Я замечаю вещи, которые другие не видят, не слышат или не чувствуют. С 15 лет я страдаю параноидальной шизофренией. Часто это делало меня счастливым, но это может стать и невыносимым.
Поезд как раз въехал на станцию, когда я потянул за ручной тормоз. Вагон остановился, но двери еще не открылись. Я ждал, когда придет машинист поезда, чтобы посмотреть, что за «чрезвычайная ситуация» произошла. «Веселящий газ», — сказал я ему. Сегодня я знаю, что это были обонятельные галлюцинации, но тогда я был абсолютно уверен, что в метро распылили газ. После моего объяснения многие пассажиры начали смеяться, что я воспринял как подтверждение. «Веселящий газ?»
Машинист раздраженно перевел ручной тормоз в прежний режим и поехал дальше. Но для меня дело было еще не закончено. Преисполненный гражданским долгом, я пошел к ближайшему полицейскому участку, рассказал о газе в метро и еще отметил, что также, возможно, я был отравлен ЛСД. Служащий выразил понимание в ответ на мой сигнал об атаке «в такие времена».
Но потом мы сошлись на мнении, что вариант с отравлением был вероятнее. Он вызвал скорую. Я попросил воды для борьбы с «отравлением», на что он отправил меня в туалет. Пока скорая была в пути, я пил столько воды, сколько мог, потому что, честно говоря, мне казалось, что лихорадка от этого усиливается.
Психоз может быть безумно интересным
Прибыв в университетскую клинику, я должен был ждать в коридоре. И ждать. И ждать вызова так долго, что мнимая лихорадка стала слабее и я покинул здание.
На территории со мной заговорили еще двое мужчин из службы безопасности, которые кого-то искали, возможно, меня. Но со своими любезными манерами я под их описание на данный момент, видимо, не попадал, и я смог оттуда уйти.
Когда звучат чужие голоса
Болезнь привела к тому, что Феликс Лонголиус делал вещи, которые он делать не хотел. Он постоянно слышал голоса с опасными требованиями.
Этот эпизод произошел примерно 15 лет назад. Тогда мое первое пребывание в психиатрическом отделении было позади, и я хотел избежать последующих. Если бред продолжается долго, то из него сплетается довольно большая сеть. Посторонним кажется, что я в этой сети запутываюсь, но для меня она скорее трамплин, катапультирующий меня на чудовищную высоту. Потому что психоз может быть безумно интересным.
Несмотря на это, сегодня я задаюсь вопросом, можно ли еще однажды остановить этот ход вещей. Могла бы у меня быть жизнь, в которой я не дрейфовал бы в иллюзиях? В которой я не стал бы бездомным и не оказался бы в закрытой психиатрии?
Возможно, предрасположенность к болезни была заложена во мне еще в колыбели, и она, так или иначе, нашла бы возможность развиться. Чаще всего она вспыхивает в возрасте с 16 до 25 лет.
Даже обычно трудное половое созревание дает много поводов для сомнений, но большинство людей преодолевают их, не заболевая психически. В моем случае добавилась сложная семейная ситуация.
Мой отец рано умер, мать заболела рассеянным склерозом и стала винить в этом меня. Я воспринял это серьезно и хотел все исправить. Я бы с удовольствием ей помог! Но не мог найти того винта, который я мог бы повернуть, чтобы изменить ее состояние. Кроме этой гнетущей обстановки дома, у меня появился еще один фактор риска, от которого все врачи единогласно предостерегают: еще подростком я часто употреблял марихуану.
«Вы слышите голоса?» — спросил меня один из врачей
Мои чувства следовали ритму наркотиков. Каждые полчаса-час я курил голубые сигареты Gauloises, они, так сказать, задавали такт. Каждые три-четыре часа мелодию, под которую успешно исчезало не только большинство забот, но и мир вокруг меня, освежала самокрутка. Когда мы собирались вместе с друзьями, играл целый оркестр, потому что тогда мы еще и пили.
В 22 года я впервые оказался в психиатрическом отделении. «Вы слышите голоса?» — спросил меня тогда один из врачей.
«Нет», — ответил я и логично подумал: «Судя по тому, как вы это спрашиваете, вы что-то со мной сделаете, если я отвечу честно».
Безумие как наркотик
С помощью лекарств из жизни Феликса Лонголиуса исчезает все фантастическое. Но что приходит после этого? Тут он говорит о пустоте реальности и своей тоске по безумию.
При этом именно голоса привели меня в такое положение. Неделей ранее на шоссе я вдруг услышал: «Итак, господин Лонголиус, теперь командуем мы». Я закрыл глаза и ехал дальше до тех пор, пока не врезался в ограждение. Ущерб был незначительным. Однако на следующий день, передвигаясь на машине по городу, я внезапно ощутил странный запах и подумал, что в моем автомобиле через газовые сопла распыляется психотропный газ. В смертельном страхе я выбежал из машины посреди дороги. Позади меня ехала полиция, которая забрала меня в участок. Меня забрала моя тетя и поехала со мной в больницу. Врач хотел поместить меня в закрытый стационар. Диагноз: параноидальная шизофрения.
Да, я слышал много голосов. Или телепатировал. Или все больше разделял свой внутренний голос на разные личности. Но я лучше описал бы это по-другому: это было моей суперспособностью.
При психозе границы между внутренним и внешним размываются. Это называется расстройством границ «Я».
Когда утрачивается ощущение самого себя, рушится весь мир. Ведь собственное сознание — условие для познания внешнего мира. Это развивалось шаг за шагом. Я замечал странные вещи. Мелочи приобрели для меня иной смысл. Треск в системе отопления был для меня посланием, отправленным другими жильцами дома. Тогда пришли и первые голоса.
Позднее я принял участие в телепатических конференциях, вел беседы с инопланетянами. Это было волнующе и прекрасно. Однажды я встретил инопланетян в лесу, они стояли передо мной, подобные голограмме. Они были очень милы и выглядели абсолютно здоровыми. Настолько здоровыми, что было бы неуместно им сказать, что они возникли всего лишь в больном воображении.
Однажды я отказался принимать лекарства
Ампутация, и, в зависимости от точки зрения, освобождение от мира моих мыслей с помощью психиатрии была для меня по-настоящему ужасной. Я сопротивлялся этому. Однажды я отказался принимать лекарства. Не в первый раз. Но в этот раз, пока я еще беседовал с врачом, вокруг меня незаметно собрались санитары. Внезапно они набросились на меня и потащили в мою палату.
Меня держали за все конечности, и я увидел одного из мужчин, набирающий лекарство в шприц. Он еще быстро спросил про дозу: «Теперь делаем пять или десять?» Незадолго до того, как он сделал укол, я перестал сопротивляться, чтобы он меня не поранил. В инъекции был галдол, сильный нейролептик, то есть лекарство, которое борется с бредовыми галлюцинациями.
Я сомневался в правовом обосновании такого принудительного лечения. Более того, борьба против него превратилась в новое безумие. До сегодняшнего дня я не уверен, что все, что было сделано со мной, было законно. Даже если это и не было поводом для «юридического скандала», как я тогда считал.
Во время психоза я многократно пытался вернуть контроль над своим «Я», вступая в диалог со своими голосами. Чьи эти голоса? Медики сказали бы, что они симптом психоза. Они исходят от меня, а не от инопланетян или кого-то еще.
Хотя я до сих пор в этом не уверен, но предположим, что медицина права и голоса в действительности — мои «громкие мысли». Тогда они исходят непосредственно от моего «Я». Это возникает, как они мне сказали, из моего внутреннего мира, моих чувств, страхов, тревог и желаний, короче, всего того, из чего состоит мое мышление. То есть, если голоса меня идентифицируют, то я все еще идентифицирую сам себя.
Самоидентификация. Но что, если голоса хотят привести меня к самоубийству? Если они хотят чего-то иного, чем я?
Тогда я оказываюсь в конфликте с собственным «Я». Тогда я бы хотел убедить ту часть своего «Я», которая хочет довести меня до самоубийства, что это неправильно. Странная ситуация, но именно в такой я однажды находился. Потому что однажды голоса обратились против меня. Они давили на то, что я должен совершить самоубийство. Что я тогда и попытался сделать, к счастью, безуспешно.
Как шизофрения меняет жизнь
Под слежкой камер, завербованный спецслужбами: то, что Феликс Лонголиус считал своей жизнью, в действительности было проявлением его болезни. Что такое шизофрения? И как она меняет жизнь?
После попытки самоубийства он снова оказался в психиатрическом отделении. После этого началась длительная фаза стабильности. Я даже возобновил учебу. Но через несколько лет я снова потерял все, что построил.
Я бросил учебу, потерял работу и свою квартиру, оказался на улице. Последовали очередные госпитализации в отделение психиатрии, которые сменялись фазами, во время которых я снова занимался телепатией, инопланетянами и лучевыми пушками.
Теперь, годы спустя, лекарства стали для меня желанны
Потому что мое обращение со многими заблуждениями, причиной которых, как считали окружающие, является болезнь, было совершенно не строгим. Теперь, спустя несколько лет, лекарства стали для меня желанным инструментом.
Хотя отредактированный с его помощью материал, мир, кажется, еще скрывает тайны, которые мне открылись бы лишь психотически. Но это не более чем догадки. Доза правильная. Множеству сокровищ, которые я открыл в состоянии болезни, и думал,что смогу купить на них мир, я позволяю сиять лишь в воспоминаниях.
На самом деле все пережитое я и сегодня не считаю фантазией и не все предположительно психотическое — болезнью. Правильная доза значит для меня также способность слышать голоса, которые мне приятны. Если говорить о той жизни, в которой я мог бы сказать: «Заберите, пожалуйста, у меня все голоса, я считаю их галлюцинациями!», то поезд ушел и вокзал тоже снесли.
Моя жизнь — это борьба с реальностью и лекарствами, которые забирают у меня иллюзии. В поисках правильной дозы я пережил много приключений. К сожалению, они часто заканчивались на жестком полу психиатрической клиники, которая заставляет молчать мой внутренний мир.
Я задаюсь вопросом, как «нормальные» могут быть так уверены в реальности. Они никогда не ошибаются? А почему мне нельзя ошибаться? Разве не говорят, что человеку свойственно ошибаться?
Феликс Лонголиус совместно со своим соавтором Шарлоттой Крюгер написал книгу о своей жизни. Она называется «Я могу ошибаться» («Ich mag mich irren»).
