Когда Станислав Волков начал готовить материалы для «Альтернативных новостей Туркменистана», спецслужбы вырубили ему интернет и облили кислотой — и все потому, что он осмелился описывать суровую реальность повседневной жизни в туркменской столице, которая снискала себе славу города-отшельника.
Когда я был ребенком, все называли Ашхабад «город-сад». Он утопал в зелени, в его каналах бурлила горная вода, а под кронами деревьев было прохладно даже в самые жаркие летние месяцы. По вечерам соседи собирались в садовых беседках и пили чай.
После того, как в 1991 году Туркменистан получил независимость от Советского Союза, Ашхабад пережил второе рождение. Сегодня современный Ашхабад в шутку называют «городом мертвых», потому что в новых районах из белого мрамора почти невозможно увидеть людей. Туркменская столица вошла в Книгу рекордов Гиннеса как самый беломраморный город на Земле. На самом деле это не единственный ее рекорд: здесь же находятся крупнейшее в мире колесо обозрения закрытого типа, самый большой фонтан и самое крупное архитектурное изображение звезды. В новом аэропорту можно полюбоваться на самый большой в мире образец традиционного орнамента туркменского ковра, который украшает главный пассажирский терминал. До недавнего времени столица даже могла похвастаться самым высоким в мире флагштоком. Все эти новые забавы — эти здания, парки и дороги — предположительно строились для людей. Последние заплатили за них молчанием.
***
Я родился в Ашхабаде в 1987 году и пошел в школу в 1994-м. Помню, как в первом классе нам вручили значки и часы с изображением президента Сапармурата Ниязова, которые мы должны были носить каждый день. В том возрасте я не до конца понимал идею культа личности, а родители не спешили мне ее объяснять.
Зато я довольно рано узнал, что такое дискриминация. Наша семья жила очень скромно: папа работал сварщиком, мама — учителем средней школы, и жили мы не в самом благополучном районе Ашхабада. Именно здесь я впервые на собственной шкуре испытал проявления туркменского национализма. Проходя по улицам города, мы слышали, как туркмены кричали нам вслед: русские, отправляйтесь в свою Россию.
Ниязов начинал насаждать в обществе идею собственного превосходства и по-своему перестраивать Ашхабад. Десятки исторических памятников были разрушены, снесены сотни домов. На их месте возвели высотные здания, облицованные белым мрамором. Почти все многолетние деревья были вырублены и заменены хвойными, не пригодными для сухого климата и дающими мало тени. Были проложены новые автомагистрали, а оросительная система каналов, создававшая особый микроклимат города, была почти полностью уничтожена. На месте старых чайных — сегодня автостоянки или просто пустыри.
Когда начался массовый отток русскоязычного населения из страны, была запущена кампания по искоренению языка. С работы увольняли сотрудников нетуркменского происхождения, а в университеты перестали принимать студентов с нетуркменскими именами. Многие из моих друзей и одноклассников даже не стали ждать окончания школы и просто уехали из страны.
О переезде в Россию моя семья могла только мечтать. После смерти отца в 1997 году мы едва сводили концы с концами. Чтобы прокормить семью, мать работала на трех работах. По окончании школы в 2003 году я хотел поступать в московский вуз, но у нас не хватило на это средств.
Именно тогда у меня возникла мысль о том, что в Туркменистане надо что-то менять. Однако после так называемого покушения на Ниязова в ноябре 2002 года и последующей волны арестов, которая затронула любого, кто осмеливался критиковать власть, было невозможно представить себе, как это сделать.
В 2006 году мне удалось уехать в Россию и поступить на экономический факультет Ростовского университета. Но в следующем году деньги закончились, и я был вынужден вернуться в Ашхабад. В итоге я получил специальность электрика и пошел работать.
***
Приход к власти Гурбангулы Бердымухамедова через год после смерти Ниязова был ознаменован очередной прокатившейся по городу разрушительной волной. Бердымухамедов тут же поставил себе целью уничтожить память о своем предшественнике. Он затеял «реконструкцию» центральной аллеи имени Ниязова, что на деле означало ее полное уничтожение. Там он построил себе новый дворец, для чего пришлось снести десятки домов, и закрыл для публичного пользования всю улицу, превратив ее в свой личный бульвар. На любой центральной улице, по которой может проходить президент, запрещено открывать окна, устанавливать кондиционеры или спутниковые антенны и развешивать белье.
Власти инвестировали в развитие инфраструктуры, но не стали привлекать квалифицированных специалистов. В результате в жаркие летние месяцы некоторые районы могут несколько дней подряд томиться без воды и электричества, в то время как в центре города круглосуточно работают фонтаны, а яркие огни освещают безлюдные улицы. Власти Ашхабада, кажется, с особым удовольствием выкорчевывали многовековые деревья, которые, по их мнению, препятствуют расширению дорог.
Среди вычурных архитектурных сооружений, в которые они инвестировали миллиарды долларов, особенно выделяется аэропорт — и это в городе, где уже есть международный автовокзал, который за пять лет своего существования не обслужил еще ни одного международного рейса. Между тем аэропорт обошелся в 2,3 миллиарда долларов и рассчитан на пассажиропоток, составляющий до 1600 человек в час, правда работает он на десять процентов от своей мощности. Чтобы построить новый аэропорт, власти снесли целый поселок Чоганлы. По подсчетам Amnesty International, это примерно десять тысяч разрушенных зданий, где проживало около 50 тысяч человек. Причина сноса? Президент не хотел, чтобы, подлетая к аэропорту, иностранцы видели не слишком радужную повседневную жизнь простого туркменского народа.
Поскольку президент не любит животных, городские власти по-варварски расправляются с дворовыми собаками и даже домашними животными. В адрес защитников животных, которые сообщают об этих злодеяниях иностранным СМИ, регулярно звучат угрозы, их лишают доступа в интернет, против них возбуждают сфабрикованные уголовные дела.
Те немногие активисты и независимые журналисты, которые пытаются рассказать миру о реальной ситуации в Туркменистане, также подвергаются преследованиям и запугиванию. Один из ярких примеров — уголовное дело против независимого журналиста Сапармамеда Непескулиева, который был арестован в 2015 году по ложным обвинениям в незаконном хранении запрещенного в стране препарата трамадол. Непескулиев готовил для зарубежных СМИ, в том числе для «Альтернативных новостей Туркменистана» и «Радио Свобода», материалы о плохом состоянии дорог в его родном городе, нехватке питьевой воды и проблемах в сфере здравоохранения и образования. В результате он был приговорен к трем годам тюремного заключения, а возможно, его ожидала и более печальная судьба: недавно имя Сапармамеда оказалось включенным в список людей, которые исчезли в туркменских тюрьмах, никто из родственников не знает, где он и каково его состояние.
***
В 2013 году я впервые обратился к одному из таких независимых журналистов, Руслану Мятиеву, сказав, что хотел бы написать о предубеждениях, которые существуют в отношении подобных мне людей с двойным гражданством России и Туркменистана. Когда информация о статье появилась в «Альтернативных новостях Туркменистана», которые Мятиев запустил на Facebook в 2010 году, мой работодатель предупредил меня, чтобы я с Мятиевым больше не контактировал.
Но думаю, что по-настоящему я привлек к себе внимание спецслужб где-то три года спустя, когда тяжело заболела моя мать. Я снова обратился к Мятиеву за помощью — вместе нам удалось получить разрешение на выезд в Москву, где ей должны были сделать операцию — и я начал отправлять Руслану отснятые мною в Ашхабаде фотоматериалы: сцены убийства животных, никудышные дороги, состояние кладбищ, жизнь православных христиан и т. д. Мятиев публиковал эти и другие истории на сайте Habartm.org, который он ведет за границей. Мое имя не фигурирует там из соображений безопасности: в начале этого года был арестован один из журналистов Мятиева.
Тем не менее службам безопасности было известно о моих занятиях, и мне предстояло за них ответить: я был лишен выхода в интернет и на меня временами совершали нападения на улице. Для отправки информации мне приходилось использовать сразу несколько коммуникационных платформ, поскольку службы безопасности блокировали их после отправки очередной порции фотографий.
25 апреля 2017 года, когда мы с приятелем шли в магазин, незнакомый человек плеснул в меня неизвестной жидкостью и скрылся. Поначалу я не придал большого значения этому инциденту: моя рука лишь немного покраснела. Однако вечером началась сильная боль, и через пару дней на коже образовался пузырь. Жидкость была разбавленной кислотой.
После смерти матери квартира перешла в мою собственность, я продал ее за половину стоимости и покинул Туркменистан навсегда. Туркменские спецслужбы успели на 20 минут задержать меня в аэропорту — чтобы напоследок пощекотать мне нервы.
***
В моем старом городе жизнь идет своим чередом. Изо дня в день люди борются за то, чтобы найти работу и прокормить свои семьи в условиях высокой безработицы и тотальной коррупции. По независимым оценкам, безработица в Туркменистане составляет 60%. Зато какой последний подарок сделали местные власти городу? Правильно, «Олимпийскую деревню» стоимостью в пять миллиардов долларов, которая была построена для проведения 10-дневных Азиатских игр.
Я не хочу возвращаться в Ашхабад хотя бы по той простой причине, что от старого города моего детства там ничего не осталось. Изменить облик столицы недостаточно: необходимо изменить политическую ситуацию в стране в целом. В Туркменистане нет правосудия, поскольку вся судебная система находится в руках президента и подконтрольного ему Министерства национальной безопасности. Государственные СМИ выступают рупором власти, они регулярно называют своего «уважаемого» президента «героем», а период его правления ничем иным как эпохой процветания и счастья. А люди боятся сказать даже слово поперек.
Многие жители с горькой улыбкой вспоминают документальный фильм об Ашхабаде, который снял бельгийский журналист Том Вайс (Tom Waes). Приглашенные властями для создания благоприятного имиджа страны за рубежом Вайс и его съемочная группа подготовились к тому, чтобы представить объективный взгляд на вещи. Они засняли неуклюжие попытки «гидов в гражданском» скрыть даже самые безобидные доказательства повседневной жизни: грязные рыночные лотки; термос с чаем у владельца лавки; совок для мусора и метлу. Гиды всячески старались показать, что в нашем городе все в порядке. В Ашхабаде, как и в Багдаде, все спокойно.
