворить для Киева неоценимое чудо — соорудить 187 бюветов, из которых сегодня работает полторы сотни. Артезианские скважины из двух горизонтов: юрского (глубина 210-350 м) и сеноманского (90-200 м) дают отличную пресную питьевую воду, обладающую наилучшими показателями по химическому составу и вкусу, свободную от радионуклидов, нитратов и других вредных соединений. Ну, а в тех случаях, когда СЭС обнаруживает повышенную концентрацию опасных веществ, как, например, кремния, бюветы тут же закрывают (на ул. Туполева, Лукьяновской, Драйзера), чего с речной водозаборной станцией не сделаешь.
Но за счет подземных горизонтов город обеспечивается водой всего на 13%: водопроводная сеть снабжает артезианской водой Оболонь, Троещину и Минский район, остальные пьют очищенную хлором воду. Вот и получается, что проблемы с водой в городе вроде бы изучены, но так и остаются недопонятыми. Да, киевляне пока смиренно набирают в чайники воду из кранов. Впору подумать, что эта жидкость содержит вещество, парализующее их волю.
Лики будущего
Тем, кто глубоко осведомлен о городских проблемах, думается, тяжело засыпать без сильнодействующего снотворного. Одни оползни чего стоят. Данные о них фиксируются с 1944 года, и долгое время они не вызывали особых тревог. Но в 2012-м оползни активизировались, а в минувшем году ученые НАН зафиксировали в столице 47 новых очагов повышенной опасности. Земля, на которой стоит Киев, продолжала ползти на 130 участках. Такого не наблюдалось 250 лет! Катастрофа, случившаяся летом 2015 года с большим коллектором, к которому подключено 700 высотных зданий, напомнила киевлянам, что угроза Куреневской трагедии не относится к далекому прошлому.
Город сползает в Днепр. В основном — историческая часть, расположенная на холмах, имеющих в своей основе просадочные грунты и карстовые породы. Геологи предупреждают: застройка прибрежной территории столицы грозит масштабными оползнями. Если дела пойдут таким же образом, Андреевскую церковь, памятник святому Владимиру, Киево-Печерскую лавру, Мариинский парк, Аскольдову могилу и другие памятные места на киевских склонах (более 80 аварийных объектов) грядущие поколения смогут лицезреть разве что на открытках.
Но вырубка зеленых насаждений продолжается, неконтролируемое строительство процветает, дренажные системы не содержатся в надлежащем виде, системные противооползневые мероприятия не ведутся. А ведь на спасение Киева от оползней требуются не такие уж большие деньги — где-то полмиллиарда гривен ежегодно. В городском бюджете не могут наскрести и десятой части. На выборы деньги есть, а на борьбу с оползнями в Киеве — нет. На переименование улиц деньги есть, а на то, чтобы город уцелел, денег нет. А ведь десяток лет назад в Киеве худо-бедно блокировали неутомимые попытки застройщиков вгрызаться в днепровские склоны, находили деньги на плановые противооползневые работы, на чистку подземных коллекторов, на покупку необходимого оборудования. Но с каждым годом этой проблеме уделяли все меньше внимания и, соответственно, все меньше денег, а нынешний засушливый год и вовсе усыпил бдительность отцов города. Сегодня чиновники относятся к беде с непонятным равнодушием, но предстоящая зима ожидается снежной, а город могут накрыть ливни невиданной силы.
Тут что важно понимать? Оползневая проблема обострилась по вине человека, вернее, алчности человека. Это на Манхеттене фундаменты небоскребов опираются на скальные породы, а в Киеве — на лёссовые и глиняные грунты. Постоянный забор воды во все возрастающих объемах понижает уровень грунтовых вод, что создает пустоты в карстовых породах, а, значит — предпосылки для новых оползней. Сваи не спасают — грунт начинает ехать под сваями, как это случилось с Андреевской церковью, «монстром» на Грушевского и т. д. В мире не осталось ничего бесплатного. Но, как и все, что имеет рукотворный характер, руками можно и изменить. Был бы драйв.
А свершить возможно многое. Здесь и сейчас. Да и без особых затрат. Прежде всего, объявить склоны Днепра на правом берегу заповедной зоной с особым статусом. Любое движение в ней — только после городского референдума. А что касается новой затеи нашего любимого мэра — сооружения на Гидропарке какого-то гигантского городка игрищ — и подавно. Ведь к днепровским островам, как системообразующим элементам всей экосистемы Киева, лучше относиться с особой нежностью.
Следующий шаг — переучет всего, что имеет отношение к исторической застройке. При всей пафосности темы в этом деле много неразберихи. Важно четко понимать, что за 70 лет существования СССР в Киеве было разрушено 300 памятников, зданий и сооружений из неоценимого исторического наследия великого Города. С тем, на что коммунистам потребовалось семь десятилетий, в независимой Украине справились за два с половиной. Итог тот же: историческая застройка вновь понесла три сотни новых потерь. Советскими вандалами двигала идеология, нынешними — жажда наживы. Вероятно, они умеют считать деньги, но не умеют заглядывать в будущее. Иначе понимали бы: их имена уже навсегда отчеканены на скрижалях народной памяти.
Сейчас не время для иллюзий. Их мы уже проехали. Судя по тому, с какой нарастающей скоростью забегала строительная братия, заинтересованные лица приступили к дележу последнего крупного ресурса города — его исторического наследия. Братия его не хочет, братии оно мешает, братия жаждет свободных площадок, чтобы посадить там новые торговые центры и высотки.
Историческая застройка в Киеве эклектична, и архитектурные шедевры соседствуют в ней с посредственными строениями. Прелесть ее в том, что она воспринимается как единое целое. Вбивать в нее высотки — все равно что вколачивать гвозди в изысканную керамическую вазу. Конечно, можно заработать и на продаже черепков, но вазу уже не склеить. Точка невозврата пройдена.
Застройщикам некогда заморачиваться сомнениями: они уверены в том, что, продавая людям жилье, творят благо, снимают социальную напряженность и приносят городу процветание. Но мировых запасов наивности не хватит, чтобы поверить в их общественный альтруизм. Им невдомек, что чрезмерное стремление к господству над жизнью, как и все в исторической судьбе, имеет тенденцию переходить в свою противоположность и нести семя гибели. Высотное будущее является пожирателем четырехэтажного прошлого. Отделяясь от своих жизненных истоков, их страстная мечта застроить исторический Город одними высотками сама по себе готовит их гибель. Ведь, тогда не будет разницы между старым городом и спальниками, и разницы в прибылях тоже не будет.
О том Киеве, в котором было так легко дышать, удобно жить, не спеша передвигаться и уютно отдыхать, независимо от толщины кошелька, пора забывать. Нет больше того утопающего в зелени, живописного города с текущей по его середине чистой, полноводной рекой. И уже больше не будет — будут высотки с лихорадочно куда-то спешащими, вспотевшими и затурканными множеством проблем горожанами. Да и не рассчитан центр города, с его изношенными инженерными и прочими коммуникациями, на резко возрастающую нагрузку.
Плотность населения (извечный предмет киевской гордости) возрастает с 450 до 2 000 человек на один квадратный километр. При такой толчее — какая тут может сохраняться аура? Еще десять лет — и все… Киев кончится. С нашего молчаливого согласия. Тем и войдем в историю. Гигантскую лужу под названием «Киевское море» когда-нибудь да осушат, Чернобыльскую АЭС через тысячу лет закопают под землю на десять километров, а вот историю восстановить не удастся.
Город — это не стены, это — люди. Европейская культура и демократия зародились и развивались в городах. В эпоху Возрождения бург только тогда оправдывал свое название, когда в нем одновременно обитало не менее сотни выдающихся людей. Были времена, и совсем недавние, когда в Киеве их были тысячи. На Крещатике сплошь и рядом попадались люди с благородными лицами и умными глазами — изобретатели, конструкторы, хирурги, писатели. Не ищите их сейчас, они разбрелись по миру, ибо спроса на них в Киеве нет. Смотришь на фланирующих по главной улице столицы прохожих — и понимаешь: Городу нечего рассчитывать на защиту от этих персон. Киев будут защищать только киевляне.
Так сколько же в Киеве киевлян?
Не ждите точного ответа. Его никто не знает. Чего только не испробовали: и по количеству потребляемых хлебобулочных изделий, и по числу пассажиров в общественном транспорте, и по объему сточных вод в городском коллекторе пытались определить количество ежедневно находящихся в Киеве людей — и все тщетно.
Действующий Генплан до 2020 года предусматривал фиксацию постоянного населения на уровне 2,65 млн и подгонял под эту цифру развитие городской инфраструктуры. В действительности, согласно исследованиям Аналитически-исследовательского центра «Институт города» и Института демографии и социальных исследований НАН Украины, в Киеве уже практически проживает около, а скорее всего — свыше 4 млн человек. Через несколько лет их будет пять, а еще через несколько — семь, а затем и все девять. Это неизбежно: современный мир вырастает в городах, города перерастают в мегаполисы, а те, в свою очередь, сливаются в мегарегионы. Это универсальная матрица, и вряд ли есть смысл ей противостоять.
Киев — единственный в Украине город со стойкой тенденцией к росту населения. Во всех остальных наблюдается отток. Сюда стекаются не только люди, но и финансы, что, в свою очередь, лишь усиливает неконтролируемые потоки вновь прибывающих.
Кто эти люди? И сколько среди них киевлян? Один контингент просчитывается довольно точно: из Броваров, Борисполя, Ирпеня и других окружающих столицу городков ежедневно в Киев приезжают на работу 558 тысяч человек, или 32% населения Киевской области. Это так называемые киевляне на дневное время суток. У них своя культура, свои песни, свое отношение к упомянутым проблемам Города. В лучшем случае они подпишут петицию, но стоять в пикетах против уничтожения очередного сквера не будут, они будут спешить на маршрутку в Бровары. Даже без особого проникновения в их внутренний мир совершенно очевидно, что все это далеко от их сердец.
Не меньше в Киеве, по сравнению с «доезжающими» (есть у кадровиков такой термин), тех, кто за последние годы ринулся в столицу в поисках пристойного заработка. Люди с редкой профессией или высокой квалификацией едут дальше в западном направлении, а в столице Украины оседают водители маршруток, таксисты, курьеры, развозчики пиццы, продавцы, охранники, ремонтники. Занятые в сфере обслуживания практически все — иногородние. Они уже называют себя киевлянами. Мысли о городе в их головах, естественно, проскакивают, но носят они исключительно потребительский характер. Какие там оползни? Какой городской силуэт? Какое историческое наследие? Им бы ночь продержаться, крышу над головой обрести, заякориться в городе, в детсад устроить детеныша. Ради этого они на все согласны.
Итак, по городу ходит миллион людей, которым, если начистоту, до Города и его проблем дела нет. Состав киевского населения драматически меняется, но об этом никто всерьез не задумывается. А зря. Слишком многое зависит от настроя жителей столицы. Откуда они взялись и как стали киевлянами, исключительно важно для будущего города.
До войны в Киеве проживало 800 тысяч, после освобождения города от оккупантов осталось 180 тысяч. Кстати, украинским (то есть, большинство составили украинцы) город стал с 1943 года. Плюс те, кто вернулся из эвакуации, мобилизовался из армии или, оставшись без крова, выбрал для дальнейшей жизни Киев. Вот этих людей можно назвать коренными жителями, хотя общепринято награждать таким статусом горожан, обитавших в городе до третьего колена. Точного их количества никто не подсчитывал. Да оно и понятно: чиновный люд, особенно сановный, в Киеве сплошь приезжий (последний городской голова-киевлянин был в 1941 г.), а, значит, в таких подсчетах не заинтересованный. Дай Бог, чтобы набралась десятая часть нынешнего населения, но, думаю, не наберется. Во всяком случае, удельный вес коренных жителей в Киеве наименьший в сравнении со всеми крупными городами Украины.
Для восстановления народного хозяйства рабочих рук в Киеве недоставало. Город лежал в руинах, все крупные предприятия — в развалинах, в 1947 году 85% урожая в Киевской области собрали в том числе «городские», серпами. Кинули клич — и в Киев переехала добрая сотня тысяч рабочих, инженеров, строителей. Эти люди до своих последних дней справедливо называли себя киевлянами, а их дети и внуки даже не знают, откуда приехали их родители.
В конце 50-х город задыхался от нехватки жилья. Первомайский, Отрадный, Нивки, Русановка, Лесной, Оболонь, Троещина, Радужный. Для их постройки потребовались десятки, если не сотни тысяч строителей. Их собирали по близлежащим городкам и селам. Поначалу они жили в общежитиях, затем получили квартиры в новостройках, где под окнами высаживали мальвы и чернобривцы, держали на балконах кур, по вечерам задушевно пели хором замечательные украинские песни. Этот колорит надолго задержался в Киеве и даже сегодня придает городской атмосфере некую мягкость и миловидность, что уникально для многомиллионного мегаполиса.
Последний приток новых киевлян случился на закате советской эпохи. Тогда брежневское руководство, купившись на угрозу «звездных войн», принялось выстраивать базу для космической военной индустрии и для создания климатического оружия. На Рыбальском острове, на Троещине возводились корпуса сверхсекретных заводов, отовсюду свозились конструкторы, инженеры, техники, рабочие самой высокой квалификации. Это важный момент в истории города, поскольку в Киеве собрались сливки самой продвинутой технической элиты.
Вот такие потоки и сотворили основное население Киева. Это был довольно монолитный сплав, который чутко реагировал на перемены в городе. А далее начали происходить дивные метаморфозы.
Первый оглушительный удар Киеву нанес массовый исход евреев. Из города исчезли люди, которые ходили в театры, посещали концерты, художественные выставки, лектории, диспуты, читали и обсуждали литературные новинки на перекурах в многочисленных НИИ, которые вообще испытывали живой интерес к общественной жизни и пробуждали его в окружающих. Из города ушло смятение умов, город поблек, охамел и начал свое постепенное превращение в село с небоскребами.
В опустевшие квартиры вселялись предприимчивые, ушлые, ориентированные на немедленный успех в карьере, да и в прочих делах персонажи, не намеренные «гнать порожняк» или витать в эмпиреях, а брать свое, здесь и сейчас. Уже в независимой Украине, в эпоху первичного накопления капитала, распространился обычай перепрятывать в Киеве хитроумно украденные деньги. Муниципальные мафиози, чиновники высоких рангов, банкиры, милицейские генералы и полковники, взяв кассу в своем населенном пункте, отсылали с деньгами своих детишек в место, где легче спрятаться, а затем перебирались туда и сами. Понятное дело, проблемы города в их повестке дня не значились. Объективно капитал на город работал — в нем разворачивались стройки, открывались рестораны и прочие заведения, но за это город платил слишком высокую цену: в нем исподволь аккумулировалась прослойка богатых горожан, претендовавших на роль городской элиты.
При Януковиче в Киев нагрянуло по разным оценкам от 24 до 40 тысяч донецких. Они занимали ключевые позиции во всех местах, где бежал денежный ручеек. Это была инъекция в кровеносную систему городской жизни, которая до сих пор не оценена надлежащим образом. В 2008 году я издал роман «Гибель Киева», в котором назвал Донецк Конецком, а донецких — конецкими. Писательская метафора имела целью образно обозначить ситуацию, в которой надорванная ткань киевской жизни будет окончательно изорвана штурмовыми отрядами с Востока. В последние годы подоспел второй эшелон, на сей раз невольных переселенцев. Многие из них с деньгами, иномарками и с теми же претензиями на лидерство. Они сбиваются в стаю, предпочитают жить на (как они говорят) Печёрске, отправлять детей в престижные школы. Из четырех первых классов в одной из таких школ один целиком составлен из отпрысков донецких переселенцев. Они заметный фактор в нашем городе, и не только потому, что паркуют свои джипы на газонах, а потому, что уже считают его своим, и еще уверены, что недалек тот день, когда они захватят в нем власть.
Не скрою, со студенческих лет я не испытывал к ним симпатии. За то, что громко разговаривают, за безапелляционность в суждениях, за то, что не приемлют сомнений в своей правоте, за плохо скрываемую хамовитость. Но… из всех неокиевлян с ними связываю и определенные надежды. За то, что, укоренившись в городе, начнут отстаивать его интересы, со свойственной им энергичностью примутся за решение его проблем. Им нужно помочь поскорее стать киевлянами. Как и многим другим, приехавшим жить в Киеве.
Муниципальная власть должна этим серьезно озаботиться. Лучше всего учредить обширную программу и не жалеть средств. Ее быстро нужно запускать и выстраивать так, чтобы откликалась душа. Могу подсказать первый ход: размещать на городском транспорте портреты с лаконичным текстом «100 великих киевлян». Зримо, доходчиво, и никуда не денешься — все равно посмотришь.
* * *
Готовясь к надвигающимся заморозкам, я решил разбросать по дачному участку органические удобрения. Разворошив компостную яму, наткнулся на осиное гнездо. Разъяренные существа яростно набросились на меня, гибли десятками, но жалили до тех пор, пока не прогнали. Мне трудно это понять, но они атаковали только меня, человека с граблями, хотя рядом стояли другие люди.
Любое создание защищает свое гнездо. Человек — не исключение. В Киеве достаточное количество людей, воспринимающих город как свое гнездо. Даже уверен, что в конечном итоге только киевляне внутренне готовы защищать его не хуже упомянутых ос. Да только подевались они куда-то.
Почти на нет сошли многолюдные акции, пару лет назад ежедневно вспыхивавшие против хищнических застроек во всех уголках города. Разбежались активисты, еще вчера протестовавшие против возведения «Позняков» на месте угробленного Сенного рынка. Очевидно, уплыли вниз по течению борцы с «песочной мафией», уродующей Днепр ямами, которые образуются после нелегальной добычи песка. Все затихло. Все ожидают, что избранные ими депутаты, мэр и КГГА будут наводить порядок, а они просто будут жить. Даже пламенные (совсем недавно) борцы с коррупцией или просто заинтересованные обыватели вопрошают: а куда это запропастились киевляне? Все ожидают активности от соседа. Такое впечатление, что никто не читал «По ком звонит колокол».
Что это? Повальная эпидемия апатии? Внутренняя капитуляция перед бедностью, которая, по замечанию великого киевлянина Константина Паустовского, «прячет людей в угол лучше самого осторожного вора»? Или, хочется верить, — это не яростное молчание, а накопление сил?
Ответа не знаю, а грузить читателя «византийским туманом» не намерен. Но зато точно знаю, что по историческим меркам не так давно через проходные заводов ежедневно проходили 800 тысяч киевлян, что это был мощный центр науки и заметный очаг культуры, что в нем и сегодня обнаружится большое количество умных, одаренных, образованных людей, которым сложно мириться с тем, что творится с их родным городом. Для них Киев такое гнездо, где хочется жить и которое хочется защищать, даже если ему определили 131-е место в мире.
